Вера Еремина - Классическая русская литература в свете Христовой правды

• Название: Классическая русская литература в свете Христовой правды
• Автор: Вера Еремина
• Жанр: Культурология
• Год: 2001

---

Огромной ошибкой было то, что Толстого считали христианином, но заблудшим. Более точно определил Толстого его бывший ученик Новосёлов, как “христианин без Христа”. Лев Толстой отрицает Богочеловечество Христа и Его искупление, но отрицает и первородный грех (от чего искупать то) – это сказки о грехопадении первого человека.

Символ веры ненавистен Толстому ещё и потому, что “не понятная Троица”, как он выражается, вызывает в нём только раздражение, как и всегда, всё, что было ему не понятно, вызывало в нём постоянную, холодную и непримиримую ненависть.

Боговоплощение было для него не только не приемлемо, а абсолютно чуждо, потому что если уж Богу молиться нельзя, то как можно помылить о Его безмерном снисхождении к людям, то есть о Его движении к нам, о Его приходе. Разумеется, Толстой отрицает первое пришествие Христа и с ещё большей яростью отвергал и второе. Что же касается личного бессмертия и загробного ответа, то от этой мысли он отказывается. Иногда, хотя остроумие Толстому не было свойственно. Но выражался он так, что если мне скажут, что яснополянскому парку ходит восемь слонов, я не пойду посмотреть к окошку, так как это не имеет ко мне отношения. Точно также и личное бессмертие.

Толстой в это время – воин, который вышел на поле брани, но ещё только как бы зовёт противоборствующих. Следующий этап: конец 80-го года – февраль 81-го года – Толстой занимается исправлением Евангелия. В этом исправленном евангелии воскресения Христова нет и тоже в свойственной ему кощунственной формулировке: “Чтобы сказать не значащие слова своим ученикам, не стоило и воскресать”.

Впоследствии Лев Толстой будет сильно обижаться на то, что отлучили от Церкви одного его, а не всё российское образованное общество – все так думают, почему одного меня.

Отчасти здесь есть некая логика. В сущности, вся российская наука и не только университетская, но и в Московской Духовной Академии, давала основание для такого рассуждения. Возьмём, например, труд Ключевского “Жития святых, как исторический источник”. Ключевский до 1095 года преподаёт в Московской Духовной Академии, и он там последовательно выправляет все прямые свидетельства благодати Божией, всякое действие Десницы Божией в исторической жизни людей. Если честно продумать эту тенденцию и в ней по этому направлению пойти до конца, то будет евангелие Толстого.

Толстой просто прочёл Евангелие в том же ключе, что делали многие преподаватели страны, хотя напрямую Евангелия не касались, а работали с другими источниками. Тогда, действительно, почему одного Льва Толстого, почему не Евгения Ефстигнеевича Голубинского, тоже преподавателя Московской Духовной Академии, почему не Ключевского Василия Иосифовича. Не говоря уж о целой когорте людей светских.

Пётр Константинович Иванов в труде “Тайна святых”, упоминая, в частности, об отлучении Льва Толстого укоряет Синод состава 1901 года и укоряет церковных иерархов за то, что, прежде чем отлучать от Церкви Льва Толстого, они даже не подумали наложить на вся страну трёхдневный пост для молитвы за брата[116].

Для того чтобы Бог мог действовать, человек должен, хотя сомневаться, хотя колебаться.

Период с 1881 года по 1901 год.

Промыслительно получилось так, что Толстой закончил свой евангелие перед 1 марта 1881 года, то есть непосредственно перед убийством Александра II. Иоанн Шаховской комментирует это так: “Как раз перед этим Толстой совершил своё Богочеловекоубийство. Перед глазами всех, отверг Воскресшего и смерть победившего Христа, Богочеловека и принял мёртвого Христа, человека как мы, имевшего моральные слабости, умершего и никого никак не могущего, конечно, спасти Своей силою от вечной смерти. И тем началась обновлённая жизнь нового учителя мира. Обновлённый Толстой будет целых 20 лет извергать многие и всевозможные непристойности на Живого Бога и Сына Божия, на Церковь, на всех святых, ожесточаясь всё более и более и потом, успокаиваясь в своей правоте, славе и неприкосновенности, доколе не прогремит с апостольских кафедр русского епископата священная и праведное отлучение”.

