Соломон Лурье - Антисемитизм в древнем мире

• Название: Антисемитизм в древнем мире
• Автор: Соломон Лурье
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО 3. И. ГРЖЕБИНА
• Жанр: История
• Год: 1923

Версия причин обособления еврейского народа в Начале Времён, рассказанная евреем.

Антисемитизм в древнем мире. Попытки объяснения его в науке и его причины — книга российского антиковеда Соломона Лурье, в которой автор анализирует причины недоброжелательного отношения к евреям в древности.

Книга была впервые издана в 1922 году в Петрограде и с тех пор трижды переиздавалась на русском языке в Германии, Израиле и России. Несмотря на то, что ещё в 1923 году автор существенно переработал рукопись, новое издание с учётом этих изменений вышло лишь в 2009 году в Москве. Рукопись была рекомендована к печати Учёным Советом Санкт-Петербургского института истории РАН. Книга получила известность в среде русскоязычных специалистов.

Впервые книга вышла в 1922 году в Петрограде в издательстве «Былое». На следующий год её перепечатало издательство З. И. Гржебина в Берлине. По словам Лурье, она вышла вообще без ведома автора. В этом издании без согласования с автором были сделаны существенные изменения. В частности был убран подзаголовок книги, эпиграфы, посвящение, аннотированное оглавление и ответ Бикерману.

---

Например. Почему евреи не едят свиного мяса? Потому что они особенно предрасположены к парше, а так как свинья обычно страдает накожными воспалениями, то они боятся от нее заразиться (Plutarch. Anton. с. 36; Tacit. Hist. V, 4).

Почему суббота (sabbaton) так называется? Это название происходит от египетского слова sabbe или sabbatosis, означающего накожное воспаление (Arion, fr. 63 В § 3).

Почему евреи чуждаются близкого общения с иностранцами? Потому что они болеют паршой, и, если бы эта зараза распространилась на их соседей, то возненавидели бы их. Эта предосторожность, первоначально вызванная, таким образом, практическим расчетом, постепенно превратилась в нравственно-религиозную догму (Just. XXXVI, 1–3 fr. 138 R).

Почему александрийские евреи называют Моисея «альфа»[84]? Потому что его тело было покрыто паршой (alphoi). Такое об'яснение давали: современник Апиона — Никарх (fr. 61 R), александриец же Птоломей Хени, живший в эпоху Траяна и Адриана (fr. 74 bis R) и писавший в IV в. по Р. Х. Гелладий (fr. 117 bis R). {Добавление: Обвинение евреев в подверженности накожным болезням нашло отзвук и в Талмуде. В Bereschit-Rabba, с. LXXXVIII мы читаем: «Между не-евреями не должно было бы вовсе быть лиц, страдающих накожными болезнями (подр.: для того чтобы эти болезни можно было считать специфически-еврейским недостатком). Однако же, и не-евреи подвержены этим болезням; (Бог) сделал это с той целью, чтобы они не травили евреев и не называли их паршивым народом». Chajes, REJ — 39, 1899, 304).}

Правильно ли сложное об'яснение происхождения взглядов о еврейской нечистоплотности — нравственной и физической, которое мы дали выше? Не вернее ли будет предположить, что взгляды эти явились результатом прямых наблюдений над евреями?[85]

Начнем с вопроса о физической нечистоплотности. Физическая чистоплотность находится в тесной связи с культурностью: более культурные народы обычно и более чистоплотны. Естественно, что евреи были менее чистоплотны, чем греки и римляне, но нельзя себе представить, чтобы они были менее чистоплотны, не только чем какие-нибудь германцы, ливийцы, бактряне и т. д., в большом числе появившиеся в тогдашних культурных центрах, но и чем египетские крестьяне. Если Марк Аврелий, неприятно пораженный еврейской суетливостью, восклицает: «О маркоманны, о квады, и т. д. — наконец, я нашел народ еще менее культурный, чем вы», — то это явно гиперболический оборот. Поэтому, если в нечистоплотности обвиняют именно евреев и только евреев, то a priori мало вероятно, чтобы в основу этих обвинений легли наблюдения над жизнью. В частности, что касается обвинения в паршивости, то, как мы видели, оно появляется в литературе всегда в той или иной связи с преданием об исходе евреев из Египта, так что не может быть сомнения, что его источником является указанное выше место Библии, своеобразно перетолкованное антисемитской традицией.

Единственным доводом в пользу того, что обвинение в физической нечистоплотности взято из жизни, могло бы служить то, что оба обвинения против евреев — и то, что они вонючие, и то, что они паршивые — снова всплывают в более позднее время. Оба обвинения как бы поделили между собой европейскую территорию: обвинение в «вонючести» всплывает на средневековом Западе, в "паршивости" — на востоке, в России. Однако, относительно первого обвинения удалось точно установить его происхождение: средневековое поверье, будто евреи от рождения имеют особый специфический дурной запах, faetor iudaicus, явилось выводом из нашего же места Аммиана Марцеллина, много читавшегося в средние века.[86] С другой стороны, византийская ученость в значительной мере заключалась в компиляции александрийской. Мы уже видели, что русское предание об ответе данном Владимиром Святым евреям, заимствовано через посредство Византии, из александрийской антисемитской литературы. Поэтому весьма вероятно, что и русское обвинение евреев в подверженности парше проистекает из того же источника. {Добавление: Обвинение евреев в «паршивости» нашло, впрочем, отклик и на средневековом западе: это античное обвинение было источником обвинения евреев в соучастии в восстании прокаженных, произошедшем в 1321 г. (REJ. 40, 117).}

