Евгений Кривенко - Там, где была тишина

• Название: Там, где была тишина
• Автор: Евгений Кривенко
• Издательство: Молодь
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1960

В предгорьях Кугитанга пограничники находят кем-то сброшенную одежду. Начальнику заставы и молодому прорабу Виктору Макарову, прибывшему сюда из далекой Украины, ясно, что на стройку горного серного рудника пробрался враг. Начались диверсии. Макаров с товарищами отдают все свои силы борьбе с диверсантами. На стройке трудно с питанием, малярия валит с ног, но ничто не может остановить комсомольцев.

В повести «Там, где была тишина» Евгений Кривенко показывает победу социалистического строя в диких пустынях Средней Азии.

Книга интересна по сюжету, читается легко.

---

Нине не хотелось есть. Она мечтала о том, чтобы скорее наступила ночь, можно было бы лечь и забыться.

Вдруг она услышала чей-то чистый и звонкий голос. Кто-то с песней подходил к бараку.

— Маруся идет! — весело подмигнул Нине сидевший невдалеке от нее молодой парень в белой рубахе — Васька Сокол из бригады Солдатенкова. — Далеко ее слышно.

И вот распахнулась дверь, и на пороге показалась фигура ладной, стройной девчонки, с горящими черными глазами, в яркой красной юбке.

Пробираясь к проходу на женскую половину и отбивая протянутые к ней руки, Маруся запела озорную частушку:

— Добываем мы породу,
Серою богатую.
Не дают мене проходу
Мужики проклятые.

Барак загремел от хохота. А Маруся, вертясь юлой, продвигалась все дальше. Подойдя к своей койке, стоявшей рядом с Нининой она заметила новую соседку.

— Наше вам, — низко поклонилась она, обнажая мелкие белые зубы. — С приездом!

— Спасибо, — улыбаясь и с удовольствием разглядывая веселое лицо Маруси, ответила Нина. — Это ваше место?

— Мое, мое, — заторопилась Маруся, — соседями будем. А как же это вы к нам попали? Хотя постойте, — остановила она Нину, пытавшуюся объяснить ей. — Сначала поедим, а потом расскажете.

Она выдвинула из под топчана фанерный чемоданчик, достала из него алюминиевую тарелочку, отлила в нее супа из принесенного с собой котелка, разломила пополам лепешку и тут же принялась с таким аппетитом уплетать приятно пахнущий суп прямо из котелка, что Нина не удержалась и тоже взялась за еду.

— Ешь, ешь, — приговаривала Маруся, — больше ничего не будет. С харчами у нас тут — беда! Нам-то еще ничего, а вот как мужикам… У них желудки громадные.

Нина весело рассмеялась.

— А они все деньги на водку тратят, — продолжала рассказывать Маруся. — Поубивала бы я их за это. Появился тут один субчик, Дубинкой звать. Вот уж действительно дубина! В карты играет да водку трескает. И где он только ее достает? Здесь ведь нигде водки нет, потому что погранзона. Ну, нарвется он когда-нибудь на меня!

— А что же это у вас так плохо? — вполголоса спросила Нина. — Грязно так. В одном бараке и мужчины, и женщины, и даже вон семейные с детьми. И белье здесь сушат.

Маруся промолчала, только нахмурила брови.

Уже поздно вечером, когда вдруг сразу потемнело небо, они вышли из барака и уселись в обнимку на каком-то валуне. Маруся заговорила:

— Вот ты говоришь: грязь, теснота. Конечно правильно. Жизнь плохая. Никто бы не стал жить в таких условиях, да ведь все люди себя здесь временными чувствуют. Работа эта вроде пересадки. Подработают пару сотен и пошел дальше, искать, где лучше. Рабочие все меняются и меняются. Вот никто и не думает о своем житье-бытье. Потому вроде гости. Никто эту стройку к сердцу не принимает. Вот разве Сережа один. — Голос ее дрогнул. — Не вся наша бригада понимает — важное это дело. Вон горы, видишь, — махнула она в темноту. — А там серы много-много и какие-то соли, для удобрений, говорят, сподручные, и уголь, и нефть должна быть. А мы дорогу туда строим. Понимать это надо.

Она замолчала.

— А жизнь действительна собачья. Да я бы здесь ни одного дня не осталась… Если бы…

Она вдруг ткнулась лицом в колени Нине и заплакала.

— Полюбила кого-нибудь? — шепотом спросила ее Нина.

— Полюбила, — так же шепотом ответила та. — Так полюбила, что жизнь бы отдала и не подумала. На пытки бы пошла. Из-за него и на работе здесь осталась, и работу эту полюбила, и горы эти проклятые, — еще пуще разревелась она. — Все из-за него. А он на меня и не глядит. Другую любит, а кого — не знаю.

— Ну не плачь, не плачь, — успокаивала ее Нина. — Все устроится. Все хорошо будет. Не на нем же свет клином сошелся.

Когда девушки вернулись в барак, многие уже спали. Только посреди барака за грубо сколоченным столом сидело несколько человек с возбужденными, красными лицами. Перед ними стояла начатая бутылка водки. Невысокий одноглазый мужчина в потертой стеганке разливал водку по стаканам.

