Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

• Название: Следы в сердце и в памяти
• Автор: Рефат Аппазов
• Издательство: Доля
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001

Рефат Фазылович Аппазов - один из немногих крымских татар, кого в минимальной степени коснулась трагедия депортации крымскотатарского народа. Ему посчастливилось работать рядом с легендарным главным конструктором С.П.Королёвым и быть соучастником многих выдающихся событий в области ракетно-космической техники. В конце 1980-х годов Аппазов активно включился в движение по восстановлению прав своего народа, был одним из инициаторов созыва ІІ-го Курултая крымскотатарского народа, членом президиума Меджлиса крымскотатарского народа. Книга, повествующая о некоторых значительных событиях его жизни, об интересных наблюдениях автора, написана образным и живым языком. Трагические страницы сменяются ироническими с изрядной долей юмора, оставляя место историко-политическим оценкам и даже философским рассуждениям.

---

Впервые я увидел Келдыша в 1948 или 1949 году на защите одного из наших первых эскизных проектов дальней ракеты. Молодому академику, избранному три года назад, было всего 38 лет. Вскоре после этой защиты, по поручению Сергея Павловича, я отправился в Математический институт им. Стеклова для обсуждения совместного сотрудничества в области баллистики. Институт располагался в сравнительно небольшом здании на Ленинском проспекте (тогда он назывался Калужским шоссе). Я вошёл в полутёмный, слабо освещённый подъезд и направился к единственной лестнице, ведущей на второй этаж. Тут меня остановила пожилая женщина с наброшенным на плечи большим шерстяным платком, хотя на дворе было лето, и спросила, куда я иду. Я сказал, что иду в отделение прикладной математики, но это её не устроило, и последовал следующий вопрос:

- А к кому?

Я не знал точно, какую должность занимает Келдыш, и сказал наобум:

- К заведующему отделением.

- Такого я не знаю, - сказала она и после некоторого раздумья вновь спросила:

- А как его фамилия?

- Келдыш, - ответил я и добавил, - академик Келдыш.

Тут её сердитое лицо несколько просветлело, и она подытожила наш разговор:

- Так бы и сказали сразу, такой у нас есть. Сейчас выпишу к нему пропуск. Как ваша фамилия и имя, отчество?

После некоторых неудачных попыток ей, наконец, удалось правильно всё написать (при этом старушка никакого документа у меня не спросила), затем на пропуск поставила штамп и вручила его мне, подсказав даже номер комнаты. Поднимаясь по лестнице, я остановился у окна между этажами и посмотрел на пропуск. В строке "Куда" её рукой было написано: "К товарищу академику Келдышову". Это меня так позабавило, что напряжённость, которую я испытывал, как рукой сняло, и я без излишней робости направился в нужную мне комнату.

Академик сидел за столом, подперев лоб левой рукой. На нём был светло-серого цвета пиджак, ворот белой рубашки расстёгнут. Он как-то нехотя встал, поздоровался вялым рукопожатием, пригласил сесть и только тогда спросил, кто я и по какому делу. Говорил он очень тихо, заметно растягивая слова и поглаживая свои чёрные, с лёгкой проседью довольно длинные прямые волосы. Смуглое лицо с глубоко посаженными очень чёрными глазами под довольно густыми бровями выглядело уставшим. Когда я представился и рассказал о цели своего визита, он чуть оживился и сказал, что институт этой проблемой никогда раньше не занимался, но теперь надо будет заняться. Затем, несколько помедлив, добавил:

- Вам придётся иметь дело с одним из наших сотрудников Охоцимским Дмитрием Евгеньевичем. После нашего разговора с Сергеем Павловичем я его уже предупредил о вашем посещении. Расскажите ему как можно подробнее о проблеме в целом и какие задачи вас интересуют в первую очередь. Ведь вы занимаетесь только кругом баллистических ракет, если я вас правильно понял? - спросил он.

После моего утвердительного ответа он набрал по внутреннему телефону трёхзначный номер и попросил кого-то, чтобы Охоцимский зашёл к нему.

Довольно часто внешность человека, пока я его не знаю, почему-то у меня ассоциируется с его фамилией каким-то причудливым образом, хотя понимаю, что никаких оснований к тому нет. На этот раз мне представилось, что такую фамилию мог носить коренастый, высокого роста человек с рыжими волосами и небритыми щеками. Оголённые по локоть руки густо покрыты рыжей растительностью. По возрасту он должен быть заметно старше меня, по национальности скорее всего украинец и разговаривает он басом с сильным украинским акцентом. Пока мой неизвестный знакомый шёл к нам, Келдыш вновь обратился ко мне:

- Ведь баллистические задачи относятся к разряду одних из наиболее трудоёмких в вычислительном отношении задач, не так ли, уважаемый... эээ...

- Рефат Фазылович, - подсказал я ему.

- ... уважаемый Рефат Фазылович, - докончил он.

- В этом и состоит сейчас наша главная трудность, Мстислав Всеволодович, - ответил я, - для расчёта сотен траекторий в проектных задачах у нас не хватает ни сил, ни времени.