Если, таким образом, поскольку речь идет о физической нечистоплотности, наше об'яснение является наиболее правдоподобным, то поскольку речь идет о нечистоплотности в духовном смысле, наше об'яснение является единственно возможным. Действительно, если допустить, что и это обвинение заимствовано из жизни, что евреи, действительно, были «прирожденными рабами», то придется думать, что евреи, вследствие низости души, не в состоянии были чувствовать страдания от оскорблений, поскольку они не сопровождались физической болью или материальным ущербом, что они подобно герондовскому Баттару принимали оскорбления, как нечто должное. Античные антисемиты, конечно, склонны были именно так понимать способность евреев не реагировать на оскорбления и так же понимали эту особенность еврея и антисемиты позднейшего времени. Впрочем, Шекспир (в «Венецианском купце») сумел, благодаря своей гениальной интуиции вникнуть в разницу между низостью души прирожденного раба и долготерпением еврея; вспомним хотя бы ответ Шейлока Антонию:

Иль, может быть, я должен низко шляпу
Пред вами снять и тоном должника,
Едва дыша, вам прошептать смиренно:
«Почтеннейший синьор мой, на меня
Вы в середу прошедшую плевали,
В такой-то день вы дали мне пинка,
В другой — меня собакой обругали;
И вот теперь за ласки эти все
Я приношу вам столько-то и столько».

Это менее всего походит на низость души, на врожденное отсутствие самолюбия, это — долготерпение (sufferance):

"For sufferance is the badge of all our tribe"
(Терпенье же наследственный удел
Всей нации еврейской"…)[87]

Нет ли и для древнего мира доказательств, что евреи не переносили сыпавшихся на них оскорблений с безразличным равнодушием? Достаточно для этого только заглянуть в книгу «Псалмов», где еврей — преимущественно маккавейской и после-маккавейской эпохи — беседовал с Богом о самых глубоких своих душевных переживаниях. Мы видели выше (стр. 166), что еврей возводил свое долготерпение в ранг высшей национально-патриотической добродетели; однако, оставшись наедине с собой, он изливал свое горе в лирической песне. Мне уже приходилось (стр. 191–192) черпать из псалмов материал для иллюстраций антиеврейских глумлений и издевательств; мы уже видели, что еврей кипел жаждой мести; теперь приведу несколько примеров, из которых видно, как воспринимал еврей эти оскорбления:

«Вечно стоит у меня пред глазами мое поношение; на меня обрушился позор того, что я должен выслушивать от издевающихся и оскорбляющих меня» (Псалом, 49,16).

«Вспомни, Господь, о позоре твоих слуг: ведь, я ношу в сердце своем презрение всего человечества!» (Псалом 89 51).

«Я жажду мира, но они нападают на меня за каждое слово» (Псалом 120, 7).

«Позор разрывает мне сердце, так что я в отчаяньи. Я ожидал сострадания, но никто не пожалел меня, я ожидал утешителей, но их не оказалось. Я был голоден — и они кормили меня желчью, я жаждал — и они поили меня уксусом" (Псалом 69 21–23).[88]

Далее, обращу внимание еще на следующее. Человек с душой раба, низкий, лишенный самолюбия, естественно должен быть в то же время трусом. Казалось бы, мы должны находить это обвинение повсюду в остатках антисемитской литературы. Между тем, такое обвинение мы встречаем только у Аполлония Молона, да и то он ухитряется бросить это обвинение евреям только той ценой, что все их воинские подвиги об'ясняет не храбростью, а «безумной и дерзкой отвагой» (tolma kai aponoia; fr. 27 DR), прием сам себя побивающий. Все прочие писатели, даже ярко-антисемитски настроенные, воздают должное еврейской храбрости. Так Страбон, чуть не впервые в истории учуявший опасность «еврейского засилья», тем не менее, подчеркивает мужество евреев. Он рассказывает, как даже с помощью пыток не удалось у них вынудить признание Герода царем (fr. 53 R). Дион Кассий, также антисемит, подчеркивает храбрость евреев при Помпее (49, 22, 3–6), Тите (66, 6) и Адриане (fr. 113 R § 3). «Много ужасного», говорит он, «причинили евреи римлянам: ведь, в гневе их племя страшно». При Адриане его полководец Юлий Север «не осмелился напасть на евреев и сразиться с ними в открытом бою, видя их численность и отчаянную храбрость». Равным образом и Тацит, один из наиболее ярких и убежденных антисемитов древности, говорит (Hist. II, 4): «взятие Иерусалима — дело серьезное и трудное, не столько вследствие тех средств сопротивления, коими располагали осажденные, сколько вследствие их упрямого фанатизма». Сам Тит, разрушитель Иерусалимского храма, в своей надписи (С. I. L. VI, 944) гордится этим военным подвигом: «Я покорил народ еврейский и разрушил город Иерусалим; до сих пор все полководцы, цари и народы либо безрезультатно осаждали его, либо даже вовсе не решались на него напасть». Это, конечно, преувеличение (см. Mommsen, Röm, Gesch. V, 538, пр. 1), но оно свидетельствует, что Тит во взятии Иерусалима видел первоклассный военный подвиг.