Франк Коллар - История отравлений власть и яды от античности до наших дней

• Название: История отравлений власть и яды от античности до наших дней
• Автор: Франк Коллар
• Издательство: Издательство «Текст»
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-7516-0846-0

---

Провести параллель с Арафатом нетрудно. Получалось, что кончина палестинского лидера объединяла его с основателями ислама и заодно подтверждала низость извечного врага. При этом утверждалось, что для разоблачения происков евреев арабы могут рассчитывать на самую неожиданную помощь: бараньей лопатки или же лежащих на дороге камней, ибо в традиции сказано: «Вы будете сражаться с евреями, и если один из них спрячется за камень, то камень произнесет: “Преданный Богу! Вот еврей прячется за мной! Убей его!”».

Возможно, западная традиция и оказывает какое-то влияние на мусульманский антииудаизм. Однако обвинения в отравлении, выдвинутые палестинцами против Израиля, непосредственно восходят к истокам их собственной культуры. При этом обвинения очень отягощены идеологией и имеют целью помешать сторонникам умеренности и переговоров. Благодаря им руководитель палестинцев возводится в ранг Посланника Господа и мученика, ибо «те, кто умирает от яда, также являются мучениками», — пишет Аль-Тараби. Шарон оказывается в одном ряду с низкими евреями Хайбара, и таким образом оправдывается нескончаемая и непримиримая борьба арабов, сыновей Измаила, против их вечных преследователей евреев, сыновей Исаака.

На пересечении двух антиеврейских традиций возникла и темная история отравленных израильских грейпфрутов, имевшая место в Италии в 1988 г. Действовавшая там арабская организация под названием «Долг и верующий» выпустила угрожающее сообщение, что будет травить поступающие из Израиля фрукты, которые продавались во Франции, в Бельгии, в Нидерландах. Отныне европейские покупатели израильских фруктов или других продуктов рисковали жизнью, и это объявлялось справедливым наказанием за <<поведение пассивного сообщничества с сионистами». Пропалестинские активисты, стремившиеся подорвать важную отрасль экономики Израиля, использовали древние страхи, в которых еврейство связывалось с ядом.

Таким образом, чужого продолжают изображать отравителем и рисовать его в самых мрачных красках. В первую очередь такое положение характеризует недемократические режимы. Приходится признать, что в развитых странах наблюдается тенденция к исчезновению яда из общественной жизни и политики. В 1994 г. во Франции разразился скандал, связанный с попаданием в банк крови вируса иммунодефицита человека. Четверо руководителей банка были приговорены к лишению свободы. В деле оказались замешаны министры- социалисты, действия которых суд квалифицировал как «пособничество в отравлении». Тем не менее этих министров поддержали не только их друзья, но и их противники, несмотря на ожесточенную борьбу между социалистами и правыми. Политики слишком хорошо понимали опасности бесконечного расширения ответственности государственных чиновников.

Журналист М.Пейро писал 17 января 1997 г. в газете «Монд», что слово «“отравление” обладает во французском языке значительной силой». Эта сила обусловлена представлением об оружии, которое сегодня покинуло политическое поле. В демократических режимах оружие яда постепенно становилось все более редким, а в неевободных — продолжало широко использоваться. Оно применялось также в борьбе между государствами и в то же время не уходило из политической пропаганды и манипуляции общественным мнением.

В миропонимании людей происходили глубокие изменения, но при этом во многом продолжали сохраняться и старые представления. В 1918 г. в Европе свирепствовал «испанский грипп», но она не слишком походила в это время на Европу 1348 г., которую опустошала чума. И тем не менее возрождалось мнение о криминальном происхождении эпидемии. Ответственность за нее возлагалась на немцев, которые прививали якобы болезнь домашним животным, чтобы заразить людей. Коммунистическая Болгария имела совсем немного общего с Византией времен Комнинов, хотя и располагалась на ее бывшей территории. Тем не менее когда в 1978 г. дочь руководителя Тодора Живкова, позволявшая себе слишком большую свободу в речах, скончалась при странных обстоятельствах, горничная показала, что незадолго до ее смерти на перстне умершей побледнела бирюза. Драгоценный камень, как в средневековом лапи- дарии, становился индикатором присутствия яда.

Своего рода «мутация» произошла с восприятием массовых отравлений в военных целях. В 1625 г., в знаменитом трактате «О праве мира и войны» Гуго Гроций писал: «Закон народов, по крайней мере, самых передовых, с незапамятных времен предает проклятию факт убиения врага с помощью яда». Варварство прошлого века допустило массовое нарушение этого закона, причем смертоносная сила ядовитого газа несоизмеримо выросла. Использованный на полях сражений газ являлся детищем современной технологии, но он вызывал все то же отвращение, восходившее к глубокой древности. По зрелом размышлении и немецкие, и французские ветераны стали признавать, что отравляющие газы были не более жестоким оружием, чем любое другое. В романе Анри Барбюса «Огонь» есть такой эпизод. Сообщают о газовой атаке, и один из солдат кричит, что такое оружие незаконно. Второй же отвечает ему, что обычные снаряды, ранящие плоть и рвущие тело на куски, нисколько не лучше. Все дело в том, что оно проливает кровь, это нормально на войне. А вот отравление в начале ХХ в. все еще ассоциировалось с дьяволом.

