Анатолий Днепров - «Мир приключений» 1963 (№09)

• Название: «Мир приключений» 1963 (№09)
• Автор: Анатолий Днепров
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1963

СОДЕРЖАНИЕ:

А. Бобровников. Повесть о бедных марсианах. Рисунки Л. Дурасова.

Л. Платов. «Летучий голландец» уходит в туман. Рисунки В. Бибикова.

М. Емцев, Е. Парнов. Падение сверхновой. Рисунки Ю. Копейко.

Яков Волчек. Последний рейс на «Яке». Рисунок А. Лурье.

А. Днепров. Глиняный бог. Рисунки Ю. Макарова.

А. Горбовский. Четырнадцать тысячелетии назад. Рисунки И. Симанович и И. Устинова.

А. Смуров. Рассказ о плавающем острове. Рисунки А. Тамбовкина.

М. Емцев, Е. Парнов. Доатомное состояние. Рисунки А. Тамбовкина.

Ю. Давыдов. Шхуна «Константин». Рисунок А. Лурье.

Г. Альтов. Судьба предвидений Жюля Верна. Рисунки Ю. Копейко.

---

— Гитлер! — сказал Шубин, поднимая глаза на штабных офицеров.

— Ну, так уж сразу вам и Гитлер…

В общем, на Шубина побрызгали в штабе холодной водичкой. А он, конечно, зашипел, как утюг.

— Да понимаете ли вы, что это за подводная лодка? Сгусток лжи и преступлений, вот это что такое! Я было хотел ее потопить. А теперь понял: нет, нельзя! Ни в коем случае нельзя! Ее вскрыть надо, как консервную банку! И тогда такое поползет оттуда, что мир ахнет и содрогнется!

Шубин сердито посмотрел на армейцев:

— Дали бы мне задание, чтобы с самыми передовыми частями войти в город. Или же с корабельным десантом…

— А это уж вы с вашим морским командованием решайте! При корпусе будет особая группа. Она, к вашему сведению, и займется подводной лодкой. Это специалисты. Вскроют вашу «консервную банку» аккуратно, по всем правилам. Вы не волнуйтесь, капитан-лейтенант! Все будет нормально. Занимайтесь своим делом. Спокойно высаживайте десант, топите корабли!

Каково? «Не волнуйтесь»! «Спокойно топите корабли»!..

Шубин, очень недовольный, уехал.

В машине он не переставал бурлить.

Князев и Павлов, сидевшие на заднем сиденье, многозначительно переглядывались. Они прекрасно знали своего командира, понимали и любили со всеми его слабостями.

Шубин очень ревниво относился к славе своего отряда, своего дивизиона, своей бригады. К этому прибавилось еще и некое искони существующее боевое соперничество между флотом и армией.

— Все себе заграбастали — что получше! — бурчал Шубин. — А мы на подхвате! От самого Ленинграда висим на корме у этого «Летучего голландца». Прижали к Пиллау наконец. Так нет! «Не волнуйтесь, капитан-лейтенант! Без вас обойдемся!» Попросту не хотят славой делиться! Гитлера в плен захватить — шутка ли?

— Может, все-таки не Гитлер?

А кто же? Да они и сами знают, что Гитлер! Темнят, по своему обыкновению. И перед кем темнят? Кто им обрывки донесения доставил? Теперь-то, конечно, бери «Летучего» чуть ли не голыми руками!

— Легко сказать: бери!

— У причала-то? Справятся! А мы в это время будем взад-вперед ходить, раненых эвакуировать. Ну есть ли, спрашивается, справедливость на свете?..

3

В центре Кенигсберга спустил скат. Князев и Павлов остались помогать шоферу, a Шубин решил пройтись, чтобы поразмяться и успокоиться.

Вокруг был притихший город-пепелище.

«Как аукнется, так и откликнется, — подумал Шубин, вспомнив про Ленинград. — Аукнулось на одном конце Балтики, откликнулось на другом».

Сюда бы специальными эшелонами всех этих фабрикантов оружия, военных монополистов — всю злую, жадную свору! Взять бы за шиворот их, встряхнуть, ткнуть носом в эти кучи щебня, в свернувшуюся клубком железную арматуру, в то, что осталось от знаменитого некогда Кенигсберга! Смотрите! Осознайте! Прочувствуйте! Это вы превратили его в пепелище, ибо такова неотвратимая сила отдачи на войне!

Странно было видеть здесь сирень. Нигде и никогда не видел Шубин так много сирени и такой красивой. Махровая, необыкновенно пышная, яркая, она настойчиво пробивалась всюду между руинами. В зарослях ее начинали неуверенно пощелкивать соловьи, будто пробуя голос и с удивлением прислушиваясь к тишине, царящей вокруг.

Шубину пришло на ум, что штурман «Летучего голландца» родом из Кенигсберга. В кают-компании, за обедом, он спросил мнимого Пирволяйнена, не бывал ли тот в Кенигсберге. И мнимый Пирволяйнен едва удержался тогда, чтобы не созорничать, не брякнуть: не бывал, мол, но надеюсь побывать!

Вот и побывал!

Тихий голос рядом:

— Эссен…

Пауза.

Снова робкое:

— Эссен…

Шубин опустил глаза. Рядом стоял мальчик лет шести в штанах с помочами. Обеими руками он держал маленькую пустую кастрюльку.

