Владимир Петрухин - Мифы финно-угров

• Название: Мифы финно-угров
• Автор: Владимир Петрухин
• Издательство: Астрель, АСТ
• Жанр: Энциклопедии
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-019005-0 (ООО «Издательство АСТ»), 5-271-06472-7 (ООО «Издательство Астрель»), 5-9578-1667-1 (ООО «Издательство Транзиткнига»)

Эта книга расскажет заинтересованному читателю о самобытных мифологических традициях финно-угорских народов — финнов и карелов, венгров, эстонцев, мордвы и марийцев, коми и удмуртов, хантов и манси. Мифы о птице-демиурге, о небесном охотнике и гигантском лосе, подвиги знаменитого эпоса «Калевалы», безусловно, вызовут интерес широкого круга читателей.

---

Чудь и волхвы

В Древней Руси финно-угорские народы, прежде всего предки эстонцев, с которыми первыми встретились новгородские славяне, заселявшие Восточную Европу, именовались «чудью» — чужими, чудными людьми. Они говорили на непонятном для славян языке и имели странные обычаи.

В «Повести временных лет» рассказывается о том, как некий новгородец пришел в землю чуди и захотел погадать — «поволхвовать» — о будущем у чудского кудесника. Это — древнейшее описание камлания, относящееся к концу XI в. Кудесник принялся призывать «бесов» в свой дом (бесами христианин-летописец называл духов, которых шаман призывал на помощь). Новгородец, сидя на пороге шаманской «храмины», наблюдал, как кудесник упал, оцепенев в трансе («бес сшиб его» — так комментирует этот рассказ летописец). Наконец кудесник встал и заявил новгородцу, что его «боги» (шаманские духи) не смеют войти в дом, потому что иноземец имеет при себе нечто, чего боятся духи. Тут-то новгородец понял, что они боятся нательного креста, и положил его подальше от «храмины», где камлал шаман.

Сходный рассказ о саамском шамане записал уже в XVII в. французский путешественник Реньяр. Шаман неистово колотил в свой бубен, пока не упал и не окоченел, как палка. Так он лежал с четверть часа, и окружающие не давали никому к нему приблизиться (даже отгоняли мух, чтобы не вывести шамана из транса). Наконец шаман стал приходить в себя и признался, что его дух не может ему повиноваться при иноземце, ибо сам иноземец — больший чародей, чем шаман…

Следующий «сеанс» новгородца удался — духи явились и поведали кудеснику о том, что хотел вызнать гадающий. При камлании шаман «метался», одержимый духами. Любопытный новгородец, однако, не мог не спросить, почему «бесы» боятся креста. Кудесник отвечал: «Это знамение небесного Бога, которого наши боги боятся». «Каковы же ваши боги и где они живут?» — спросил новгородец. Кудесник же ответил: «В безднах. Обличьем они черны, крылаты, имеют хвосты; взбираются и под небо, послушать ваших богов. Ваши ведь боги на небесах. Если кто умрет из ваших людей, то его возносят на небо, если же кто из наших умирает, его несут к нашим богам в бездну». «Так и есть, — добавляет монах-летописец, — ведь грешники пребывают в аду, а праведники обитают на небесах с ангелами».

Было бы опрометчивым, однако, сводить весь рассказ к представлениям древних о христианстве и язычестве. Показательно, что сам новгородец — христианин — обратился к чуждым богам, чтобы узнать нечто, от него сокрытое. При этом он снял крест — так обычно поступали при гаданиях русские люди не только в средневековую эпоху, но и в новое время. Значит, новгородец считал, что «богам» — шаманским духам, которых вызывал кудесник, было доступно тайное знание, которое нельзя получить в церкви. Это тайное знание было открыто обитателям преисподней — бездны, — злым духам, с которыми и должен вступить в контакт шаман. Все колдуны обращались за помощью к нечистой силе, но шаманы считались способными не только получить от нее сверхъестественные знания, но и подчинить себе злых духов и даже победить их.

Дуалистический миф о сотворении человека и прения с волхвами

Итак, славяне, встретившиеся с финно-угорскими племенами на севере Восточной Европы, довольно быстро познакомились с их «чудскими» верованиями и богами. В Новгороде даже стали делать амулеты для чуди — металлические фигурки божков с питьевым рогом в руке. Их до сих пор находят в Вятке и некоторых других отдаленных регионах.

Эта встреча двух культур привела к взаимодействию разных традиций, так что зачастую бывает непросто отделить в фольклоре исконно «чудские» черты от исконно славянских. Это относится уже к древнейшему и драматическому эпизоду в истории Севера Восточной Европы — региона, вошедшего в состав Древнерусского государства и принявшего крещение на рубеже X и XI вв.

В той же Начальной русской летописи под 1071 г. рассказывается о голоде, который разразился в Ростовской земле. Тогда и объявились два волхва, которые стали уверять людей, что знают тех, кто «обилье» (припасы) держит. С толпой оголодавших они двинулись по Волге по погостам, где собиралась княжеская дань и, действительно, хранились припасы. Там волхвы указывали на «лучших» (знатных) жен, обвиняя их в том, что одна прячет жито, другая — мед, третья — рыбу, четвертая — меха. Наивные слушатели приводили к волхвам своих жен, сестер и матерей, а волхвы, мороча людей, делали разрезы на спинах у несчастных женщин и якобы вынимали оттуда то жито, то рыбу, расправляясь таким образом со знатными женами, а имущество их забирали себе.

