Александр Щелоков - Вкус смерти

• Название: Вкус смерти
• Автор: Александр Щелоков
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Детектив
• Год: 1995
• ISBN: 5-85585-246-6

О попытке террористов похитить командира ракетной дивизии с целью начала политического торга.

---

— Припоминаю. А сын?

— О, мальчик он колоритный. Безбожно пил. Потом лечился. Теперь примерно служит и блюдет чужую нравственность.

— Придется знакомиться.

Майор Червяков выглядел щеголем. Трудно сказать, как он успел обернуться, но к тому времени только три человека в дивизии — генерал-комдив, полковник — начальник тыла и майор-кадровик — носили новенькую российскую военную форму, возвышавшую их над остальными офицерами куда заметней, нежели размеры и число звездочек на погонах. Всем другим офицерам, как это водится в русской армии, приходилось донашивать тертые-перетертые в трудах и ученье обноски.

Положив руку на стопку личных дел, майор доложил Прасолу:

— Вот список тех, кого в ближайшее время представим на увольнение в запас. А этих — на выдвижение…

Червяков говорил тоном, каким во времена давние суровые люди в форме, возвышавшей их над остальными, докладывали своим начальникам: «Вот списки тех, кого нынешней ночью надо взять, а вот — которых надо пустить в расход». Что поделаешь, тон и интонации чиновников мало зависят от определения, которое себе присваивает государство — «демократия» или «диктатура». Все определяется только тем, сколько прав власть от своего имени предоставляет сидящим за столами бюрократам.

Пробежав глазами списки, которые подал майор, Прасол сказал:

— Начнем с увольняемых. Давайте старшего лейтенанта Пермякова.

По вызову в кабинет вошел офицер. Подтянутый, крепкий, с обветренным лицом и мозолистыми руками. Вскинул руку к пилотке:

— Старший лейтенант Пермяков.

— Садитесь, — предложил Прасол и указал на стул.

— Может, не надо? — возразил офицер. — Вряд ли моя кандидатура вас заинтересует. Я нежелательный элемент, товарищ полковник.

Старший лейтенант смотрел Прасолу прямо в глаза, и уголки его рта кривила ехидная улыбка.

— В дивизии, — с необъяснимой поспешностью вступил в разговор Червяков, — формировалась специальная группа для миротворческой службы в Абхазии. Старшему лейтенанту Пермякову было предложено место, он категорически отказался…

— Спасибо, товарищ майор, — прервал его Прасол и посмотрел на Пермякова в упор. — Струсили или что?

Старший лейтенант напрягся, непроизвольно сжал кулаки, сверкнул глазами.

— Я бы, товарищ полковник, в ответ мог просто выйти и хлопнуть дверью. У вас в столице иные взгляды на все. Разве не так?

— Может быть, — миролюбиво согласился Прасол.

— Военную службу я выбрал сознательно. У меня на счету двести прыжков. Свое дело люблю. Но мне не по душе быть миротворцем с автоматом. Не могу стоять в оцеплениях, где тебе в морду плюют, а ты только утираешься. Я присягал защищать Отечество, но никогда бы не стал стрелять в Белый дом или бить резиновым дрыном по головам стариков. Мне не по душе изображать миротворца в Грузии, где орут, что Россия все время держала их в кабале. Отделились, получили самостоятельность, пусть наслаждаются, сожительствуют с Шеварднадзе. И свои дела решают сами. Нет защитников? Пусть пошуруют по российским базарам. Или вырубят в Кахетии рощи ананасов и бананов, чтобы грузинские патриоты взялись за оружие, а не везли фрукты на наши рынки…

— Вы язва, — сказал Прасол. — Слава богу, не желудка.

Старший лейтенант усмехнулся.

Прасол прекрасно понимал, какие чувства гложут Пермякова, что заставляет его злиться и нервничать. Юношу, который выбрал себе цель на пороге жизни, успешно сделал первые шаги на избранном поприще — окончил училище, проявил себя честным самостоятельным командиром, вдруг поставили в дурацкое положение, показав, что ни он сам, ни его знания и опыт уже не нужны государству. И оказалось, что человек, призванный защищать других ценой постоянного риска, а возможно, и пролитой крови, сам оказался социально не защищенным. Он ощутил дыхание угрозы быть выброшенным на обочину в тот момент, когда начинать жизнь сначала будет очень трудно, либо невозможно вообще. В этом его убеждал пример майоров и подполковников, семейных, но бесквартирных; обремененных никому не нужными в наше время качествами — чувством долга, ответственности, порядочности. Их просто выбили пинком из привычного круга дел, бросили на произвол судьбы без средств к существованию, без крыши над головой. Чтобы обезопасить будущее от такой судьбы, Пермяков решил сам хлопнуть дверью, пока мудрые кадровики не сплавили его вон под улыбки, цветы и марш «Прощание славянки».