Такие ребятишки с кастрюльками, судками, мисочками всегда толпились у походных кухонь во взятых нами немецких городах…

Шубин присел на корточки перед малышом:

— Си хайст ду, бубби?

— Отто…

Кого-то смутно напоминал этот малыш. Кого?.. Нет, не удалось припомнить!

Худенькое серьезное лицо, удивленно поднятые темные брови. «Эссен»…

Одна из бесчисленных, ни в чем не повинных жертв «Летучего голландца»!

Сила отдачи на воине слепа, как всякая сила отдачи. Орудие, которое стреляло по Ленинграду, откатившись, ударило не Гитлера, и не Крупна, а этого несмышленыша, горемычного Отто из Кенигсберга!

Шубин круто повернулся и зашагал к матине. Рывком он вытащил оттуда взятые в дорогу консервы, черный хлеб, пакеты с концентратами.

Мальчику представился, наверно, добрый Сайта Клаус с его рождественским мешком. Только мешок этот был цвета хаки, солдатский.

Шофер, мигая белесыми ресницами, с удивлением смотрел на Шубина.

— Ты что?

— Сказано же, товарищ гвардии капитан-лейтенант: убей немца!

— Дурень ты! О вооруженном немце сказано, с автоматом на шее, оседлавшем танк, и, тем более, на нашей территории! А из этого немца еще, может, выйдет толк!.. Как считаешь, Отто, выйдет из тебя толк?

Подарки не умещались в кастрюльке, вываливались из рук.

Шубин огляделся. В пыли лежала пробитая немецкая каска. Он поднял ее, перевернул.

— Ну и кастрюлька же у нас с тобой!

И на серьезном личике появилась улыбка, слабое отражение всепокоряющей шубинской улыбки.

Шубин даже проводил Оно до дому, чтобы по дороге не отняли еду.

Из подвалов, щелей, дверей и окоп, как скворцы из скворечен, высовывались молчаливые немцы и смотре in на это шествие. Впереди шагал мальчик, прижимая к животу перевернутую каску, доверху наполненную продуктами, следом шел моряк.

Потом «виллис», виляя между развалин, быстро проехал через Кенигсберг к скрылся в облаке пыли…

Каким же ты будешь, бубби, когда вырастешь? Двадцать тебе сравняется, наверно, в 1959 или 1960 году. Забудешь ли ты этого русского военного моряка, который подарил тебе полную каску продуктов среди руин Кенигсберга?

Неужели забудешь?..

4

В город Пальминекен, где стояли гвардейские катера, Шубин вернулся к вечеру.

Все заметили, что он не то чтобы невеселый — командиру перед боем нельзя быть веселым, — а какой-то вроде бы задумчивый.

Он присел на бухту троса, закурил, загляделся на светлое, почти белое море, приплескивавшее у его ног.

Привычные, домашние звуки раздавались за спиной.

Боцман жужжал неподалеку, как хлопотливый шмель: жу-жу-жу, жу-жу-жу! Кого это он жучит там? А, юнгу!

Потом юнга вприпрыжку пробежал мимо, напевая сигнал, который исполняют на горне перед ужином:

Бери ложку, бери бак
И беги на полубак!

Значит, команда садится ужинать.

У Шурки в детстве было мало детского. Блокада, потом пребывание в дивизионе среди взрослых наложили на него свой отпечаток. (Впрочем, Шубин с гордостью говорил о своем воспитаннике: «Возмужал, не очерствев!») Но тем трогательнее были прорывавшиеся в нем порой смешные мальчишеские порывы и выходки.

Шубин подозвал юнгу, всмотрелся в его лицо, вздохнул:

— Худой ты у нас какой! Вытянулся за этот год! Не надо бы тебя брать в операцию!

— Почему?

— Опасно.

Шурка был поражен. Опасно? Но ведь на то и война, чтобы было опасно. И он не первый год воюет! Командир еще никогда не заводил таких разговоров. А вдруг к на самом деле не возьмут в операцию? Он капризно надул губы. Когда же и покапризничать, как не перед операцией?

— Ну ладно, ладно! Возьмут!

Чтобы утешить юнгу, Шубин показал ему карту побережья, на которой коса Фриш-Неррунг была похожа на ножку гриба-поганки.

— А мы чик по этой ножке! Перережем, и шляпка сразу отвалится!

— Перережем — отвалится, — повторил юнга, с обожанием снизу вверх глядя на Шубина.

И всегда что-нибудь придумает командир!

Не мешкая, Шурка отправился рассказывать приятелям про «гриб-поганку», по обыкновению выдавая командирскую шутку за свою. Он не успел еще насладиться всеобщим одобрением, как боцман окликнул его и приказал ложиться спать.

Как! Так рано — спать?

Но то было распоряжение гвардии капитан-лейтенанта, а и таких случаях пререкаться не полагалось. Ночью предстоит трудная работа, надо получше отдохнуть перед нею.

Сам Шубин остаток вечера просидел над картон Пиллау, которую удалось раздобыть в штабе.

Князев с интересом прислушивался к его бормотанью.

— Кладбище? — рассуждал вслух Шубин. — Что бы это могло быть за кладбище?.. Погребальная романтика, черт бы ее драл! Корабль мертвых… Стоянка на кладбище…

Он долго возился с картой, что-то измеряя на ней. Наконец с удовольствием потянулся — так, что кости хрустнули!