Вера Еремина - Классическая русская литература в свете Христовой правды

• Название: Классическая русская литература в свете Христовой правды
• Автор: Вера Еремина
• Жанр: Культурология
• Год: 2001

---

За нею начинался Млечный путь.

Седые серебристые маслины

Пытались вдаль по воздуху шагнуть[262].

В конце был чей-то сад, надел земельный.

Учеников оставив за стеной,

Он им сказал – “душа скорбит смертельно,

Побудьте здесь и бодрствуйте со Мной”.

Он отказался без противоборства,

Как от вещей, полученных в займы,

От всемогущества и чудотворства

И был теперь как смертные, как мы[263].

Ночная даль теперь казалась краем

Уничтоженья и небытия.

Простор вселенной был не обитаем,

И только сад был местом для житья.

И глядя в эти чёрные провалы,

Пустые, без начала и конца,

Чтоб эта чаша смерти миновала

В поту кровавом Он молил Отца.

Смягчив молитвой смертную истому,

Он вышел за ограду. На земле

Ученики, осиленные дрёмой,

Валялись в придорожном ковыле.

Он разбудил их – “вас Господь сподобил

Жить в дни Мои, вы ж разлеглись, как пласт,

Час Сына Человеческого пробил.

Он в руки грешников Себя предаст”.

И лишь сказал, неведомо откуда

Толпа рабов и скопище бродяг,

Огни, мечи и впереди - Иуда

С предательским лобзаньем на устах.

Пётр дал мечом отпор головорезам

И ухо одному из них отсек.

Но слышит: “Спор нельзя решать железом,

Вложи свой меч на место, человек.

Неужто тьмы крылатых легионов

Отец не снарядил бы Мне сюда?

И волоска тогда на Мне не тронув,

Враги рассеялись бы без следа.

Но книга жизни подошла к странице,

Которая дороже всех святынь.

Сейчас должно написанное сбыться,

Пускай же сбудется оно. Аминь.

Ты видишь ход веков подобен притче

И может загореться на ходу.

Во имя страшного ее величья

Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду и в третий день восстану,

И, как сплавляют по реке плоты,

Ко Мне на суд, как баржи каравана,

Столетья поплывут из темноты”.

Здесь есть одно свидетельство, что Страшный Суд Господень не только дифференциальный, то есть над каждой отдельной душой, но и интегральный, именно над столетьями, над движеньями истории, над направлениями, над эпохами и так далее.

Пастернак скончался где-то у дверей храма, где-то у входа в церковную калитку.

В 1950 году Сталин подарил патриарху Алексию I усадьбу с храмом в Переделкино. Но за Пастернака в храм ходила домработница: подавала записки, приносила просфорки; он просфорки ждал, ничего не вкушая.

Отпевали Пастернака очно, на “большой даче”, то есть в законной семье; и ещё заочно: та же самая домработница принесла земельку, принесла венчик, который прямо перед опусканием в землю возложили ему на лоб, за обшлаг пиджака засунули разрешительную молитву (Ольгу Ивинскую не прогнали от гроба).

Над могилой великого поэта стоит пошлейшая стелла и процарапан сбоку восьмиконечный православный крест. После его смерти в 1962 году Ивинскую опять сажают и опять на пять лет; сажают и ее старшую дочь от первого брака Ирину Ивановну Емельянову. Процесс они проходили вместе дочерью Цветаевой Ариадной Эфрон и сохранились письма Ариадны Эфрон к ним обеим, где она их обличает за бездарное поведение на суде.

То есть, если судьбы Цветаевой и Пастернака прошли как бы по скрещивающимся плоскостям, то их ближайшим потомкам досталось узнать друг друга.

Стихи Пастернака долго ходили по рукам и, когда прошла эйфория, то стало ясно, что роман “Доктор Живаго” неудачный, но в этом неудачном романе живут большие стихи. В 70-е годы, когда люди всем духовным ртом старались схватить глоток воздуха, то даже говорили – “религиозная поэзия от Григория Богослова до Пастернака”.

Лекция №28 (№63).

1. “Хрущевская оттепель”, ее характеристики. Новая роль – новая миссия Александра Трифоновича Твардовского.

2. Появление Солженицына Александра Исаевича на поверхности литературной жизни (начало шестидесятых). “Один день Ивана Денисовича”.

3. Путь А.И. Солженицына, приведший к статусу “народного печальника” шестидесятых – начала семидесятых.

4. Архиепископ Иоанн Шаховской о Солженицыне в статье “Русский реализм”.

Эпоха Солженицына в русской литературе начинается в 1961 году.