Неприкосновенность Толстого. Константин Леонтьев, живший в Оптиной и старый знакомый Льва Толстого, советовал ему сесть в тюрьму, чтобы хоть как-нибудь он был изъят из этого хоровода толстовщины. Толстой встретил эту мысль без насмешки и даже с некоторым сочувствием и сказал, что и я бы хотел того же самого, “уж сколько я тут их (правительство, царя и прочих властей) раздражаю и совсем не понимаю, почему мне всё так спускают”.

Лев Толстой так и остался в своей неприкосновенности, и это был мудрый шаг того правительства: “Мне отмщение, Аз воздам” – Толстой должен быть поражен огнём с неба и, прежде всего, последствиями своего собственного дела, плодами своего греха. Для покаяния Толстой не имел даже малого желания.

Позднее, как бы в раскаянии за себя и за Русскую Церковь Иоанн Шаховской пишет так: “За многое, за что и не думаем ответим, если не возгоримся покаянным и деятельным огнём ревности духа, видя в нашем саду плевелы и цветы зла”.

По настоящему обличение Толстого стало возможным только после революции. Именно по этому то, что было до революции не производило впечатления, так как то, что писалось и говорилось до революции не имело силы. Толстой мог внешне считать себя до своего отлучения членом Церкви только благодаря той греховности и не нормальной связи государства и Церкви, когда тысячи безбожников называли себя православными и официально числились ими, потому что метрика представлялась Церковью (Церковь играла роль Загса).

Офицеры, чиновники, все не зависимо от их веры и желания насильственно принуждались к неверному принятию Святых Христовых Таин в суд и в осуждение как себе, так и священникам и епископам, поведавшим тайну Христа врагам Его истины.

Люди более добросовестные покупали свидетельство о говении - в столицах это стоило 10 рублей, в провинции дешевле[117].

Государство, объявившее Церковь своим ведомством – ведомством православного исповедания, тем самым как бы взвалило на себя непосильную ношу и революция стала неизбежной. Об этом Господь дал прямое указание: 1712 год – явление Божией Матери на Соловках и повеление основать Голгофско-Распятский скит, где эта гора убелится страданиями неисчислимыми. Это явление было как раз тогда, когда Пётр I с Феофаном Прокоповичем разрабатывали свою синодальную систему.

Таким образом, сколько бы не выступали и Феофан Затворник, и Иоанн Кронштадский и иные, прославленные угодники Божии, конца XIX-го и начала XX-го века, ничем помочь они не могли, так как они сам корень не вырывали.

Государство, объявившее себя православным, тем самым всех своих служащих не может не считать не православными, а это значит, что, не зависимо от их веры и желание, всех принуждали креститься, потому что иначе не записывали, всех принуждали причащаться (Серафим Саровский свидетельствовал, что причащаются видимо, а у Господа остается не приобщённым) и всех принуждали отпеваться, кроме отлучённых от Церкви.

По поводу своего отлучения Лев Толстой пишет так: “Отлучение произвольно, потому что обвиняют одного меня в неверии во все пункты, выписанные в постановлении, тогда как не только многие, но почти все образованные люди, разделяют такое неверие и беспрестанно выражают его в разговорах и в чтении, и в брошюрах”.

И Лев Толстой, кстати говоря, яростно возражал против своего отпевания и пишет об этом так: “Я действительно отрёкся от Церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали до меня церковных служителей и мёртвое моё тело убрали бы поскорей, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую противную и не нужную вещь, чтобы она не мешала живым”. (Это завещание было написано до отлучения).

Таким образом, 20-летняя подготовка к отлучению велась Толстым довольно кропотливо.

Акт от 20 февраля 1901 года (память Льва епископа Катанского). Основные пункты акта.

“Из начала Церковь Христова терпела хулы и нападения от многочисленных еретиков и лже учителей, которые стремились ниспровергнуть ее и поколебать существенных ее оснований, утверждающихся на вере во Христа в Сына Бога Живого. Но все силы ада, по обетованию Господню, не могли одолеть Церкви святой, которая пребудет не одолённая во веки. И в наши дни, Божьим попущением, явился новый лже учитель, граф Лев Толстой. Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему”.

Это, конечно, глубокая ошибка, так как Толстого никто и никогда не воспитывал. И те его тётушки Александра Ильинична и Татьяна Александровна не имели ни какого существенного влияния на его душу.

“Дерзко восстал так в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрёкся от вскормившей и воспитавшей его Матери Церкви Православной[118] и посвятил свою литературную деятельность, данный ему от Бога талант, на распространение в народе учения, противных Христу и Церкви, на истребление в умах и в сердцах людей веры отеческой, веры православной”.