Джулио Леони - Закон тени

• Название: Закон тени
• Автор: Джулио Леони
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-53787-7

Италия, зима 1482 года. Неужели Симонетта Веспуччи, прекраснейшая из женщин, которую боготворила вся Флоренция и с которой Боттичелли рисовал свою Венеру, действительно вернулась из страны мертвых?

Но это могло произойти только в одном случае: кто-то узнал закон тени и овладел тайной древнего обряда, открывающего двери в потусторонний мир. Ведь рукопись, в которой он описывался, считалась утраченной навеки.

И вот в Риме, где идет смертельная борьба за папский престол, Пико делла Мирандола, друг герцога Лоренцо, властителя Флоренции, начинает расследование. В распоряжении молодого философа только огромная увлеченность, острый интеллект и феноменальная память.

Идя по следу таинственно ускользающей красавицы, Пико неожиданно открывает, что женщина, пришедшая из потустороннего мира, не одинока: за ней стоит целая вереница теней.

Впервые на русском языке!

---

— Ничего не осталось, — пожал плечами Манетто. — А если что-то и было, то кануло вместе с ним. Леон Баттиста был нелюдимым человеком, я вам уже говорил.

— Но он же с кем-то встречался, даже будучи таким отшельником. У него наверняка были друзья, которые хорошо его знали. Кому перешло все состояние после смерти? Был он женат? Имел детей? Может, была какая-то женщина?..

— У Баттисты? Жена и дети? — перебил его торговец. — Женщины? Нет, не тот он был человек. Не было у него женщин. И потом, он ведь постригся еще молодым. Конечно, это ровным счетом ничего не значит, особенно если посмотреть, какой пример подает церковная верхушка, но им в жизни руководили только собственные увлечения. Строительство поглощало его целиком. Он служил аббревиатором, но так, в качестве синекуры. Нет, все его помыслы были лишь об архитектуре, и время он проводил только в компании себе подобных до самого заговора.

— Какого заговора?

— Заговора аббревиаторов. Его еще называют заговором платонистов. Точнее, колдунов, как тогда все говорили. Это случилось в тысяча четыреста шестьдесят восьмом году, в правление Папы Павла Второго. Тюрьмы в Риме были переполнены поэтами и мечтателями. Папа считал их язычниками и убийцами и был уверен в том, что группа студентов-платонистов хотела извести его с помощью колдовства. Многие из них были аббревиаторами.

— А кто это?

— Образованные люди с литературным даром, способные придать доходчивую и яркую форму речам главы христианского мира. Хотя по большей части их занимали только в редактировании обычной корреспонденции Ватикана. Закрытая, подозрительная каста, довольная условиями работы и ревниво охраняющая свои привилегии. Они часто входили в противоречия с курией. Наверное, поэтому их и заподозрили в заговоре против понтифика. По причине этих подозрений коллегию тогда распустили. Поговаривали даже о ереси и о каких-то дьявольских ритуалах, отправлявшихся под прикрытием священных дворцов. Сикст Четвертый возобновил коллегию, но с тех пор их работу жестко контролируют монахи из инквизиции.

— Леон Баттиста тоже был членом коллегии?

— Да, до самого ее роспуска в тысяча четыреста шестьдесят четвертом[43].

— Значит, между этими людьми до последнего дня существовали контакты. Может быть, с кем-нибудь из них он был в дружеских отношениях. И возможно, кому-то известна дальнейшая судьба его бумаг, — с сомнением заметил Пико.

— Задача не из легких… Все они люди замкнутые, мало кому доверяют. В те времена я знал такого. Не совсем обычный человек… Он рассказывал мне именно об Альберти.

— Рассказывал о Леоне Баттисте? — оживился юноша. — И что он говорил?

— Не так много, — отозвался Манетто, удивленный такой реакцией. — Я уже забыл, в связи с чем мы о нем вспомнили. Он сказал, что архитектор питал страсть к античным памятникам и занимался исследованием руин. Вы тоже это знаете. Но он говорил и еще кое о чем.

— О чем?

— У флорентинца все время с собой была рукопись, которую он никому не показывал. Время от времени, будучи уверен, что его никто не видит, он погружался в нее, как в глубокую медитацию.

— Что за рукопись?! — взволнованно воскликнул Пико. — Какова ее дальнейшая судьба?

— Понятия не имею. Никогда этим не интересовался. Тогда мне это казалось неважным.

Пико помолчал, задумавшись.

— Необычный человек… А почему необычный?

— А из-за цвета волос. Он был огненно-рыжий, даже тевтоны такими не бывают. Словно из адского пламени выскочил. Узкоплечий, бледный… Звали его Марко. Я до сих пор себя спрашиваю, как случилось, что его зачислили аббревиатором. У нас в Риме рыжих не жалуют, и курия не делает исключений, если дело касается веры или предрассудков.

Манетто говорил о давних делах так, словно был их живым свидетелем. И у Пико снова возникло ощущение, что он гораздо старше, чем хочет казаться.

— А Леон Баттиста? Его тоже коснулись гонения?

