Айрис Мердок - Книга и братство

• Название: Книга и братство
• Автор: Айрис Мердок
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55041-8

Впервые на русском — один из лучших образцов позднего творчества выдающейся британской писательницы, признанного мастера тонкого психологизма, лауреата Букеровской премии. Действие начинается на традиционном оксфордском балу; мы знакомимся со всей компанией героев сразу, с их дружбами и антипатиями, любовями и ненавистями, с поглощающими их страстями. Много лет назад эти оксфордские выпускники организовали своего рода клуб («Братство»), чтобы поддержать самого блестящего среди них мыслителя, Дэвида Краймонда, в работе над эпохальным политико-философским трактатом («Книгой»). Годы идут, конца работе не видать, от Краймонда и его идей всех уже давно тошнит, но никто не решается высказать ему это в лицо. События принимают неожиданный оборот, когда на балу он уводит жену одного из своих благодетелей — вторично…

Захватывающая с первой до последней страницы, стимулирующая проза — и вознаграждающая все усилия сторицей.

The Times

Любители языковых красот, замысловатого сюжета и философских глубин — каждый найдет в этой книге что-то свое.

Publishers Weekly

Айрис Мердок — один из величайших и наиболее влиятельных творцов двадцатого века. Она не дала умереть традиционному роману — и, поддерживая в нем жизнь, революционно трансформировала его.

The Guardian

От политической философии к предательству и катастрофе, а затем к покою и свободе — никто кроме Айрис Мердок не смог бы так мастерски заложить подобный сюжетный вираж.

Library Journal

---

Они стояли у камина. Тамар, которая вертела в пальцах бокал с шерри, была в обычной своей «униформе»: юбке и блузке с жакетом. Цвет подобрала в тон своему природному — коричневой древесной коры, зеленый и зеленовато-серый. Юбка и туфли с пуговками — приглушенно коричневые, чулки серые, жакет — темно-зеленый, но иного оттенка, нежели на Джерарде. Белую блузку украшал светло-зеленый шарфик. Темно-русые волосы тщательно причесаны. Большие зеленые с коричневой крапинкой глаза в доверчивом сомнении смотрят на Джерарда. Он не вполне был ей вместо отца. Святое место неведомого папаши было в душе Тамар пусто. Она часто думала о нем, но никогда о нем не говорила. Странно было представлять себе, что он не знает о ее существовании. Джерарда, который не приходился ей даже дядей, она давно любила и уважала. Из-за материнской антипатии к «ним» (в число которых, конечно, входили Пат и Гидеон) Тамар чуточку сторонилась Джерарда, особенно в последнее время. Она надеялась, что он понимает ее.

— Как считаете, ничего, если я явлюсь к ней? Не будет ли это выглядеть несколько навязчивым вмешательством в чужие дела… а я вроде посланницы вражеской стороны…

— Нет. Это будет выглядеть естественно. Ты всегда очень любила Джин, а она тебя, и вы часто виделись. А вот если не пойдешь, она может подумать, что ты ее осуждаешь.

— Не хотела бы, чтобы она так подумала.

— Вот именно.

— Но она узнает, что я бываю и у Дункана. То есть я ей не скажу, если она не спросит, а она не спросит. Даже не упомянет о Дункане. Но узнает.

— Это тоже естественно. Она и не ждет от тебя, чтобы ты порвала с Дунканом! Они всегда были тебе как родители.

— Не говорите так, у меня есть родители.

— Прости, понимаю, что ты имеешь в виду, надеюсь, и ты понимаешь, что имею в виду я. Джин не сочтет, что ты явилась как шпионка и, конечно, что тебя послал Дункан.

— Но меня посылаете вы.

— Да, в каком-то смысле… но, разумеется, я не обсуждал этого с Дунканом. Я лишь желаю поддержать тебя в том, что, думаю, тебе и самой хочется сделать, только ты слишком робеешь. Тамар, я не прошу от тебя ничего, кроме как бывать иногда у этих двоих, по раздельности, без всякой задней мысли.

— Но у самих вас есть задняя мысль.