Когда волхвы дошли до Белоозера, с ними было уже 300 человек. Здесь они столкнулись с воеводой князя Янем Вышатичем (который и рассказал летописцу об увиденном). Он собирал дань, и белозерцы поведали ему о том, что два кудесника уже убили многих жен по Волге и Шексне. Янь узнал, что волхвы — зависимые люди, смерды его князя, и потребовал их выдачи. Но восставшая толпа не желала выдавать предводителей. Воевода попытался расправиться с восставшими силой оружия, но те отбились от Яня и его немногочисленных отроков и даже убили священника, который, видимо, пытался их образумить. Янь вынужден был обратиться к самим белозерцам, пригрозив им, что если они не схватят волхвов, он будет кормиться у них с дружиной целый год. Угроза подействовала, и белозерцы схватили волхвов. Тут и началось судебное разбирательство, которое превратилось в итоге в религиозный диспут — прения об истинной вере.

Воевода спросил, за что волхвы убили столько людей. Они отвечали, что люди эти прятали припасы, и обещали продемонстрировать это воеводе — вынуть из тел своих жертв жито или рыбу. Янь был начитанным христианином и обвинил волхвов во лжи — ведь человек сотворен Богом из праха земного, состоит из костей и кровяных жил, истинное же знание о человеке доступно одному Богу. Волхвы же настаивали на том, что они знают, как сотворен человек. «Как же?» — спросил Янь. «Бог мылся в бане и вспотел, — отвечали волхвы, — отерся ветошкой и бросил ее с небес на землю. Тогда заспорил Сатана с Богом, кому из ветошки сотворить человека и сотворил человеческое тело, Бог же вложил в него душу. Вот почему после смерти тело попадает в землю, а душа идет к Богу».

Янь возмутился всей этой «бесовской прелестью» и спросил у волхвов, какому богу они поклоняются, те же отвечали — «Антихристу, что сидит в бездне». Тут Янь и произнес проповедь, чтобы образумить волхвов: ведь в бездне сидит бес, а не Бог, который восседает на своем небесном престоле. Тот же, кого волхвы называют Антихристом, тоже был ангелом, но восстал против Бога и был низвергнут с небес в бездну. Он вновь восстанет против Бога, но тот сойдет на землю и окончательно скует Сатану и его слуг в преисподней: ту же муку примут и его слуги, а волхвы примут муку от воеводы и ныне, и после смерти в преисподней.

Волхвы же упорствовали и утверждали: «Говорят нам боги: не можешь нам сделать ничего». Воевода же отвечал — «Лгут вам боги» — и велел бить их и повыдергать им бороды. Те не смирялись, и тогда Янь велел заткнуть им рты деревянными обрубками, самих же привязать к мачте ладьи и плыть к устью Шексны. Там он вновь вопросил волхвов, что говорят им боги, и те признались: «Боги молвят, что не быть нам живыми от тебя». Кудесники еще пытались уговорить воеводу отпустить их, обещая ему много добра и угрожая злом и печалью, если он их погубит. Но Янь отвечал, что хочет получить награду от Бога, и выдал волхвов тем, чьих матерей и сестер они погубили. Так свершилась кровная месть — убитых волхвов повесили на дубе, ночью же пришел медведь и пожрал их трупы.

Монах-летописец с торжеством заключает, что волхвы погибли по бесовскому наущению: другим они пророчествовали, своей же собственной гибели предвидеть не могли.

Этот летописный текст по-разному интерпретируется многими исследователями. Одни видят в нем восстание язычников против новой христианской религии и поддерживающей его власти, но летописец нигде не называет волхвов язычниками — «погаными». Другие усматривают в восстании волхвов движение финно-угорских племен, не стерпевших гнета Русского государства. Для такого наблюдения есть определенные основания. Русский писатель П. И. Мельников-Печерский, повествуя о быте и нравах мордвы, указал на обычай, объясняющий загадочные манипуляции волхвов с «лучшими женами».

В Мордве существовал такой обычай. Для сбора коллективных жертвоприношений два служителя культа (пивовар и выборный сборщик припасов — повар) отправлялись по деревням, в которых уже знали о готовящемся сборе продуктов. Женщины шили для этого специальные мешочки на тесемках, в которые клали муку, жбан с медом, деньги, яйца, масло и т. п. Мешочки эти клали на стол в избе, куда приходили пивовар с поваром. Последние останавливались у дверей, один — с паркой (меховой одеждой), другой — с жертвенным ножом, читая молитвы мордовским богам (о них еще пойдет речь ниже). Служителей культа уже ждали женщины, стоящие спиной к дверям: грудь и плечи у них были обнажены. Самая старшая брала за тесемки мешок с мукой, закидывала его за спину и, пятясь задом, подходила к дверям. Один из сборщиков подставлял парку, другой колол пять раз ножом обнаженную спину и плечи хозяйки и обрезал тесемки — мешок падал в подставленную парку. Так повторялось с каждой женщиной, пока все мешки не оказывались у сборщиков. Затем мешки укладывали на возы, а сборщики следовали в очередную избу. Когда припасов набиралось достаточно для коллективного моления, варили пиво и устраивали жертвоприношение быка, овцы или птицы — в зависимости от важности случая или божества, которому посвящались молебны в священной роще — керемет (мы еще вернемся к этому обычаю удмуртов, мордвы и других поволжских финнов).