Кармен Майкл - Танго в стране карнавала

• Название: Танго в стране карнавала
• Автор: Кармен Майкл
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-03619-5

Кармен Майкл объехала весь мир и думала, что уже ничто не сможет ее удивить. Но, оказавшись в Рио, она поняла, что ошибалась. Город, в который она собиралась всего на несколько дней, затянул ее в свои сети на целый год, а приключения начались прямо в аэропорту. Родео, карнавалы, зажигательная самба и бразильские мачо закружили Кармен в водовороте ярких красок и впечатлений. Ей удалось войти в круги местной аристократии, а потом опуститься на самое дно, в трущобы, и своими глазами понять многогранность жизни в Бразилии.

Эта книга о бесшабашной жизни и о том, что мы узнаем о самих себе, оказавшись в чужой стране без денег и в полном одиночестве.

---

– Всего пятьсот долларов…

– О…

– Наличными. Бедняжка Уинстон. Но если не считать его бывшей жены, отсутствия денег и образования, а также того обстоятельства, что между нами не было абсолютно ничего общего, наш курортный романс развивался просто ослепительно. Разумеется, меня немного беспокоило то, с какой легкостью он признался мне в любви, тревожила и пропасть в возрасте между нами (ему был двадцать один, а мне двадцать восемь), а также тот факт, что Уинстон превосходил меня по внешним данным. Но я выбросила все это из головы, осознав: наконец-то мужчины начали понимать, что я – настоящая богиня. Конечно, все эти глупые, зажатые англосаксонские мальчишки, полгода набирающиеся храбрости, чтобы сказать, что им типа вроде нравлюсь, просто не понимали, какая я сказочная женщина. Двадцать восемь лет было прожито впустую, но здесь, в Бразилии, меня сумели раскрыть и оценить по достоинству.

Мои друзья волновались не столько из-за самого романа, сколько из-за моей уверенности, что он может продлиться больше двух дней. Густаво при каждом упоминании имени Уинстона делал страшные глаза, но Карина выслушивала меня внимательно и с присущей ей вдумчивостью.

– Ты счастлива? – спросила она, протянув ко мне руки вверх ладошками.

– Абсолютно! – отвечала я с восторженным вздохом.

Карина ласково улыбнулась:

– Ну и радуйся тому, что есть, потому что больше месяца это не продлится.

Как она могла сказать такое! Охваченная страстью, я не замечала ничего вокруг – а ничего и не было, кроме чистой радости от того, что рядом со мной лучший мужчина планеты. Разумеется, не вполне Эйнштейн, но кто сказал, что из него нельзя сделать гения? Вот пройдет несколько классов местной вечерней школы и какие-нибудь ускоренные курсы, тогда и поговорим. Ведь у него просто поразительный потенциал. О, потенциал, заманчиво-мерцающий оазис!

Приблизительно в это же время я впервые услышала слово malandro. Три вкрадчивых слога прозвучали в связи с тем самым Уинстоном Черчиллем из уст кого-то из моих белых бразильских друзей, представителей среднего класса. Слово сопровождалось сдавленным смешком, а когда я спросила, что оно означает, все удивленно закачали головами, словно сомневаясь, что сумеют объяснить иностранке такое сложное и тонкое социальное понятие.

– Но как это переводится на английский? – настаивала я.

– Не думаю, что перевод существует, – пожала плечами Карина. – Это исключительно латиноамериканское понятие.

С тех пор, топая по туристическим маршрутам Лапы, посещая уроки капоэйры и самбы, я на каждом шагу слышала это слово. Мои уши, казалось, не улавливали никаких других звуков, только эти: маландру, маландру, маландру. Певцы в Лапе слагали о них песни в ритме самбы, политики с негодованием отвергали обвинения в том, что таковыми являются, брошенные жены выкрикивали это слово из открытых окон в спину неверным мужьям.

В жизнелюбивой культуре Бразилии, ставящей наслаждения превыше всего, храбро бросающей вызов католической морали и тому неудобному качеству, что зовется верностью, то и дело всплывает, появляется фигура маландру, этакого потасканного антигероя бразильского фольклора. История, как правило, проста: бедный парень, вынужденный как-то выживать в условиях нищеты и дискриминации, становится ловким мошенником, потом влюбляется в невинную богатую девушку, но ее высокопоставленные родители стремятся разрушить этот союз. Он жулик, алкоголик и гуляка, но девчонка следует зову сердца (или, по крайней мере, зову гормонов), восстает против семьи и бежит с любимым в Лапу или другой столь же непристойный богемный район. Конечно же с ним куда интереснее, чем с прочими, скучно-благопристойными персонажами пьесы. Впрочем, само собой разумеется, что у него есть и другие женщины. И наверное, эта история не была бы бразильской, если бы сердцем маландру не завладевала вскоре бесстыдная и похотливая певичка кабаре в сексуальном платье.

За примерами из области искусства тоже далеко ходить не надо, бразильский сентиментализм их предоставляет немало. Игрок Гуляка в романе Жоржи Амаду «Дона Флор и два ее мужа», контрабандист Макс Заграница из пьесы Шику Буарке[37] «Опера маландру», искатель приключений Лелеу в фильме «Лисбела и преступник»[38] – все это портреты любимого сына Бразилии.