До чего проницательное дитя, сказан про себя Джерард, а вслух:

— Я ничего не скрываю. Знаешь, я хочу, чтобы Джин и Дункан снова были вместе, мы все этого желаем, и чем раньше это произойдет, тем менее трагичными будут последствия. Все, что ускорит это, будет во благо. Ты им обоим поможешь, в любом случае.

— Не уверена, — сказала Тамар. — Я могу только вызвать у них раздражение, поскольку совершенно в стороне от этой истории.

Слишком она умна, подумал Джерард.

— Ты бывала у Дункана в последнее время?

— Нет. Я была у него около месяца назад, он пригласил меня снова на чашку чая, сказал, чтобы я вообще приходила, просто позвонив.

— Но ты больше не была у него.

— Не думаю, что он был искренен. Это было сказано просто из вежливости, как и приглашение на чай. Наверно, я не права. Мне кажется, ему не хочется, чтобы его видели в таком состоянии.

— Ему не показалось, что ты снисходишь до него? Молодые способны относиться снисходительно к своим старикам!

— Нет, как ему такое могло показаться! Просто, если вмешиваться, когда человек страдает, ты все равно что сторонний свидетель, а у нас нет на это права.

— Если считать, что никто не способен никому облегчить страданий… Лучше перестараться. Мы куда чаще ошибаемся, не пытаясь помочь, нежели когда бросаемся на помощь. Естественно, я ничего ему не сказал…

— Можно ничего и не говорить, и тем не менее тебя поймут!

— Ох, хватит возражений, Тамар, просто пойди навести Дункана, просто покажись у него! Он не может игнорировать тебя, даже если хочет, он знает тебя с пеленок. Пойди к ним обоим.

— Хорошо. Но…

— Но что?

— Я боюсь Краймонда.

Пора прекращать разговор, подумал Джерард, пока этот страх не превратился у нее в фобию.

— Краймонд с головой погружен в свои теории, он даже не заметит тебя. В любом случае он будет работать, и ты можешь встретиться с одной Джин.

Тамар слабо улыбнулась и в знак согласия подняла раскрытую ладонь — жест, свойственный ей с детства и такой знакомый Джерарду.

— Ну вот и паинька, — сказал он. — Ты сейчас достаточно ешь? А то ужасно худая.

— Ем. Я всегда худая.

— От Конрада есть известия?

— Нет. Со времени бала ничего.

Конрад Ломас написал ей письмо, в котором извинялся и сообщал, что только что улетел в Штаты и напишет оттуда. Сказал, что искал ее тогда весь вечер (и, похоже, во всем винил ее) и что ее пальто оставил у Ферфаксов. Больше она о нем не слышала.

Джерард решил, что лучше не продолжать эту тему.

— Как тебе работа, все еще нравится?

— Да, очень интересная, мне дали рукопись для прочтения.

Разумеется, Тамар не рассказала Джерарду о том, как ее заставили бросить Оксфорд. Она уклончиво соглашаясь с объяснением, которое давала Вайолет: что она «вырвалась» из университета, потому что «сыта» учебой. Стремясь избежать мучительных расспросов, она быстро смирилась и со своим уходом, и с отчаянием. Она не хотела выдавать мать на растерзание доброхотов, да и их бесполезные споры с Вайолет лишь продлили бы ее страдания.

— Фирма хорошая, — сказал Джерард, глядя на нее.

Следовало бы, думал про себя Джерард, поинтересоваться ее жизнью, проявить больше внимания. Зациклился на Краймонде да еще на этой истории. Надо заботиться о ней, а не просто посылать с поручениями. Он все считает ее шестнадцатилетней. А она такая сильная юная особа. Вполне способна критически судить о нем. Он опустил глаза.

Тамар, не спуская ясного взгляда с Джерарда, взялась за каминную полку, ее маленькие ноготки легли рядом с черным тюленем из мыльного камня, который жил там. Джерард, обладавший вкусом хотя и пресным, но эклектичным, собрал небольшую коллекцию эскимосской скульптуры. Она взглянула на тюленя, которого обожала, но не прикоснулась к нему. Фигурка привлекала своей тяжеловесной грацией, округлые плечи развернуты, голова, похожая на собачью, поднята. Далекая оттого, чтобы судить Джерарда, Тамар любила его чистой любовью, испытывала спокойное нежное свободное мирное чувство единения с ним, какое можно испытывать к старому мудрому другу, в котором, знаешь, нет враждебности к тебе, а только внимательная доброжелательность, и с кем можно просто помолчать.

