Неизвестен Автор - От Советского Информбюро - 1941-1945 (Сборник)

• Название: От Советского Информбюро - 1941-1945 (Сборник)
• Автор: неизвестен Автор
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Отряд лежит и ждет. На дробь первого дзота откликается другой дзот, потом третий. Начинает вдруг бить миномет. Сеня Яковлев лежит в тине. Ему всего двадцать лет, но это уже двадцать седьмая его боевая разведка. Первое время он волновался, писал перед каждым походом в разведку письма родным и любимой, прощался с товарищами. Потом привык. А храбрость, которая дается привычкой, -самая стойкая храбрость.

Двадцатилетний лейтенант спокоен. Он терпеливо ждет конца этой никчемной стрельбы, поворачиваясь с живота на бок и снова на живот. Беспокоит его одно: дождь начинает затихать. Из-за туч на миг показывается луна, потом опять скрывается. Но все же становится как будто светлей. Это плохо. Надо подойти к немцам, покуда дождь совсем не перестанет. А немцы, как нарочно, бьют и бьют из пулеметов. Яковлев сердито поглядывает на небо: да, дождь кончается, это точно.

Все же дождь еще моросит, когда стрельба наконец затихает и когда по знаку лейтенанта группа снова пускается в путь.

Минные поля позади, начинаются спиральные проволочные заграждения. Два мокрых усатых саперика встречают здесь отряд - они уже перебросили через заграждения доски и маты, и бойцы быстро переползают на другую сторону. Потом так же ползком начинают взбираться вверх. Однако, когда до вершины холма остается метров тридцать, дождь затихает окончательно, полная луна вырывается на волю, и вся местность становится ясно видной, как на ладони.

Теперь лежи и жди - ни вперед, ни назад, словно в ловушке! Группа залегает в кустах надолго. Снова Яковлев сердито поглядывает на небо - не подойдет ли какая-нибудь заблудшая тучка. Но тучки нет, безраздельно царит луна. Яковлев морщится, поудобнее устраивается в грязи и замирает.

Он очень терпелив, этот юный лейтенант. Было время -и совсем еще недавнее, до войны, - когда Сеня не мог усидеть спокойно на месте и десяти минут. Теперь он может лежать без движения час, другой, третий...

Сеня лежит и ждет. Он знает, чего ждет: ночь коротка, перед рассветом после дождя должен подняться сильный туман над рекой. Этого тумана и ждет лейтенант. Проходит час, второй, слышно, как переговариваются и перекликаются немецкие часовые. Снова и снова принимаются бить пулеметы и опять затихают. Яковлев поглядывает на звезды -дело идет к утру. Испарина начинает ползти по земле, все курится вокруг - травинки, ветки, цветы. Проходит еще полчаса, туман заволакивает и небо, и луну, и землю. Пора, надо спешить! Лейтенант встает и быстро карабкается наверх, едва заметный в тумане даже ближайшему к нему бойцу. Бойцы бесшумно следуют гуськом друг за другом.

Объект нападения отряда - одиноко стоящая на холме изба, превращенная немцами в дзот. Туман все гуще и гуще, уже не видно и в двух шагах. Яковлев теряет ориентировку, залегает минуты на три, внимательно вглядываясь и вслушиваясь, потом, определив что-то в тумане, поднимается и решительно устремляется вперед. Вот и контуры хижины. Часовой шагает у крыльца, словно плывет в туманном мареве. Яковлев вынимает нож, подползает к стене избы. Выждав удобный момент, он делает точный бросок и ударяет часового ножом. Второй взмах ножа - это удар сержанта Мельканова. Часовой мертв.

Теперь гарнизон дзота в мышеловке. Нельзя медлить ни секунды: туман очень густ, но долго ли он продержится?

Одна часть группы окружает дзот, другая, поменьше, подкрадывается к дверям избы. В такой туман хорошо бы грохнуть дзот гранатами. Но дело не в гранатах - надо взять пленных.

Яковлев долго прислушивается возле дверей, прежде чем войти в сени. Нет, в сенях ни звука. Яковлев легонько сбрасывает сквозь щель ножом щеколду и входит в сени. Едва заметный глухой скрип, но он услышан, и кто-то отзывается из дзота коротким окриком, видимо окликает часового. Яковлев мычит в ответ что-то быстрое и неясное, нащупывает дверь в избу, рывком распахивает ее, и вся группа с автоматами наперевес входит в дзот.

Ранний рассветный час - время, когда затихает на короткий срок перестрелка, когда так хорошо дремлется в этой минутной, неверной фронтовой тишине. Трое немцев спят на нарах, в белье. Один дремлет, сидя у пулемета.

Пятый не дремлет - он тоже сидит у пулемета и подбивает молотком подошву на сапоге, который держит в руках.

