Михаил Петров - Судьба философа в интерьере эпохи.

• Название: Судьба философа в интерьере эпохи.
• Автор: Михаил Петров
• Жанр: Философия

Все написанное Михаилом Константиновичем проникнуто пафосом критики социального фетишизма, в условиях которого возникает убеждение, будто бы человек обязан различным институтам, знаковым системам и структурам всем, а сами они могут обойтись без человека, обладают способностью к саморазвитию. Такое убеждение порождает социальную пассивность, упование на "колесо истории", притупляет чувство личной ответственности за все, что делается здесь и теперь.

Петров Михаил Константинович

Историко-философские исследования.

М., 1996.

512 с.

---

Появление самостного, оторванного от носителя "слова" в форме юридического документа, договора, полисного закона практически замкнуло область мировоззрения на два лингвистических полюса: а) на голову универсального грека, где перешедшие в форму личного навыка прежде разобщенные очаги профессионального знания вошли в связь через универсалии языка и в условиях двусубъектной деятельности получили на стороне "слова" универсальную коммуникативную структуру целостности - грамматику языка, создавая тем самым возможность межпрофессионального обмена знанием; б) на самостное, отчужденное, равнообязательное, уравнивающее, поставленное над индивидами вечное слово-"ол"ос, поскольку полисный закон рассчитан, как и любой европейский закон, на множество поколений, несет очевидные мировоззренческие функции: хранит и транслирует бытийную структуру социума.

Без опоры на грамматику, на универсалии языка окончательное смыкание языка и мировоззрения в философию - тождество лингвистического и бытийного - не могло бы осуществиться. Но теперь это лишь вопрос времени. Общая тяга нового мира к универсалиям, к мировоззренческой и даже профессиональной "грамматике" очевидна. Здесь в едином ряду оказываются геометрия, вазопись, живопись, скульптура, архитектура, драма, комедия и т.п. Подобно нашим историкам мысли, которые, заполучив очередные шоры ретроспекции, идут на поиск антиципаций, греки ищут у Журденов-предшественников и находят универсалии-каноны, грамматику искусства, не отдавая себе отчета в том, что самим-то журденам-профессионалам знание этой грамматики было ни к чему, оно бы лишь помешало движению-развитию в специализацию.

К такой группе попыток относится, видимо, и то, с чего мы начинаем сегодня философию, - орфики, ионийцы. Поиск "грамматики" традиционного мировоззрения здесь очевиден: уходят имена-различители, а то, что их связывает (кровнородственная связь порождения) как связь универсальная - всегда из пары противоположных по полу возникает новое различение, - остается как грамматика мифа-Журдена и долго, по существу до наших дней, служит на правах мировоззренческой интегрирующей структуры. Живучесть этой традиционной по генезису универсалии понятна. Миф историчен в том смысле, что образованная связями порождения целостность различенного сохраняет отношение последовательности. Зевс, например, раньше Афины и позже Кроноса. Языковые универсалии, напротив, статичны, не сохраняют этого отношения, что со всей убедительностью показали уже элейцы.

Но если под философией понимать синтез языка и мировоззрения, где функции целостности выполняют универсалии языка, то возникновение философии следовало бы относить к первому замыканию языка на мировоззрение (Гераклит) и под развитием философии понимать последовательность таких замыканий по основанию тождества лингвистического и бытийного, понимать как поступательное движение по линии - месту синтезов лингвистического и бытийного, которая и задает структуру целостности предмета истории философии.

Дальше мы не пойдем, дальше - детали. Подводя итоги, можно сказать, что от палубы пиратского корабля и от дома Одиссея мы наблюдаем преемственные трансформации комплекса "слово-дело", тождество-противоречие лингвистического и бытийного в самых различных модификациях (форма-содержание, рациональное-чувственное, мышление-бытие, теоретическое-практическое...), которое образует всеобще-мировоззренческий ключ европейской, основанной на универсализме культуры. До Одиссея, первого европейца-универсала, мы не встречаем ничего похожего. Перед ним традиция, имена-различители, другая система хранения, накопления и трансляции знания. Если говорить серьезно о том, что отделяет сегодня развивающиеся страны традиционного типа культуры от т.н. "развитых" стран, использующих науку, то отделяет их возникший на палубе многовесельного корабля поворотный круг истории и все то, что накоплено европейцами в попятном относительно традиции движении со времен Эгейской агонии традиции и возникновения дома Одиссея. Если мы мыслим историю как однозначный и преемственный по времени процесс развития - "поступательного движения к", мыслим под формой одноколейки или лестницы, то традицию и развитость разделяет около трех тысячелетий сложного и опасного пути, причем разрыв этот не сокращается, а увеличивается: развитые страны движутся быстрее, чем догоняющие их развивающиеся страны. Если же история мыслится как преемственное и поступательное "движение от", то традицию и развитость ничто, собственно, не разделяет по времени, различия носят структурный, а не астрономически-временной характер. И тогда то, что создано европейцами за три тысячелетия, можно без чрезмерных усилий и перегрузок пересадить на инокультурные почвы. Но при одном обязательном условии: необходимо знать различия, трудности, тупики, учитывать их в попытках перехода к "развитому" способу жизни, а не затушевывать и смазывать их елейно-филантропическими рассуждениями о равноценности, равноправии, подобии, близости всех культур "всех времен и народов".

