Яков Голосовкер - Сказания о титанах

• Название: Сказания о титанах
• Автор: Яков Голосовкер
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1993

В книге собраны древнегреческие сказания, относящиеся к древнейшему мифотворческому периоду: сказание о титане Атланте, кентавре Хироне, титаниде Горгоне Медузе и Сыне Золотого дождя, и др. Они отражают события, происходившие, согласно мифологии, в момент перехода власти от титанов Уранидов к обитателям Олимпа богам Кронидам.

Рассчитана на широкий круг читателей.

---

И узнала Медуза при полете о грозной тайне своих каменных глаз. Где пролетала Медуза, там все, что живет и дышит, каменело: и люди, и звери, и птицы, и травы; даже воды застывали льдом под взором Горгоны. Возликовали сестры Горгоны. Выкрикнули боевой клич, устремили полет на Олимп: застынут боги Олимпа от взора Медузы.

Но завесой зарниц окружил Кронид высокий Олимп. Напрасно кружили Горгоны с горгоновым криком и завыванием змей. Как морские звезды, обжигали зарницы могучих дев, играя и рея, будили в девах Горгонах желание и трепет, незнакомый им прежде, в логове снов. Тогда взывали Горгоны к титанам. И на зов выходили дети Земли. Но чуть приблизятся к грозным девам, взглянет Медуза им в глаза — и окаменеют титаны. Нет утехи Горгонам. А зарницы, играя, все обжигают. И стонущим ветром возвращались Горгоны к восходу зари в свое логово смерти и снов.

От Каменных гор каменной поступью пришла по земле молва о каменных царствах, выраставших на коже земли при грозном полете Горгон, и о страшном взоре Медузы. И все, что есть злого и лютого, наросло у молвы на Горгон. Говорили: «Вот выходит из тьмы преисподней Страшилище Ночи, старуха Горго: пожирает детей людоедка. Во рту у Горго клыки, ноги медные, кожа дракона, в поясе змеи».

Позабылось, что сестры Горгоны — титаниды. Обратила молва сестер Горгон в подобие старухи Горго, в страшилище ночи, но с глазами Медузы.

И не знала сама бессмертная титанида, что вся сила ее могучего тела ушла в ее глаза. Стало смертным тело Медузы, и только одна голова осталась бессмертной. Знали об этом сестры Горгоны и Грайи и зорко охраняли Медузу.

Но знали об этом и боги. Тревожила безмятежных богов та страшная сила Медузы пред рожденьем гигантов, пред грядущими битвами с ними — и всех больше Палладу. Овладеть хотела богиня глазами Медузы, чтобы носить взор Горгоны в своем боевом щите, как носит Кронид эгиду. И пылала ревнивым гневом: даже там, у крайней границы земли, где забвенье, вновь сильнее Паллады титанида.

Но сами боги не вступают в бой с отрешенными от живой жизни. Породили боги племя героев-полубогов. Пусть сразятся полубоги-герои с отрешенными.

И задумалась Паллада. Устремила мысль в мир: кто будет Горгоноубийцей? Кто добудет ей голову Медузы?

Часть II. Сказание о сыне золотого дождя

У ветров много ушей: все слышат. У солнца много глаз: все видят. Разнесли Ветры, дети Эола, по знойной Либии весть.

Шепчут травы пескам, шепчут пески камням, шепчут камни ключам: «Идет сын Золотого Дождя от Красных морей. Ищет Поле Горгон».

Встревожились нереиды, дочери правдолюбивого морского старца Нерея: «У озера Тритона, что близ пределов Атлантовых, у края земли, сама Паллада явилась. Там родил ее Зевс».

Знают нереиды: в подземелье медной башни к смертной Данае золотым, дождем проник Зевс. Знать, титанова племени Даная, раз попала в медную башню. Зачала Даная и родила Персея, полубога-героя — сына Золотого Дождя. Вот он вырос и идет от Красных морей.

Знают нереиды: ждал Кронид сына титанова племени, избавителя от титановых подземных козней. Хочет вконец истребить титанов титанами.

Заключили смертную Данаю с младенцем в деревянный ларь и бросили в море. Долго носило ларь по волнам, и прибили его нереиды, забавляясь диковинкой, к берегу острова Серафа. Раскрылся ларь, вышли на берег Даная с Персеем. Вот и стал полубогом младенец, бесстрашным героем.

Задумала Паллада грозное дело. Открыты ей тайные думы Кронида. Свою прихоть творит — его волю вершит. Подсказала Персею желание избавить мир от злого чудовища, чей взор обращает все живое в камень, — отсечь голову Горгоне Медузе. Ведет тайно бог Гермий героя. Один Гермий не гнушается мира теней. Меж богами и титанами посредник — бог обманов земных. Вот и сам он, вестник Олимпа, летит к нереидам.

Воззвал к нереидам Гермий:

— Вы, игралище правды[16], титаниды морей, что есть выше, чем вольность в покорстве? Чем покорнее волна, тем вольнее, чем солонее слеза, тем слаще для правдолюбивого сердца. Или соль моря вам не сладка? Вольно играете вы на волнах, но над вами воля Кронида. По правую руку Кронида Дика-Правда сидит. Что вам говорю, то она говорит. Встретьте героя. Что испросит, исполните. Правда мира в силе богов.

Закрылись валами нереиды. Закутались в пену.

Быть беде! Быть беде!

Не ту правду знают они. У Кронидов их сила — правда: правда Олимпа. У титанов — их древняя правда: правда матери-Земли. Но какую правду герой несет?

Уплыли нереиды. Без оков в оковах: скованы правдой, и той и другой. Вольно играют они на волнах, но над ними воля Кронидов.

Подошел к морю сын Золотого Дождя. Стал выкликать нереид, как научил его Гермий:

— Сестры морские, Немертея правдолюбивая, укажите мне путь к страшным Грайям-Старухам, к полям Горгон! Близ сада Гесперид, Вечерних нимф, те поля. Хочу я услышать чудное пение тех нимф, унести те песни от океана на землю, к живой жизни. Что им за радость петь в жизни мертвой? Какое чудо увижу, то вам принесу. Только не в чем нести мне.

Закачались нереиды на волнах: прав герой — его правда.

— Много чудищ на свете. Не страшусь я чудищ. Сражусь с ними. Но оружия нет у меня. Нечем мне биться.

Закружились нереиды на волнах: прав герой — его правда.

— Иду я открыто. Иду, но мира не знаю — не знаю, кто мне враг, кто мне друг. К океану иду, куда смертным нет пути. Перейду океан, вступлю в невидимый, невиданный мир. Всем я виден, а враг невидим.

Заныряли нереиды в волнах: прав герой — его правда

Вынырнули вольные девы. Говорят ему что-то. Не понять Персею их бурливых речей. Несут ему что-то: большое вдали, малое вблизи, дарят отливом, отнимают приливом. Не взять герою даров.

Говорит Персей нереидам:

— Сестры морские, что за малое-большое, что за большое-малое в ваших руках? Отнимая — дарите, даря — отнимаете. Такова ли правда на свете?

Легли нереиды спиной на волны. Стихли волны, уснули. Стало море как дорога выглаженная. Подплыла к Персею правдолюбивая Немертея, вложила ему в руки три дара: сумку неуемную, серп адамантовый и шапку-невидимку Аидову, и сказала:

— Первый дар — сумка малая. Вложишь в нее гору — войдет и гора: сама сумка растянется с гору. Вложишь в сумку мошку — и сожмется сумка: сама сумка станет как мошка. Второй дар — серп: не жатвенный серп — серп живую бессмертную плоть отсекает живой. Закален в крови Урана. Третий дар — шапка теней. Под землею Киклопами выкована. Кто наденет ее, невидимкой становится.

И нырнули нереиды в зеленую глубь.

Принял в руки сын Золотого Дождя от Немертеи три дара нереид. А у ног его волны плещутся. Только хотел ступить, как выросли высоко волны, покатились на берег, закружили Персея, заскользили по ногам, по рукам, по глазам — словно тысячи девичьих стонов льнут к нему и ласкают. И рта не раскрыть — целуют тысячью губ.

Перевернуло весь свет в глазах: стало небо внизу, а море вверху, и берега нет. Только волны да волны, да смех нереид. А что где, не понять. Будто держит он что-то крепко в руках и вовсе не держит.

Засверкал вдруг серп перед глазами — не один, а сто тысяч серпов: что ни гребень волны, то серп. А где серп? В руках — не в руках.

Вот и хитрая сумка! Раздулась, как рыбий пузырь. Раздувается все больше и больше… Уже полморя, полнеба в сумке, уже раздулся пузырь на полмира. Тут и шапка из рук… Иль в руках?.. Мелькнула, накрыла море — и исчезло все разом: нет ни моря, ни неба, ни даров — только смех нереид.

Лежит сын Золотого Дождя на берегу. Даль морская синеет, сверкает. Нереиды на волнах качаются и поют:

— Сам добудь! Сам добудь! Сам добудь!

Задремал Персей под ту песню.

Пробудился сын Золотого Дождя. Смотрит — далеко в море дельфин колышется. Несут его волны к берегу. Все ближе и ближе. Дремлет, лежа на его чешуе, Немертея. Серебрится тело морской девы, и по серебру играют глаза солнца. Глянул Персей, нырнул в море, подплыл к нереиде, разом обнял — и влечет деву-добычу к берегу.

Изогнулась рыбой дочь морского старца: ускользнуть бы! Не выскользнешь: крепко держит Персей. Кругом стиснули прибрежные камни.

Что за диво! Смотрит Персей: вьется водоросль у него по груди. Обвилась вокруг шеи — и уж нет нереиды.

Не размыкает объятий, крепко держит Персей Немертею.

Обернулась водоросль змейкой. Грозит. Вот-вот ужалит…

Крепко держит Персей Немертею.

Обернулась змейка пламенем. Бежит пламя к глазам. Вот обожжет, ослепит… Стало пламя зубастой пастью: когти львицы нависли над плечами — вот вонзятся…

Крепко держит Персей Немертею.

И не львица — куст расцветает на груди у героя, и на пышном кусте зреют ягоды, льнут к губам: «Откуси!..»

Крепко держит Персей Немертею.

Ступил герой на берег с кустом на груди. Глядь: ни куста, ни ягод — только рыбка выскользнула из-под пальцев, в ноги кинулась, в воду: «Поймай!»