Этот, пятый, сразу вскакивает и хватается за автомат, но автомат тут же выбивают у него из рук. Вот немец уже на земле связан, рот его крепко стянут тряпкой. Одновременно так же бесшумно сбивают на землю и связывают второго, дремавшего у пулемета. Не проходит и трех минут, как всех пятерых с завязанными руками, с повязками на губах выволакивают из дзота.

Туман все еще густ, но свет прибывает с каждой секундой, скоро взойдет солнце. Бойцы, взвалив на плечи пленных, начинают спускаться вниз. Трое из пленных покорны, но двое бьются, пытаются вырваться, крикнуть. С ними много хлопот.

На полдороге до речки одному из них удается сорвать повязку со рта о плечо несущего бойца, и немец начинает кричать во все горло. Ему тут же затыкают снова рот, но крик услышан, взвивается ракета, и со всей немецкой линии на холме начинают бить пулеметы. Пули свистят над головами. Вот падает раненый Нюбин. Его подхватывают и несут. А туман рассеивается, вокруг становится все светлей и светлей, видимо, будет ясное, погожее утро. В последних обрывках тумана разведчики переправляются по матам через проволоку и достигают реки.

Под сильным обстрелом, неся пленных и раненых на плечах, группа переходит реку и залегает в кустах. Ясное утро, видимость превосходная взобраться наверх до ночи нельзя.

И вот двадцать часов лежат разведчики на берегу, зарывшись в землю. Немцы бьют пулеметами и минометами. Наши минометы и артиллерия открывают сверху, с холма, сильный ответный огонь.

Яковлев сидит в старом окопчике, оставшемся здесь от прежних боев. Рядом с ним пленный - тот самый, что начал кричать. Он и сейчас бьется на дне окопчика и пытается сорвать повязку со рта. Потом затихает.

Время тянется бесконечно. Жаркий июньский полдень, солнце даже через фуражку печет голову. Яковлев снимает шинель, расстегивает ворот гимнастерки. Скорей бы вечер! Есть уже не хочется, в ногах и руках неприятная слабость.

Проходит еще полчаса. Перестрелка совсем утихает. Яковлев завозился, расправляя затекшие члены, непроизвольно приподнялся над окопчиком и тут же почувствовал резкий толчок в руку повыше локтя "Ранен", - сразу подумал он и опустился на дно своей земляной норы.

Горячая струя, так непохожая на ту утреннюю холодную дождевую влагу, покатилась по руке. Гимнастерка на рукаве сразу побурела.

Вызвать кого-нибудь на помощь нельзя - всякого, кто попытается вылезти из окопчика, тут же подстрелят. Яковлев здоровой, правой, рукой вынул из сумки, индивидуальный пакет, разорвал его, подрезал ножом рукав гимнастерки и, стараясь не глядеть на рану, перевязал ее, пытаясь стянуть руку как можно туже. Бинт немедленно заалел. И немец, взглянув на повязку, довольно и зло улыбнулся.

Неукротимое бешенство поднялось в груди Яковлева. Он видел, что немец наслаждается его болью. "Ах, скотина!" - в гневе подумал он. И он небрежно улыбнулся, как если бы рука не причиняла ему ни боли, ни беспокойства, вынул из кармана папиросу и закурил. Немец ждет его слабости, его стонов, может быть, ждет, что он, Яковлев, обратится к нему за помощью, и тогда он, немец, откажет ему в этой помощи. Нет, не будет ни слабости, ни стонов! Курить совсем не хотелось, кружилась голова, поташнивало, но он курил и стряхивал пепел равнодушно и спокойно, как ни в чем не бывало. Боль становилась все острее, а он курил и улыбался, будто мысли его были легки и беззаботны.

А вечер медлил, солнце словно приросло к верхушкам деревьев. Губы, пересохли, все поплыло куда-то вправо, потом влево. Силы Яковлева слабели, ноги подкашивались, боль становилась все нестерпимей. Несколько раз Яковлев впадал в беспамятство, но напряжение мускулов было столь велико, что тело продолжало оставаться все в том же положении даже тогда, когда мозг переставал контролировать его движения.

И юноша-воин победил: немец-враг не увидел его слабости, не насладился его болью, не порадовался стонам советского, русского офицера Спустилась ночная темнота, но Яковлев нашел в себе силы выждать, пока она максимально сгустится, и только тогда подал знак к выступлению. Он увидел, как по его знаку над земляными норами в темноте показались головы его бойцов. Он тоже вылез наружу, здоровой рукой схватил немца за шиворот, приподнял его над окопчиком и бросил на землю. Ту т же от этого напряжения он почувствовал такую страшную боль в руке, что опустился на траву. Чья-то голова наклонилась над ним, и знакомый, родной тревожный голос сержанта Мельканова произнес:

- Что с вами, товарищ лейтенант?

- Я ранен, - сказал Яковлев, - я вот уже семь часов как ранен.

29 июня 1943 года

Илья Эренбург

Их наступление

Вот что сообщали вчера немцы: