Вера Школьникова - Стрела на излете

• Название: Стрела на излете
• Автор: Вера Школьникова
• Жанр: Фэнтези

---

Лесничиха снова тяжело вздохнула и начала растапливать остывшую за ночь печь - у них, хотя бы, дрова свои, а вот как в деревнях обходятся, она не представляла. Испокон веку леса в Суэрсене общими были, вырубать на продажу не разрешали, за потраву наказывали, но если дрова нужны, или бревна на дом - приходи, договаривайся с лесничим и бери, сколько тебе нужно. А король как Суэрсен своим объявил, так первым делом запретил в лесу охотиться и деревья рубить. В других провинциях такие порядки всегда были, но чтобы у них, на севере, охоту запретить?! Чем жить тогда люди будут, мало ведь у кого своего хлеба на год хватало. Нехватку в соседних землях докупали, за пушнину, дичь, ягоды. А теперь за все штрафы, только дышать бесплатно еще и разрешают, и того гляди, скоро каждый вдох податью обложат.

Говорят, что король по праву гневается - покойный герцог мятежник был и еретик, но пусть даже и так, почему за него теперь народ в ответе? Кто того герцога в Суэрсене видел, он же при дворе вырос. По крови - Аэллин, а на деле - кто его знает? Но каким бы он ни был, а здесь рожден, старые клятвы помнил - при нем хорошо жили, как при отце его, и деде, и дальше - насколько памяти людской хватало. Бывали тяжелые времена, неурожай, война, черная напасть, но чтобы лорд последнее вытряхивал да в свою казну тащил - такого при Аэллинах в заводе не было.

Да если бы король только виру за оскорбление назначил - затянули бы пояса да заплатили, но он же во всем жизни не дает, все старые обычаи зачеркнул одним указом, перевернул все с ног на голову. Земля в Суэрсене скудная, жидкая, как про нее говорят, на такой только сосны да ели хорошо растут, а хлеб и овес - скудно. Потому крестьян в провинции всегда было мало, растили зерна, сколько поднять семьей могли, часть в оброк лорду отдавали за надел, откладывали на посев, остаток - съедали к весне, но не бедствовали - охота разрешена, рыбу лови, сколько хочешь, в столице герцогства, Солере, торговля даже зимой не затихала, обозы по горным перевалам проползать ухитрялись.

А кто охотиться не хотел, мог в кузнечное дело податься, или на рудники, там работа тяжелая, не каждый мужик справится, зато платили не скупясь, на здешних рудниках без каторжников обходились, не то, что в империи. Ну а если голова горячая, а руки неумелые - прямая дорога в дружину к герцогу.

А теперь что? Чуть больше года прошло, как король вернулся, а вокруг сплошное разорение. Налог с земли назначил такой, что не заплатить, хоть из кожи вон выпрыгивай, да не деньгами, а зерном. А где его взять? Не купишь - лес закрыли, ловлю запретили. За всеми, оно понятно, не уследишь, для себя на пропитание браконьерствовали потихоньку, но на продажу уже не понесешь добычу, сразу спросят, откуда шкурки да дичина.

В печи разгорелась лучина, потихоньку занялись поленья, женщина прикрыла заслонку и пошла за водой к родничку. О том, как браконьеров наказывали, ей и вспоминать не хотелось. Муж полночи пил и воем выл, мол, пропади оно все пропадом, всю семью по миру пустит, но больше никого властям не отдаст, пусть выгоняют. Да кто ж знать мог, что за двух зайцев человека на куски раздерут! Лесничиха подхватила ведра и медленно ступая, вернулась в дом. На сердце было тяжело - если его и впрямь выгонят, ей с детьми только милостыню просить останется. Даже дом этот не их, а герцогский, теперь, значит, королевский.

А если не милостыню, то еще хуже - на королевские поля работать за кусок хлеба, как в рабство. Кто налог вовремя уплатить не смог - у тех землю отбирали, под управление Короны. Соседние хутора объединяли в один большой надел, где нужно - вырубали лес, ставили деревянные бараки для работников и нанимали крестьян. Поначалу туда никто не шел - кому охота за еду и жалкие гроши, да и то, не сразу, а как урожай соберут, горбатиться, но голод вынудил. Какая-никакая, а крыша над головой и миска похлебки.

Женщина перелила воду в котелок и поставила греться, села перебирать крупу. Вот и брат ее с семьей так - был сам себе хозяин, а теперь батрак королевский. Муж свояку деньгами помог, вроде бы хватало на выплату, а за два дня до сбора еще одну пошлину добавили, так он земли и лишился. Она в том месяце сына младшего с посылкой отправляла, навестить дядю, так брат чернее черного ходит, говорит, лучше б я в разбойники на тракт подался, чем на короля пахать.