Людей с подобными судьбами и настроениями Прасол видел и в своем кругу. Честных, преданных делу бессребреников, отдававшихся службе не за щедрую плату (когда на Руси она была щедрой?), а во имя идей государственных, гнали из кадров разведки и контрразведки во цвете лет, не взирая на добродетели и заслуги. Некоторые сжимали зубы, уходили в коммерческие структуры на должности штатных горилл при людях с толстыми кошельками, другие становились консультантами по безопасности в банках и богатых фирмах, возглавляли частные охранные агентства и бюро. Третьи, потеряв веру во все и вся, озлоблялись и смыкались с преступными структурами.

— Хорошо, Юрий Иванович…

Пермяков даже замер от неожиданности. За время службы ни один начальник не обращался к нему так. «Старший лейтенант», «Пермяков» — на большее его командиры не шли, да и устав иного не требовал.

— Слушаю вас, товарищ полковник…

— Что вы скажете, если я предложу вам настоящее дело? Когда-то, во времена Павла Первого, на рублевых монетах писали: «Не нам, не нам, а имяни твоему». Имелся в виду Бог. Не знаю, сколь уместно упоминание Бога на деньгах, но дело, которое предлагаю — ни мне, ни майору, — Прасол кивнул на кадровика, — а Отечеству, армии…

Пермяков усмехнулся:

— Вы же солидный человек, товарищ полковник, а слова у вас… Извините, как у нашего бывшего замполита Резника. В прошлом он на всех собраниях был самым большим партийцем. Как Волкогонов. Теперь несет коммунистов на чем свет стоит. Опять же, как Волкогонов. Отечество, армия… Разве вы не видите, как в стране грабят людей под разговоры о благе родины? Громят армию, а говорят о ее укреплении…

Чем отчаяннее сопротивлялся Пермяков, тем более крепло желание Прасола заполучить его в свою команду. Честность, умение без боязни говорить то, о чем думаешь, присущи только людям капитальным, знающим, чего они хотят, во имя чего готовы тратить силы.

— Не будем разводить дискуссий, Юрий Иванович. У меня просто мало времени. Вы свободны. Уговаривать вас не собираюсь. Однако, если все же решитесь испытать судьбу, милости прошу. Я буду здесь еще часа два. Входите без очереди. Если не придете, то прощайте…

Пермяков круто повернулся через левое плечо и вышел из комнаты.

Червяков брезгливо посмотрел ему вслед и сказал с презрением:

— Вот такая у нас молодежь. Ни авторитетов, ни святого. Анекдотики про министра обороны, про лично президента… Видите ли, он не хочет служить в армии по принципиальным соображениям…

— Товарищ майор, — прервал Прасол. — Кто у нас следующий?

— Я бы предложил человека из списка на повышение. Вы увидите, какой это будет контраст с Пермяковым.

— Кто он?

— Лейтенант Чижов Иван Павлович. Окончил училище. С красным дипломом. Круглый отличник. Отец, между прочим, крупный генерал. Там, у вас в Москве…

— Спасибо, товарищ майор, но скажу прямо: круглые отличники меня пугают. Если круглый дурак, здесь все ясно. Круглый отличник — это человек без пунктика. Без точного интереса. Офицеру не обязательно отлично знать зоологию. Классный стрелок может не увлекаться поэзией.

— Но мы всегда обращаем внимание на отличников.

— Ничего не имею против. Обращайте и впредь. Впрочем, Чижова я поспрошаю. На предмет сообразительности. Мой отец говорил, что военный — это математик, который решает задачи под разрывами снарядов. Представьте, на контрольной по алгебре я буду делать по выстрелу каждую минуту. Соображать, когда гремят выстрелы, не так-то просто. Стрелять я здесь не стану, но проверить, как соображают люди, мне просто необходимо…

Чижов оказался крепышом с красными щеками и щеголеватыми белесыми усиками. Щелкнув каблуками, он представился:

— Лейтенант Чижов на предмет беседы прибыл.

— Садитесь, Иван Павлович.

Демонстрируя высокое уважение к начальству, Чижов не сел на стул, а только умостился на самом его уголочке. Прасол открыл кейс и выложил на стол раскладную папку, в которой были наклеены небольшие фотографии.

— Здесь тридцать снимков. У вас три минуты. Потом я уберу все и дам другую подборку. Вы должны узнать лица, которых не было на первом монтаже.

— О’кей, — сказал лейтенант. — Задание понял.

Через три минуты Прасол положил перед Чижовым вторую папку.

Еще через минуту тот признал поражение.