В 1957 году Хрущев пришел к безраздельной власти после попытки переворота малой оппозиции: Ворошилова, Маленкова, Молотова, Кагановича, Булганина и “примкнувшего к ним Шепилова”. Всем дали отставку, и даже жене Маленкова, которая была ректором Энергетического института.

1958 год – начало травли Церкви и одновременно начинается оттепель, называемая в советском просторечии “реабилитанс”. Из литературных имен реабилитации подлежали тогда люди, когда-то бывшие советскими, то есть деятели первых лет Советской власти. Поэтому реабилитированы Исаак Бабель, Борис Пильняк – такие имена медленно всплывают наружу.

При полной безвкусице Никиты Сергеевича Хрущева в школьную программу включают Демьяна Бедного, но после снятия Хрущева в 1964 году, Демьяна Бедного опять исключают из школьной программы. (Демьян Бедный, которого в 1936 году сильно распек товарищ Сталин, отправили в дыру и он так и умер в забвении).

В это же время ближайшим советником Хрущева по вопросам культуры, литературы и так далее становится Александр Трифонович Твардовский. Это как бы его второе общественное рождение и даже связь со Сталиным (панегирики в адрес Сталина) ему в вину не ставятся (считается, что иначе было нельзя).

Высылке Пастернака за границу помешал именно он, так как после опубликования и какого-то признания “Доктора Живаго” за границей в 1958 году высылка Пастернака была практически решена. Хрущев всё же решил посоветоваться с Твардовским, который, к его чести, начал с неожиданной стороны: Твардовский сказал, что Пастернак, конечно, человек решительный и в таких условиях он способен к крайним действиям. Хрущев, несмотря на многие комические акты, вовсе не был дураком и все понял с полуслова и спросил – застрелится?

- Вполне возможно.

- А что, он действительно поэт? (Вопрос Николая I относительно Рылеева, что “если бы я знал, что он такой поэт, то разве бы я допустил, чтобы его повесили”).

- Еще бы!

- Ну что ж, выше тебя?

- Что Вы, Никита Сергеевич, если бы я мог написать три стиха, таких как у Пастернака много, я бы мог спокойно умереть.

После этого разговор о высылке Пастернака затих и ему дали спокойно скончаться, а отыгрались на Ольге Ивинской.

Так или иначе, Твардовский без всяких регалий и постов становится советником (настоящим) Хрущева по культуре. Фурцева, так называемая “Катиш”, – эта была советской куклой.

Твардовскому тоже принадлежит интересный совет – либо совсем уничтожить Главлит, либо лишить его основных функций в принятии решений. Аргументация – главный редактор любого журнала за неудачно помещенную вещь отвечает своим партбилетом, то есть фактически гражданской смертью. Поэтому при такой внутренней цензуре внешняя цензура, где далеко не всегда сидят профессионалы, совсем не нужна.

Понадобился скандал с неудачной выставкой авангарда, с Эрнстом Неизвестным, чтобы функции Главлита сохранить в прежнем объеме.

Поэтому Солженицын решился (он тогда еще жил в Рязани со своей первой настоящей женой) выйти наружу, но только после XXII-го съезда, то есть после окончательного разоблачения Сталина, когда Сталину было припечатано клеймо злодея (в отличие от XX-го съезда) и что вообще Советская власть кончилась примерно в 1934 году (как это тогда называлось “стали нарушаться ленинские нормы”).

Впоследствии, в 1991 году Каганович сказал, что Хрущев когда-то в юности примыкал к младо троцкистам, – что-то здесь есть. Видимо, и гонения на Церковь свидетельствуют (самое вероятное), что это как раз сказались уроки юности.

Твардовский – главный редактор журнала “Новый мир” и в “Новом мире” публикуются разные лагерные повестушки, очерки. Появляются такие имена как Галина Серебрякова, Борис Дьяков, генерал Горбатов, то есть репрессированные четвертого разбора.

Между этими публикациями и разрывной бомбой “Ивана Денисовича” никакого сравнения быть не могло. Солженицын, хотя тогда и не принадлежал литературным кругам Москвы, но, видимо, у него были какие-то свои осведомители, хорошо понял ситуацию и наметил свои пути.

Солженицын решил опубликовывать “Ивана Денисовича” через журнал “Новый мир”, но не наобум, а как бы двойными кругами. Двойные круги были такие. Солженицына вывели на заведующую редакцией Анну Соломоновну Берзер и этой Анна Соломоновне он вручил повесть, которая была отпечатана на пишущей машинке через один интервал и на обеих сторонах. Так тогда никто не писал. Полагалось писать на одной стороне, через два интервала и так, чтобы 24 страницы машинописного текста в точности равнялись авторскому листу.