— Хочу подарить тебе что-нибудь, — сказал Джерард и было подумал о черном эскимосском тюлене. Но он знал, что потом будет жалеть о таком подарке. Слишком тюлень нравился ему самому.

Тамар, наконец повеселевшая, сказала:

— Джерард, знаете, не сочтите меня ненормальной… мне было бы приятно, правда приятно… иметь какую-нибудь вашу вещь… Что-нибудь старое, что вам не жалко было бы выбросить… перчатку, или шарф, или… что-то, что вы носили, понимаете… как знак благосклонности, или…

— Для твоего рыцарского копья?

— Вот-вот…

— Блестяще! Я знаю, что тебе точно подойдет!

Джерард вышел в холл и тут же вернулся с университетским шарфом.

— Держи, это мой старый университетский шарф — ты будешь носить мои цвета!

Он обернул шарф вокруг ее шеи.

— Ох… не жалко с ним расставаться?

— Нет, конечно, я всегда могу получить другой! Посмотри, какой он старый.

— Я в полном восторге… теперь мне не будет страшно… огромное спасибо!

Она перебросила длинные концы шарфа на грудь, потянула за них и засмеялась. Джерард, тоже смеясь, думал над ее причудой представлять себя юным рыцарем, бросающимся в бой, повязав на копье его шарф! Как это трогательно. Странный все-таки она ребенок.

Дверь открылась, и вошли Патрисия с Вайолет.

Как только вошла мать, лицо Тамар погасло, так выключают свет. Искрящийся озорной взгляд, редко появлявшийся у нее, пропал в мгновение, лицо замкнулось, спокойного непринужденного настроения как не бывало. Она, подумал Джерард, надела маску, столь привычную, что ее едва можно назвать маской, и выглядела равнодушной, невозмутимой, погруженной в себя. Не выдавая беспокойства, она серьезно и предупредительно смотрела на мать.

Когда кузины сходились вместе, было заметно их легкое сходство. Отец Джерарда и Бен, его дядя, особенно на некоторых старых фотографиях, обнаруженных Джерардом в бристольском доме, когда вывозил оттуда вещи перед его продажей, в молодости тоже походили друг на друга. Теперь он ясно видел, что Патрисия и Вайолет сохранили тень, ощущение этого сходства в несколько напряженном выражении лица, твердой властной линии губ, решительном «смелом» взгляде. Только у отца и дяди Бена в этом боевом взгляде сквозили юмор и ирония, тогда как у их чад было больше самоуверенности и жесткости, а в случае Вайолет — агрессивности. Пат была выше и плотней, с полным лицом и крупным подбородком. Вайолет несколько потоньше и постройней. У обеих над переносицей пролегли вертикальные морщинки оттого, что они беспрестанно хмурились. Они осуждающе смотрели на Джерарда и Тамар, подозревая, что та затеяла какую-то интригу. У Джерарда при взгляде на них болезненно задергалось лицо. Среди старых фотографий ему попались несколько, на которых он снял Жако. Он, конечно, сразу же уничтожил их. Жаль, что человек, боясь страданий, всегда торопится уничтожить то, что напоминает ему о былой любви. Когда он разглядывал мальчишеские, потом юношеские фотографии Бена, ему также пришло на ум, что отец, возможно, чувствовал вину перед своим младшим братом за то, что не попытался его спасти, разыскать и помочь, что слишком легко и скоро принял на веру, что тот — «неисправимый псих», и Джерард вырос с этим же убеждением. Наверное, и об этом ему стоило поговорить с отцом. Однако сейчас Джерард думал о Жако, как тот расправлял одно крыло, приветствуя его, тряс алым хвостом и умно и серьезно заглядывал в глаза.