Вера Еремина - Классическая русская литература в свете Христовой правды

• Название: Классическая русская литература в свете Христовой правды
• Автор: Вера Еремина
• Жанр: Культурология
• Год: 2001

---

Но в университете, где-то на последнем курсе, брат показал ему одну редкую публикацию, что ведь и Николай I не одобрял этого ежесубботнего пения – “вот как-то он шел по дворцу и заглянул в одну комнату и увидел, что там великие княжны-подростки[146] поют хором “Боже, царя храни”.[147] Он остановился на пороге, дослушал их до конца, а потом подошел и сказал ласково и строго, что вы хорошо пели, и я уверен, что это из доброго побуждения, но удержитесь вперёд. Это священный гимн, который поют и редко по очень серьёзному поводу”.

Розанов свидетельствует, что у нас всякая толпа по поводу и без повода поет “Боже, царя храни”.

Стало быть, Симбирск – это родина его нигилизма. Позднее старший брат нашел место повыгоднее и все они переехали в Нижний и гимназию Розанов закончил в Нижнем Новгороде.

Таким образом, детство и юность Розанова прошли в Поволжье, то есть Кострома, Симбирск и Нижний Новгород (прямо по местам Островского: Кострома – это Калинов, Нижний Новгород - Бряхимов).

Потом Розанов поступит в Петербургский университет и, к частью, в этом университете он потихоньку будет попадать в хорошие руки. Розанов в гимназии несколько раз оставался на второй год, до такой степени, что когда заканчивал гимназию, то уже давно был военнообязанным. Поэтому брат отправил его к воинскому начальнику, который его долго ругал, а потом сказал – напишите такое-то прошение и подпишите задним числом (за 2-3 года).

Поэтому позднее, оглядываясь назад, Розанов понял, что эти слова о “полицейском государстве” в России сильно преувеличены. Что на самом деле полно хороших людей, но как-то так поставлено дело, что этот нигилизм, разраставшийся еще в детстве, не видел хорошего.

Точно так же, в провинции, когда читали петербургские журналы Благосветлова[148], например, или Стасюлевича “Вестник Европы”, то есть “господ с направлением”, то они были уверены, что это пишут какие-то пьяные гимназисты, и что это всё у них – “с товариществом, с простотой и с бедностью”.

Но когда Розанов приехал в Петербург, то увидел, что у Благосветлова не просто двери черного дерева, а с золотой инкрустацией и что при дверях у него стоит швейцар‑негр, выписанный прямо из Африки. Он увидел, что даже государственный контролер Тертий Иванович Филиппов в оппозиции, а его протеже Кутлер[149] с большим сочувствием говорит “о взрывчатых коробочках”.

Студенческие годы Розанова пришлись на 1 марта 1881 года, то есть убийство Александра II. Но еще в 1880 году Розанов совершил поступок, который повлиял на всю его жизнь, на весь его менталитет, но он же его и вразумил. Розанов женится на Аполлинарии Сусловой - только за то, что она была любовницей Достоевского (причина в том, что в 40‑е – 50‑е годы XIX‑го века национальный менталитет начинает съедать литературщина).

Аполлинария Суслова 1843 года рождения, а он 1856 года, то есть он женится на женщине на 13 лет старше, уже очень пожившей, очень, как говорили при Советской власти, “помятой при выгрузке” (Розанову - 24 года, а Сусловой - 37 лет). Как бы “дыра” в его жизни делается все более зияющей, и он начинает уходить в свое писание. Розанов начинает писать сразу после университета и вступает собственно в литературу как философ и издает трактат (толстый) “О понимании”[150].

Трактат “О понимании” – это “думать, думать, думать – этого всегда хотелось”, но в области практической жизни у Розанова была сплошная дыра. Суслова уже в зрелые годы была невозможного характера, да и в молодости была тоже не из легких. “Игрок” Достоевского с этой Полиной – весь с нее.

Дурной характер бывает по разным причинам, так как это - некое ведьмино свойство (ср. повесть Достоевского “Вечный муж”[151]). То есть это как раз из того же разряда, что и Наталья Васильевна. Они могут быть без всякой красоты, но тут – особый дар, это дар “владычества”. Дар владычества Достоевский уже после всего увидел, изъял, как бабочку на игле, и рассмотрел.

У всякой живой души, во всем потомстве Адамовом есть воля естественная, которая может быть очень развращённой, и есть воля выбора. Поэтому против этого дара владычества лекарством является – выйти честно замуж за человека, который сильней тебя; но это надо выбрать. (Суслова всегда каким-то звериным чутьем ищет человека в “несчастье”).

Другое. В результате исповеди, причащения, внутренней работы над собой – постепенно это качество преображается: оно остается как твердая воля, как обаяние, как умение, так сказать, пользоваться своим преимуществом; но оно перестает быть бесовским качеством.