А сам подумал: "Надо же, ещё ничего не зная о моих намерениях, попал в самую точку".

В это время, предварительно постучав в дверь, вошёл, как нетрудно было догадаться, тот самый Охоцимский - полная противоположность моим ожиданиям. Это был среднего роста, худенький, очень бледный молодой человек с какими-то то ли виноватыми, то ли испуганными глазами.

- Вы меня вызывали, Мстислав Всеволодович? - спросил он очень тихим, высоким голоском.

Единственное, что в нём соответствовало моим представлениям, были волосы, которые оказались, действительно, рыжеватого цвета.

- Дмитрий Евгеньевич, - сказал Келдыш, - познакомьтесь, пожалуйста, с сотрудником Сергея Павловича Королёва и обсудите с ним содержание работ, которые мы могли бы взять на себя. Потом мне всё расскажете.

- Хорошо, Мстислав Всеволодович, - ответил Охоцимский, и мы, попрощавшись с Келдышем, вышли в коридор.

Тут Охоцимский извинился и сказал, что не может меня пригласить на своё рабочее место из-за внутренних пертурбаций.

- Давайте посидим здесь, - предложил он, указав на очень древний кожаный, изрядно запылённый диван, стоявший прямо в коридоре.

На диване сидеть было очень неудобно, так как перекосившиеся пружины мешали занять устойчивое положение. Вдоль стен коридора выстроились ряды пыльных шкафов со стеклянными дверцами, заполненных старыми журналами, бюллетенями, справочниками и другой специальной литературой. Стены, полы, потолки давно не видели ремонта. Откровенно говоря, не ожидал я, что храм науки может содержаться в таком плачевном состоянии. Гораздо позже, когда отделение прикладной математики, отделившись от Математического института им. Стеклова, превратилось в самостоятельный Институт прикладной математики со своим зданием, условия работы стали заметно лучше. Дело в конце концов не в этих условиях, а в качестве контингента сотрудников, которое здесь всегда соответствовало самым высоким критериям. Насколько мне известно, сам Келдыш отбирал из среды студентов и аспирантов будущих работников института, как говорили тогда, поштучно. Работы, выполненные в институте Келдыша, отличались чёткой постановкой задачи, ясным изложением, доступностью для широкого применения в инженерной практике.

Сотрудничество наше оказалось весьма плодотворным и несколько позже оно распространилось и на некоторые другие подразделения нашего Конструкторского бюро. Будущий академик Охоцимский стал одним из руководителей этого направления, при институте был организован один из баллистических центров, занимающихся и поныне баллистико-навигационным обеспечением ряда космических программ.

Отношения между Королёвым и Келдышем сложились с самого начала очень корректные и уважительные, и такими они поддерживались в течение всего периода их совместной работы. Я полагаю, что Келдыш одним из первых среди самых крупных учёных понял значение только-только нарождающейся новой техники и ту роль, которую ей надлежало сыграть в истории науки и техники, и решительно поддержал усилия Королёва, так нуждавшегося в опоре на большую науку. В дальнейшем мы все видели, как эта самая техника превратилась в свою очередь в опору для развития новых отраслей науки и дала толчок к появлению "второго дыхания" у многих её старых отраслей.

Могу со всей определённостью сказать, что в ракетно-космической технике не было ни одного сколько-нибудь крупного проекта, который бы принимался без обсуждения и согласования с академиком Келдышем. Он был в течение продолжительного времени председателем так называемого Лунного Совета, в функции которого входило координирование всех работ и программ, посвящённых исследованиям Луны. Именно в эти годы, если память мне не изменяет, с чьей-то лёгкой руки появилась рядом с фигурой таинственного "Главного конструктора" фигура "Главного теоретика космонавтики", под которой подразумевался именно академик Келдыш. Так и шагали рядом эти две загадочные фигуры, пока не скончался Сергей Павлович Королёв и Политбюро сочло возможным снять завесу таинственности.

Думаю, что Королёва и Келдыша сближали не только общие задачи, вытекающие из развития ракетно-космической техники и инициирования на этой базе новых научных исследований, но также чисто человеческая взаимная симпатия. Каждый испытывал глубокое уважение к другому как к равновеликой личности, стоящей во главе дела очень большой важности. Будучи человеком весьма эмоциональным, Королёв позволял себе иногда довольно резкие высказывания в адрес многих людей, невзирая на ранги и положение, но не помню ни одного случая, когда бы он допустил нечто подобное в отношении Келдыша. Я несколько раз был свидетелем того, как разгорячившегося Королёва Келдыш мягко урезонивал, показывая неуместность и бесплодность подобных методов убеждения оппонентов. В острых ситуациях Келдыш как никто другой умел себя сдерживать, показывая пример самообладания. Однако если кто-то заденет его за живое или кому-нибудь изменит чувство такта, он мог несколькими энергичными фразами так поставить его на место, что охота повторить нечто подобное, как мне кажется, пропадала если и не навсегда, то наверняка надолго.