— Опять принес, зараза, — с ненавистью прошептала Маруся, указывая на Дубинку. — Где он ее только достает?

Став против стола, спросила, вызывающе щурясь:

— Снова хлещете? Спать пора!

— Маленьким девочкам спать пора, — уставился на нее своим единственным глазом Дубинка. — А, у нас пополнение! — вскричал он, увидя Нину: — Поздравляю! От имени грабарей и землекопов. Хотите выпить?

Он протянул Нине водку. Девушка только пожала плечами.

— Отказываетесь? Напрасно. Все пьют, миледи. Все без исключения. Виноват, за исключением телеграфного столба. И то последний не пьет только потому, что стаканчики на нем, обратите внимание, перевернуты вверх дном.

Собутыльники Дубинки громко рассмеялись.

— И ты, Ченцов, — повернулась Маруся к бригадиру, жевавшему сухую лепешку. — Ребенка, жену бы пожалел!

Ченцов уныло заморгал воспаленными глазами.

— Пригласили откушать, как же отказаться?

— Все равно труба! — громко проговорил Дубинка. — Скоро всех разгонят.

Многие спавшие подняли голову, прислушиваясь к разговору.

— Амба! — продолжал Дубинка. — Дорогу за-кон-сер-ви-ру-ют. Понятно, леди и джентльмены? Государство не имеет средств. Нет монеты на такую, простите, чепуху. Придется свертывать манатки. А сами не уйдем, басмачи попросят. Вот так-с! Поэтому и пьем с горя. За ваше здоровье!

Он одним глотком проглотил содержимое стакана и тот час же задымил цигаркой.

— Захожу в пивную, —

вдруг запел он высоким надтреснутым голосом, не выпуская из губ папиросы и сунув руки в карманы брюк, —

Сажусь я за стол,
Сбрасываю кепку,
Бросаю под стол.
Спрашиваю милку:
— Что ты будешь пить?
А она говорить:
— Голова болить!

Тряхнул спадающими на лоб темными космами волос, кому-то подмигнул.

Я те не пытаю,
Што тебе болить,
А я тебе спрашую,
Что ты будешь пить?
Или крем де-розе,
Или крем-брюле.

Дверь резко распахнулась. Дубинка, прервав песню, оглянулся. Глаз его вдруг принял осмысленное, настороженное выражение. Он вынул изо рта цигарку, поплевал на нее и медленно растер между пальцами.

К столу подошел Солдатенков, высокий широкоплечий, в расстегнутой на груди рубахе, с дерзкими серыми глазами и светлой падающей на лоб русой челкой.

— Была, кажется, договоренность, — сквозь зубы негромко проговорил он, — в бараке не пить и не курить.

— Все курят, — ответил Дубинка, осторожно отодвигая стакан. — А где же пить прикажете? В Метрополе? Или, может быть, в Мулен-Руж?

— Здесь пить вообще нельзя. Здесь погранзона.

— Ангел какой нашелся! — нервно рассмеялся Дубинка. — Пьет только кипяченое молоко и ест мармелады. Тоже мне начальство — бригадир. Много вас командиров развелось, все командовать горазды. Раз, два, раз, два! Чтобы все в ногу!

Дубинка злобно выругался.

Солдатенков подошел к нему вплотную.

— Где водку взял?

Нина глянула на его суровое, красивое лицо и незаметно локтем толкнула Марусю: «он»? Маруся вдруг порозовела, так же незаметно взмахнула ресницами, ответила: «Он, Сережа!»

— Пойдем отсюда, — шепотом произнесла она. — Сейчас ругаться начнут.

Подружки снова вышли из барака. А в небе уже висела чудная, прозрачно-розовая луна, обливая всю вселенную мягким прозрачным розовым светом. Этот свет лег на громады далеких гор, и на близкие предгорья, и на верхушки высокой арчи, превратив ее в серебряно-розовые факелы.

Подружки шли по узкой улочке, образованной двумя рядами глиняных дувалов. Вокруг стояла глубокая тишина.

— А как же ты сюда попала? — вдруг спросила Маруся. — Тоже, небось, она виновата?

— Кто? — удивилась Нина.

— Да любовь проклятая! И откуда только она берется? И что такое любовь?

— Не знаю, — чуть слышно ответила Нина. — Я еще никого не любила… По-настоящему.

— Бедная, — обняла ее Маруся.

Плечи Нины задрожали.

— Какая уж там любовь. Все на один лад. Скорей бы в постель повалить.

— Что ты! — вскрикнула Маруся. — Что ты говоришь! — И немного помолчав, спросила: — Кто же это тебя так обидел?

Нина не успела ответить. Из ближайших ворот неслышно выбежала тоненькая стройная девушка и подбежала к ним. Она была босиком, в красном платье. На груди ее посверкивали и позванивали серебряные украшения. Повернув к ним бледное, озаренное луной лицо, на котором особенно ярко выделялись пунцовые губы, она шепотом торопливо спросила:

— Вы на дороге работаете, да?

— Да, — ответила Маруся, удивленно приглядываясь к незнакомке. — А ты что хотела?