Розанов, во всяком случае, всего этого не увидел; он увидел, как эта ведьма вцепляется всеми ногтями в лицо (это был ее один из излюбленных приемов). Но конец вышел не совсем ожиданный, то есть, и враг не дремал (по Божьему попущению): он просто подставил Сусловой еще одного мальчика – ученика Розанова, который был уже преподавателем гимназии.

Суслова и сбежала с этим “гимназистом”, а возвращаться было некуда. Розанов вскоре переехал - и переехал в Елец.

Развод Розанова был узаконен только на Поместном Соборе 1917-1918 года (Суслова не давала развода). Доказывать прелюбодеяние было очень муторно,[152] так как надо было добывать улики прямым путем с помощью свидетелей. И этим дело безнадёжно захламлялось.

Впоследствии, когда уже Розанов жил в Петербурге, к нему пришел порядочный человек, сапожник, который пришел к нему советоваться, так как он случайно женился на дочери швейцара из очень высокопоставленного дома. И этой девчонке, которая была уже не девственницей, родители говорили, что “ты хоть постой за венчаньем, а потом делай что хочешь”. Расписавшись в церковной книге, она немедленно завела себе любовника, а мужа оставила ни с чем. Муж-то и пришел к Розанову за советом и Розанов был вынужден ему засвидетельствовать, что “святая Церковь развода вам не даст”. Потому что это тягостная для Церкви связь с государством приводила к тому, что каждая бумажка, которая прошла, так сказать, нумерацию, она сразу становится как бы законом.

И началось это даже не в синодальный период, а началось в эпоху Константиновскую. Василий Великий внутренне этому сопротивляться не мог, поэтому в каноническом послании Василия Великого читаем, что “прелюбодеяния жены достаточно для развода, а прелюбодеяния мужа не достаточно”[153]. В эпоху Василия Великого действует Римское гражданское право. По Римскому гражданскому праву при разводе жене возвращают ее приданое, а если жена – бесприданница, то ей ничего не полагалось.

Розанов переезжает в Елец преподавателем гимназии, но его жизнь опять “замусорилась”. То есть, приятельские сборища, игра в карты и постоянные папироски – Бога в его жизни нет. Но в безбожии Розанов разочаровывается тоже в университете, то только как бы с конца – вот, мол, “Бог тяжелым утюгом гладит человека и разглаживает морщины”, но опять об этом он догадается в XX‑м веке (1912 год).

А пока получилось в высшей степени промыслительно и по внешнему взгляду почти случайно. Его приятель по гимназии жил “на квартире” в доме, где была бабушка лет 55‑ти, где была ее дочь, молодая женщина, лет 27‑ми, и где была 7‑летняя девочка Санечка. Однажды Розанов застал, когда молодая женщина плачет над гробом чужого человека – над квартирантом. Он вздрогнул; прямо по Аристотелю, жизнь началась “с удивления”, что оказывается, можно плакать над гробом чужого человека, оказывается, что слезы есть.

С этого момента Розанов начинает опоминаться и именно как блудный сын, начинает медленно‑медленно приходить в себя. Они знакомятся с этой молодой женщиной, и он ей рассказывает о себе все, а она ему. Ее “всё” заключалось в том, что она впервые полюбила 14‑ти лет и, притом, в 14 лет ее взяла из гимназии мать, потому что ей поставили по поведению четверку. Ей не понравилось, что учитель как-то сильно наклоняется над ее партой, и она стала смазывать край парты чернилами, поэтому и поставили четверку по поведению. Так как у бабушки были взгляды старозаветные, поэтому для девочки четверка по поведению – это что-то из ряда вон выходящее (намёк 7‑ю заповедь).

С 14‑ти лет она полюбила своего первого мужа и сказала, что “с 14‑ти лет я положила веру в этого человека“, а в 17 лет их обвенчали. Со своим мужем Михаилом Бутягиным она, видимо, была знакома с детства. (Муж уже к этому времени поступил на службу, а был братом её подруги по гимназии).

Идет, как пишет Розанов, “волшебный роман”, который длился года четыре: рождается девочка и в честь бабушки ее называют Александрой. Молодая женщина (девочка-жена) была расположена к дяде Дмитрию Адриановичу, к сестре мужа Лизе Бутягиной и к другим родственникам, а к матери равнодушна.

Но вот её муж начинает слепнуть, слепота усиливалась, лечение не помогало: он коротко и буйно помешался и умер. Она 21‑летней осталась с двухлетней дочерью, причем без средств – пенсии муж не выслужил. Затем начались грустные воспоминания, нужда, девочка растёт и, главное, вся жизнь затянулась как бы “серым флёром”, и впереди для себя она ничего не представляет и ничего не ждет. А счастливы они, потому что никому не завидуют и даже не думают, почему другой счастливей нас и “за чту нас так”.