Заключение Власть яда, яды власти

Макиавелли в «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия» говорит, в частности, о заговорах. По словам выдающегося политического мыслителя, заговоры с применением холодного оружия и с применением яда развиваются абсолютно одинаково. Таким образом, если следовать бесстрастно рациональному подходу Макиавелли, политическое отравление не заслуживает специального внимания. Яд становится всего лишь одним из многих способов достижения или сохранения власти. Автора же «Г осударя» привлекает только она как таковая.

Тем не мецее использование яда с самых отдаленных времен воспринималось особым образом. Как писал об этом один английский историк, отравление представляло собой больше чем просто modus operandi. Именно с этим оружием в западной культуре оказалось связано чрезвычайно богатое воображаемое, восходившее к временам Античности. Причем неприятие к яду сильнее проявлялось в римской культуре, нежели в греческой, в которой христианские традиции тесно сплетались с языческими. Западноевропейская цивилизация гораздо больше, чем другие, связывала venenum с магией и с оккультными практиками, с жестокостью и коварством, с изменой и предательством. Средство, действующее против естества, считалось противоестественным. В римском праве, а также в правилах ведения войны оно трактовалось как самое ужасное и отвратительное. Такое неприятие дошло до наших дней.

Политическая сфера никогда не обладала монополией на отравление. Даже когда яд применяли самые могущественные люди или державы друг против друга, это действие происходило в определенном социокультурном пространстве. При этом отравление, связанное с функционированием власти и с пониманием ее в данном обществе, находилось с этим пространством во взаимной зависимости. Оно, как и война, становилось продолжением политики другими средствами, правда, применявшимся, по-видимому, реже. Использование яда считалось менее достойным, чем другие способы борьбы, оно не регламентировалось таким количеством ритуалов и вместе с тем признавалось не менее эффективными. В историографии высказывалось убеждение, согласно которому яд всегда играл важную политическую роль, он часто ускорял смену монарха наследником или смену династии, ниспровергал влиятельных министров. Однако точно оценить эту роль в разные периоды практически невозможно, поскольку большинство политических отравлений остается спорным из-за давности событий и противоречивости передающих их текстов. А многочисленные и явно ошибочные указания источников на отравления еще сильнее осложняют данную задачу.

Как писал в своих Мемуарах Жак де Ту в 1600 г., утверждение, «что смерть государя ускорил яд, звучало всегда, а особенно во времена смуты и неустроения». Болезнь или смерть правителей непременно вызывали слухи и подозрения прежде всего при дворах монархов, таивших в себе множество интриг и тайн. Имитируя действие природы, яд подменял ее собой. Заговорщики хотели заставить думать, что наступила естественная смерть и смена власти была неизбежна. На самом же деле она в данном случае серьезно нарушала законный порядок вещей — иногда ко благу! — и напоминала сильным мира сего о скоротечности земной славы.

Поскольку употребление яда воспринимается абсолютно негативно, оно принципиально связано с тайной и не предполагает передачи обществу сообщения. Если заколовший Цезаря кинжалом Брут мог восприниматься как герой-освободитель, то «героев отравления» или «пропаганды отравлением» не бывает. Превознесение яда в политических целях невозможно даже в случае применения его против наихудшего тирана. Зато такие речи могут великолепно послужить для обвинений врагов. Аргумент использования яда был широко распространен: с его помощью разоблачали, подрывали авторитет, дискредитировали, очерняли. В этом состоит еще одна связь между отравлением и властью. Яд вызывал всеобщее отвращение, а значит, те, к кому приклеивалось обвинение в его использовании (будь то в стенах дворца или на поле сражения от Пирра до Ипра) обливались презрением. Такое оружие использовалось против подданных тиранами в их ненасытной жажде власти, против государей, величие которых, как и величие Бога, оскорблялось. Оно могло быть употреблено против соперника или соседа, наконец, его систематически применяли в борьбе с Османской империей. Ужас перед ядом помогал устранить противника или объединить против него общественное мнение. Истинная политическая сила отравления крылась, по-видимому, именно в этом. Реальный материальный яд мог быть заменен любым другим оружием. А вот словесный, тот, что убивал врага в глазах людей и отравлял общественное мнение, поистине становился незаменимым.