— Нет, ему ничто не угрожало, по крайней мере официально. Конечно, он имел сношения с заговорщиками, поскольку принадлежал к школе Платона. Но от подозрений его спасло полное погружение в искусство. Хотя тот факт, что архитектор находился под покровительством кардинала Просперо Колонны и часто у него бывал, вряд ли нравился Павлу Второму.

— Почему вы так решили?

— Колонна никогда не пользовались симпатией Святого престола. Они всегда были мятежниками, поддерживали императора, враждовали с другими семьями и не угодничали. Слишком сильные, чтобы стать бандитами, и чересчур слабые, чтобы обеспечить себе папство, они проявляли силу на бастионах и слабость в стенах города. Народ их поддерживал. Это семейство провело больше времени в изгнании или в одиночных камерах, чем в собственных дворцах, но без них не было бы Рима. Вот и нынче, когда они снова на ножах с Папой, в коллегии кардиналов есть один из них, Джованни. И тех, кто прочит его в Папы, предостаточно, как и тех, кто хотел бы его уничтожить.

Пико был озадачен.

— На чем же держится государство, если одна его часть в постоянной вражде с другой? И как Альберти удавалось выкручиваться? Вы говорите, он держал сторону Колонны. И в то же время имел должность в курии?

— В этом особенность Рима и его сила: в Риме правит не конкретный принцепс, а преходящая власть, и длительность правления в руках Божьих. Все склоняются перед этой властью в надежде, что завтра колесо Фортуны повернется в их сторону. То, что сегодня в руках Орсини, завтра перейдет к Колонне, а послезавтра — к Савелли или Вителлески. Все преклоняют колени перед папской тиарой и плетут заговоры, чтобы ею завладеть. В таком согласии Рим живет уже тысячелетие. Но если явится настоящий правитель, город разлетится вдребезги, как стеклянный колокол, в который позвонили ударом молотка.

— Не может быть, — задумчиво промолвил Пико.

Манетто подошел к окну.

— Как на карнавале, который разгулялся на улицах, — неожиданно заметил он. — Круговращение масок, а лиц не видно. Вы ничего не заметили, сер Пико?

Юноша оторвался от своих мыслей.

— Карнавал? Весь город в праздничной лихорадке. Может, чересчур возбужден для столицы христианского мира.

Манетто бросил на него взгляд.

— Именно так. Есть в этих днях что-то нездоровое, какой-то яд поражает улицы и заражает людей, как миазмы с болот Агро-Романо. И так каждый год.

Пико пожал плечами.

— Может, такова природа праздников? Разве нарушение всех правил, скрытое под масками, не связано с языческими обрядами? Древние римляне на несколько дней открывали железную дверь, чтобы выпустить наружу богов подземного мира. С течением веков эти обычаи стали забываться, но праздник сохранился во всей Италии. И он источник радости, а не тревоги.

— Рим — город не такой, как все. Вы никогда об этом не думали, Пико? Его время отмечено кровью. Вспомните мифы о возведении Ниневии, Трои, великого Вавилона. Любовь богов к земным женщинам, подвиги героев. Или прибежище для народов, которые вынуждены сняться со своих выжженных земель, но которых ведет надежда. Таковы наша Флоренция или Венеция. А Рим, родившийся на месте крови, пролитой братьями, этот кровавый след тащит на себе сквозь века.

— И это делает карнавал таким жестоким? — недоверчиво заметил Пико.

Собственные слова напомнили ему горькую отповедь Лоренцо. Может ли величие покоиться на жестокости? И величие Рима тоже не избежало этого проклятия?

— Не карнавал, друг мой, — ответил Манетто. — Я в Риме уже много лет и представляю дом Медичи еще со времен Козимо. Я хорошо изучил этот город и знаю, каков он на поверхности и что таится в его глубинах. Жажда разрушения законов проявляется здесь по-разному. Наверное, вам не помешало бы увидеть хотя бы один случай собственными глазами. Начните, к примеру, с забега на горе Тестаччо. Он состоится сегодня после часу дня.

— Что-то мне не хочется присутствовать при игрищах, сер Манетто.

— Игрищах? Может, и так, но люди как дети. В играх видно, кто из них вырастет, как в змеином яйце виден свернувшийся змееныш. Выпейте еще глоток, вам не помешает.

Отдав несколько распоряжений привратнику, Манетто проводил Пико на улицу. Они вышли на берег напротив острова Тиберина. В этом месте вся река была покрыта множеством разных лодок. Крупные, груженные зерном баржи шли на разгрузку в порт Рипетта, а вверх и вниз по течению сновало множество мелких суденышек, с трудом лавируя и пробивая себе дорогу.

Дула трамонтана, и холод пробирал до костей. Дрожа и стараясь согреться, Пико завернулся в плащ. Вода отливала свинцом, и по течению плыли куски льда. Манетто перегнулся через загородку и крикнул маленькую лодку, плывшую недалеко от них к устью.

— Эй, лодочник, довезешь до ворот Портуенсе?

А потом, когда лодочник принялся грести в их сторону, Манетто тоже заметил плавающий в воде лед.