Примечания

1. В литературе по истории мысли все чаще отмечается эта "странность" нашего способа мыслить, который заставляет любому историческому явлению, имеющему документированное начало во времени, искать отца-основателя. Историк и систематик социологии Мертон, например, пытаясь разобраться во множестве мнений насчет того, кто именно начал современную социологию, приходит к выводу о том, что стоило бы подумать и над самой постановкой вопроса: "Производство... в должность "отца социологии" частью дело личного вкуса, а частью результат действия принятого на веру постулата относительно того, как именно возникают и становятся научные дисциплины. Производство - дело личного вкуса, поскольку нет общепризнанных критериев того, что именно означает "быть отцом дисциплины", но в равной мере и результат посылки, по которой дисциплине в соответствии с очевидно биологической метафорой приличествует иметь одного и только одного отца, хотя история науки говорит скорее в пользу полигенеза" (Merton R.K. On Theoretical Sociology. Toronto, 1967, p. 2).

2. Нам не кажется удачным тот способ постулирования исходных принципов со ссылкой на неведомую "теоретическую философию", который использован З.А.Каменским (Вопросы методологии историко-философского исследования // Философские науки, 1970, № 1, с. 120). С логической точки зрения он, конечно, выше распространенного способа историко-философских рассуждений без экспликации посылок и точной их формулировки. Но с той же логической точки зрения, поскольку экспликация уже произведена, необходима и логическая экспликация термина "теоретическая философия", то есть возникает типичный регресс в бесконечность.

3. В наиболее чистой и четкой форме система Аристотелевых терминов донесена до нашего времени нормативными грамматиками, термины которых - кальки с греческих, восходящих к Аристотелю. Ниже мы будем сознательно пользоваться этой школьной и даже школярской терминологией, поскольку она, во-первых, точнее выражает суть дела, а во-вторых, и сам Аристотель право на грамматическую интерпретацию бытия и онтологизацию грамматики обосновывал "школярским" принципом тождества универсальных правил речи и универсальных законов бытия:

"остата суетоп, тостаст т6 eivai "rnaivel" - сколькими способами говорится, столькими и выявляет себя бытие" (Метафизика, 1017 а).

4. Цит. по: Антология мировой философии. М., 1969, т. 1, с. 898. Стоит отметить, что либо переводчик, либо редактор, действуя, видимо, из соображений понятности для современного читателя, невольно смазали весьма существенную для истории философии деталь: термины "субъектный", "объектный" вместо "субъективный", "объективный" создают впечатление, будто, скажем, esse objectivum Оккама не имеет никакого отношения к привычному значению терминов "объективная реальность", "объект". О том же говорит и примечание к этому отрывку, которое подчеркивает связь с Аристотелем, но затемняет связь с философией нового времени: "Субъектное бытие - бытие чего-то в качестве субъекта, подлежащего, существующего в реальной действительности. Объектное бытие - бытие чего как предмета мысли, имеющего бытие лишь в уме" (там же, с. 922). Оппозиция единичного и общего исчезла, хотя она характерна и для современного понимания этих категорий.

5. Там же, с. 899.

6. Там же, с. 898.

7. Там же, с. 898-899.

8. Именно поэтому, например, не кажется нам убедительным стремление З.А.Каменского распространить субъект-объектное отношение "на все времена и народы" и даже за эти пределы: "Философия возникает тогда, когда предметом рассмотрения становится проблема отношения субъекта и объекта. Само по себе это отношение существовало еще до появления человека, до выделения его из животного мира..." (цит. статья, с. 120). Если снят вопрос о функциональном существовании для, об эффекте Журдена, самосознании, об опредмечивании как условии осознания и анализа, ни о какой истории научной дисциплины, в том числе и философии, не может быть и речи. Мы можем, например, сказать, что ядерная физика возникает тогда, когда предметом исследования становятся ядра атомов, и это будет истиной бесспорной (в отличие от субъект-объектного отношения и философии, поскольку отношение выявлено и опредмечено немецкой классикой, а философия возникла все же раньше), но "само по себе", "в себе" существование этих ядер "задолго до появления человека" не может иметь к истории ядерной физики ни малейшего отношения. Все, в том числе и философия и ядерная физика, возникает как предмет исследования с момента начала "для нас существования", иначе нам пришлось бы приписать и философию и научные устремления всему живому от поганки до бегемота.