Она всыпала крупу в закипевшую воду и размешала, добавила маленькую щепотку соли: после того, как налог подняли, соль стала роскошью. Закончится старый запас, придется пряными травами обходиться. В разбойники! Много таких умных - сперва вдоль тракта грабят, потом вдоль того же тракта на деревьях висят. Но отчаянных голов не убывает, всех не перевешаешь. Купцы теперь сушей стараются не ходить, только по морю, на зиму торговля замирает, не то, что в старые времена.

Куда ни глянь - всем плохо, что крестьянам, что дворянам. В Суэрсене ведь все благородные - Аэллины, не по отцу, так по матери, все между собой в родстве. Король как весь род вне закона объявил, так у всех дворян местных владения отнял, у кого замки были - с землей сровнял, да еще и виру наложил, за оскорбление своего королевского величества. Мужчины по соседним провинциям разошлись, в дружины, а женщины с детьми остались, голодают, последнее проживают.

Времена - хуже не придумаешь, а деваться некуда. Сперва герцогиня-покойница бунтовать не велела, а потом уже поздно было - король первым делом старые вольности отменил, запретил простому люду владеть оружием. Солдаты по домам ходили, отбирали. Кто сообразил вовремя, тот, конечно, лук и стрелы припрятал, а вот клинков почти и не осталось, разве что зарыть кто успел. Леснику-то оружие оставили, но что с того толку? Не будет же он в одиночку против всей империи воевать.

Рассвело, по горнице поплыл сладкий запах молочной каши, на кровати заворочался муж, кто-то из мальчишек стянул с сестренки одеяло, девочка заплакала спросонок. Лесничиха вытащила котелок на стол и поспешила к детям - раздавать завтрак, подзатыльники и работу на день.

***

У Торна Геслера, королевского наместника в Суэрсене, с утра болела голова. Впрочем, состояние это было ему не в диковинку, господин наместник скорее бы удивился, проснись он хоть раз без головной боли. Каждое утро эта боль принимала новые формы - возмущение на рудниках, жалобы ограбленных купцов, сбор дорожной пошлины, повышение налогов, поиск управляющих для новых королевских поместий, казнь очередных бунтовщиков, жаловаться на однообразие не приходилось.

Сегодняшняя боль приняла облик королевского представителя из Сурема и со всеми удобствами расселась в его собственном кабинете. Одной рукой она пролистывала последние отчеты, подготовленные, но еще не отправленные, а второй подносила к губам, обрамленными изящными усиками и бородкой, чашечку с карнэ.

В письменном виде дела в провинции смотрелись просто великолепно - буковка к буковке, шелковая бумага, самые дорогие чернила. К сожалению, король отказывался довольствоваться бумагой, даже шелковой, и требовал золота. Представитель в очередной раз довел это требование до сведенья господина Геслера, и головная боль сразу же переросла в мигрень. Кроме золота, его величество желал, чтобы в Суэрсене было окончательно искоренено пагубное влияние рода Аэллин, а жители провинции зарабатывали свой хлеб честным крестьянским трудом, а не охотой и прочими промыслами, исключающими оседлый образ жизни. Поскольку Суэрсен перешел в прямую собственность короля, он желал, чтобы его подданные служили примером для всего населения империи своим благочестием, высокой моральностью и трудолюбием.

На "высокой моральности" мигрень достигла своего пика, и дальше Геслер уже не слушал, только послушно кивал, изобразив на лице крайнюю почтительность. Наконец, вступление закончилось, и столичный чиновник перешел к делу. Согласно последнему указу, суэрсенские железные рудники переходили под управление военного ведомства, чем там будут заниматься, Геслер так толком и не понял, но ему следовало военного коменданта принять, и во всем содействовать. Содействовать предлагалось из местных средств, не забывая при этом вовремя отправлять налоги в столицу.

Управляющему захотелось прыгнуть с крепостной стены, но он жил в отобранной у кого-то из дворян усадьбе, вокруг дома стоял невысокий забор, а пруд в саду как замерз на зиму, так до сих пор еще не оттаял. Ах, посмотреть бы в глаза дорогому дядюшке, предложившему племяннику эту должность: "Если подойти к делу с умом, ты озолотишься! И обретешь благосклонность его величества, что еще важнее!"

Ума с трудом хватало, чтобы избежать позорной отставки и опалы, о благосклонности и золоте речи уже не шло. Нет бы Геслеру раньше задуматься, почему дядюшка не отдал лакомое местечко одному из своих сыновей, благо наплодил их министр финансов столько, что на все герцогства хватит и еще на графства останется, реши король извести лордов по всей империи.