Но мое собственное, личное понимание того, кто же такой маландру, родилось позже, когда в один прекрасный пятничный вечер я осталась одна. Уинстон Черчилль был таков, вместе со своей бывшей, которая не только явно прожила дольше, чем я предполагала, но и начала с пугающей регулярностью появляться на сцене городских театров. Я даже прочитала рецензию, где ее хвалили за «блистательное и пылкое» выступление в роли «Бразильской Леди Макбет». Я все никак не могла поверить, что Уинстон Черчилль меня обманывал. У него были слишком голубые глаза, слишком безукоризненное тело, а восхитительная кожа слишком черной – он был слишком совершенен, чтобы оказаться лжецом. Видимо, проблема, втолковывал мне вечером на балконе правильный Густаво, заключалась в том, что я воспринимала все с позиций англосаксонской женщины.

– Тебе следует раскрепоститься, – шепнул он, видя, как я извожусь и кукожусь над очередной рецензией, где хвалили умирающую экс-жену. Затем Густаво смягчился: – Это Бразилия. Проблема не в Уинстоне Черчилле, дорогая. Проблема в тебе. Отправляйся в Лапу, найди себе другого маландру. – Он сделал паузу. – Может, теперь это будет Джордж Вашингтон.

Густаво долго заливисто хохотал над собственной шуткой, а отсмеявшись, удалился к себе, взмахнув полами белого восточного халата.

Последовав совету Густаво, я одна отправилась в Лапу. Стоял шумный пятничный вечер. Для иностранки прогуливаться по Руа Жоаким Силва вечером пятницы было равносильно прогулке с ведром овса в стойле голодных быков. Я буквально слышала топот целого стада бразильцев, жаждущих визы, – и предпочла укрыться под навесом заведения с претенциозной вывеской «Бар 100 процентов».

С владельцем бара, Карлиту, я познакомилась, когда гуляла здесь с Уинстоном Черчиллем. Он поприветствовал меня радушной улыбкой и отогнал трех увязавшихся следом парней. Был ранний вечер, но завсегдатаи бара, кажется, уже успели набраться – а может, не успели протрезвиться после предыдущей ночи. Я поинтересовалась, не знает ли Карлиту, куда уехал Уинстон Черчилль. Проигнорировав мой вопрос, он ласково взял мои руки в свои и фальшивым тоном поведал, что Уинстон Черчилль конечно же любит меня. Его жена Изабел выразительно закатила глаза и пошла разливать пиво. Чтобы не унижаться еще больше, я поменяла тему.

– Бог с ним, с Уинстоном Черчиллем, он маландру, и все тут, – произнесла я, а сама краем глаза наблюдала, как он отреагирует на мою провокацию.

Я впервые употребила этот термин, и Карлиту осторожно улыбнулся – Лапа себя защищает. Изабел с веселым любопытством смотрела на мужа из-за стойки. Искоса взглянув на нее, он откашлялся и заговорил:

– Маландру не обязательно значит плохой человек. Это как Наполеон. Мне кажется, все зависит от того, с кем ты его обсуждаешь, с французами или с русскими.

Не в силах и дальше оставаться в стороне, Изабел возмущенно фыркнула. Между сидящими в баре мужчинами и женщинами вспыхнула дискуссия насчет того, кто же такой маландру – коварный сексуальный извращенец или молодец и красавчик, которого просто неправильно поняли. Спор длился довольно долго, в огонь то и дело подливали масла в виде анекдотов и историй из жизни, женщины стояли на том, что всех маландру нужно держать под замком, но тут сзади раздался голос.

– Может быть, сегодня и так, – произнес голос; я обернулась и увидела вошедшего в бар пожилого человека. Среди пестрых шортов и пластмассовых шлепанцев он казался миражом в безупречном белом костюме и элегантной белой панаме. – Но в мое время, minha fi lha,[39] в мое время маландру были очень разными.

Он церемонно приветствовал меня, поцеловав руку, а Карлиту представил мне восьмидесятичетырехлетнего Валдемара да Мадругаду.

– Тогда маландрус, живущие в Лапе, были хорошо одеты, очаровательны и элегантны. Они носили белые шляпы, белые туфли и белые полотняные костюмы.

С этим словами Валдемар смахнул невидимую пылинку с лацкана собственного белого пиджака и окинул презрительным взглядом окружающие его полуголые тела и купальники-бикини – неофициальную униформу завсегдатаев «Бара 100 процентов».

Выяснилось, что Валдемар да Мадругада (прозвище, примерно означающее «Валдемар до рассвета»; он получил его в молодости за обыкновение подолгу, до самого утра, сиживать в богемных барах) – один из старейших представителей богемы Рио-де-Жанейро и один из известнейших и всеми обожаемых обитателей Лапы. Он приехал сюда в 1940 году, проведя десять лет в ужасном сиротском доме в Минас-Жерайсе, куда был помещен, когда его отец застрелил его мать. Он был музыкантом, исполнявшим самбу, играл с такими родоначальниками самбы, как Картола и Карлос Кашаса, в знаменитой школе самбы «Эстасон Примейра де Мангейра». Валдемар частенько наведывался в Лапу еще в те времена, когда полиция преследовала за игру на барабанах. В дни Валдемара да Мадругады Лапа переживала закат своей прекрасной эпохи. Тогда здесь махровым цветом цвели публичные дома и развеселые кабаре, в которых блестящие денди танцевали бок о бок с французскими проститутками и потомками рабов, рождая ту самую самбу, которой славится современная Бразилия.