Патрисия Вастведт - Немецкий мальчик

• Название: Немецкий мальчик
• Автор: Патрисия Вастведт
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-86471-617-5

Дождливый день 1947 года, на железнодорожной станции в английской глуши рыжеволосая Элизабет встречает немецкого мальчика, сына своей погибшей сестры. Она в смятении, переполняемая любовью и страхом. Что ждать от этого подростка, который состоял в гитлерюгенде и наверняка ненавидит врагов своей побежденной страны? Но реальность оказывается гораздо запутанней и сложнее. Тем же вечером немецкий мальчик вручает Элизабет картину на рваном холсте. На нем девушка с длинными медными волосами идет по солнцепеку, под деревьями притаилось кафе, а за столиком сидит мужчина и наблюдает за девушкой. Элизабет узнает себя. Но кто этот мужчина на картине, в углу которой стоят известные ей инициалы? И какое отношение имеет к картине художника-еврея ее немецкий племянник, психика которого явно подорвана нацизмом и войной? Так начинается тонко сотканная история двух семей на фоне вихрей, что накрыли Европу в двадцатом веке. Это неторопливый, завораживающий рассказ о семейных тайнах, предательстве и любви с лирично и точно выписанными деталями той эпохи.

---

— Ах, этот венский знахарь! Он не такой дурак, каким его выставляют. Да и вы тоже.

Это что, комплимент?

— Боюсь, я вас не поняла, — призналась Элизабет. К ее радости, голос звучал игриво, хотя сердце ныло от тревоги.

— Вы должны понять лишь себя. Люди вроде нас вскружат вам голову и собьют с толку. Элизабет, вам здесь не место, — после паузы сказал он и отвернулся.

— Мистер Ривер, я все видела! — заверещала сидевшая напротив Пикси Фейрхевен. — Вы флиртовали с этой милой девушкой, а теперь она краской залилась!

Его голос:

— Ривер, мисс Фейрхевен, а не мистер Ривер. Если Элизабет стало жарко, то явно не из-за меня.

Пикси:

— Элизабет очень ранима, мистер Ривер. Она не чета таким, как вы.

Ривер:

— В самом деле, мисс Фейрхевен. Себе на счастье, мне на горе.

Пикси восторженно взвизгнула, и разговор вернулся в прежнее русло. Элизабет судорожно сжимала нож и вилку и не отрывала глаз от браслетов из слоновой кости, которые подарила ей Ингрид Шрёдер. Она думала, что понравилась молодому человеку, но ошиблась. Элизабет унизили, но к тому же ее терзало смятение: ей самой этот Ривер не понравился, всем надеждам вопреки.

Должен же быть другой мужчина. Рядом с ним потяжелеет воздух, и свет запутается в ее волосах, когда он протянет ей чашку с чаем, а время повиснет на серебристой ниточке, потому что он едва ее не коснулся.

Элизабет тысячу раз повторяла себе, что в Майкле Россе и зимнем вечере на Фицрой-стрит не было ничего особенного. Майкл не любит ее и не полюбит никогда.

Как и мистер Ривер, Майкл увидел в ней скучную невежественную девушку из Кэтфорда, всю жизнь прожившую в доме с коричневыми стенами, хризантемами в вазах и кружевными салфетками на мебели. Он из вежливости пригласил ее к себе, а потом ему стало скучно, только и всего.

— Элизабет, Элизабет, не обращайте внимания на мистера Ривера! — верещала Пикси. — Неужели не понимаете, он же вас дразнит! Элизабет! Вы меня слышите? Она в трансе, честное слово!

— Нет, я не в трансе, — отозвалась Элизабет. Она сидела в озаренной свечами столовой миссис Шрёдер. Хрустальные бокалы с красным и белым вином сверкали на камчатой скатерти среди супниц, тарелок и блюд. Гости смеялись, жестикулировали, наклонялись друг к другу и разговаривали. Каждый блистал остроумием и излучал непоколебимую уверенность, за которой стоит финансовое благополучие.

Увидь ее сейчас Майкл, он наверняка понял бы, что ошибся: Элизабет вовсе не глупа, наивна или невежественна. Молодой мистер Ривер тоже ошибся: в этом кругу Элизабет не теряла себя, а находила.

Бруно Шрёдер поднялся и предложил тост:

— За президента и его величество короля! За свободу и дружбу!

Джентльмен, сидевший рядом с Элизабет, стукнул ложкой по бокалу и произнес другой тост:

— За борьбу с вычурной изысканностью во всех проявлениях!

И представители богемы с жаром подхватили тост. «Разве плохо быть изысканной?» — недоумевала Элизабет, поднимая бокал.

Франческа Брайон, сидевшая напротив, улыбнулась.

14

Посадку на фолкстонский поезд уже объявили, и Джордж Мэндер поднялся в вагон. Тихий коридор казался дальним закоулком дома: здесь не слышно ругани двигателя. Теперь из вагона он выйдет лишь в Кенте, там пахнет травой и сыростью, поют птицы и блеют овцы.

Джордж открыл дверь купе и, приподняв шляпу, поприветствовал молодую женщину, которая сидела у окна. Рядом крепко спал мальчик. У незнакомки были ярко-рыжие волосы, а одежда казалась изящным сочетанием несочетаемого, не только по цвету, но и по стилю, сейчас многие женщины так одеваются. Синие туфли, бледно-желтые чулки, красивые лодыжки. Мэндер сел поближе к двери.

В Лондоне Мэндер провел целые сутки, и, видимо, напрасно. Немного утешало лишь то, что теперь он спокойно поедет домой. Джордж вернулся бы еще вчера — мама болела, и надолго оставлять ее одну не хотелось, — но в банке, где он надеялся взять ссуду, тянули с решением кредитного комитета.

Два месяца назад Мэндер сократил последнего работника, у которого не было иждивенцев. Мастерству молодого формовщика, сына кузнеца, позавидовал бы любой из сытых богачей со вчерашнего ужина. Парень отказался пожать Джорджу руку, а через пару дней прислал ему по почте три фунта, бонус к последней зарплате. Он собирался к сестре в Ливерпуль и в подачках не нуждался.

Война давно кончилась, а ее яд продолжал убивать. Сегодня люди умирали не от газа и штыков, а со стыда.

Если не случится чудо, рано или поздно литейную придется закрыть: уже десять лет дела идут плохо, а последние четыре года мастерская приносит убытки. Как и многих других, Мэндера разорял быстро растущий импорт.

Мэндер почувствовал, что поезд тронулся. Надо же, он не заметил, как закрыл глаза. Вчерашний вечер он провел в клубе с теми, кого считал друзьями. От бренди болела голова. Запах сигар пропитал и костюм, и волосы. Господи, вчера даже волосы казались доказательством его никчемности! Почти сорокалетний, он давно поседел, а вот лысеть даже не начал. Боб Паунтни, в школьные годы худосочный плакса, а ныне преуспевающий импортер тканей, дернул Джорджа за волосы и поинтересовался, каким клеем он их приклеил. «Или намертво к голове пристрелил, а, старина?» Шутку Паунтни встретили взрывами пьяного хохота. Все собравшиеся — банкиры, биржевые маклеры, застройщики, — все лысели. Неужели ради финансового успеха ему, Джорджу, нужно облысеть?

Джордж почти не сомневался, что литейную не спасти. Отец и дед строили ее с таким трудом, а он стал свидетелем краха. После университета у Джорджа язык не повернулся заявить отцу, что чугунные ворота, ограды, каминные решетки и запчасти его не интересуют. Не желая казаться жестоким и неблагодарным, он решил немного выждать и попросить разрешения освоить другую профессию. Ему хотелось путешествовать. Но через год началась война, и юношеские мечты так и остались мечтами.

Вопреки своему желанию, добровольцем Джордж не записался. Он был нужен в литейной. Из-за нехватки рабочих рук его, к великой радости родителей, в армию не призвали. Это стало первым шагом по дороге в никуда. Джордж жил дома, работал в литейной, знакомился с членами лондонского клуба, в котором состоял отец, с управляющими банка, где отец хранил сбережения, с друзьями отца, с их сыновьями. Кентских приятелей он растерял, а сейчас очень многих не было в живых.

Время от времени Джордж встречался с женщинами. С Констанс из Британской библиотеки он обедал, когда приезжал в Лондон, с разведенной Лилли Стивенс ходил в театр, с Дороти, вдовой и дочерью маминой подруги, откровенничал. Дороти мрачно заявляла, что любви больше не ждет, а хочет лишь доброты и дружеского участия. Он же — дурак дураком! — до сих пор мечтал о чем-то большем.

Годы пролетали мимо, семейное дело буксовало, буксовало и заглохло. Рассуждая логически, Джордж понимал, что в банкротстве литейной не виноват, хотя всегда чувствовал: в его руках она пойдет ко дну.

Его мать не представляла, как плохи дела, и Джордж надеялся, что объяснять ей не придется. Настоящее перестало интересовать маму много лет назад, и сейчас она жила смутными воспоминаниями. Она уже почти не помнила ни покойную дочь, которая была на два года младше Джорджа, ни брата, который умер от коклюша, ни мужа, которому успела порядком надоесть.

Сверток на багажной полке предназначался маме. «Вояж по Шотландии», новую настольную игру, Джордж купил в «Хамлиз» на Риджент-стрит. На следующей неделе Агнес (так звали маму) исполнялось восемьдесят два, и в подарок она просила только настольные игры с кубиком.

Вагон качался, и в сознании Джорджа в который раз появились крамольные мысли о свободе, которую он обретет после маминой смерти. Он продаст дом и то, что останется от литейной, и наконец отправится в путешествие — уедет туда, где его никто не знает и ничто не будет тяготить.

Джордж Мэндер подумал о своем арендаторе, Эдди Сондерсе, который потерял жену и ребенка. Сейчас жизнь Эдди состояла из пастьбы коров, починки заборов и стрижки овец, и Джордж ему завидовал. Пережив страшную трагедию, Сондерс наконец обрел покой. Мэндер не жалел, что отдал ему землю, — это был единственный по-настоящему импульсивный поступок в его жизни, — но удивлялся, отчего ему не приходило в голову использовать ее самому.

Разбудил Джорджа грохот: в его полусне с полки свалился портфель. Он открыл глаза. Молодая женщина поднимала с пола книжку.

— Извините, — проговорила она. — Я уронила книжку Тоби.

Лишь сейчас Джордж посмотрел на ее лицо. Серые глаза, веснушки. Ей же не больше двадцати, откуда у нее ребенок шести-семи лет?

— Простите, что мы вас разбудили, — извинилась девушка. Мальчик проснулся и льнул к ней.

Когда они пересаживались на другую ветку, носильщиков рядом не оказалось, и Джордж перенес дорожную сумку девушки. Сама она шла следом, держа мальчика за руку.