Мэгги Стивотер - Жестокие игры

• Название: Жестокие игры
• Автор: Мэгги Стивотер
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55494-2

Каждую осень, в ноябре, на острове Тисби, лежащем в океане неподалеку от Британских островов, проходят необычные состязания. Наездники седлают водяных лошадей и устраивают бега. Победителя ждут слава и деньги, только мало кто становится победителем. Дело в том, что водяные лошади — это не просто лошади, это своенравные и опасные существа, питающиеся человеческой плотью. И обуздать их может лишь тот, для кого выигрыш — единственная надежда кардинально переменить судьбу.

Именно по этой причине готовы рисковать жизнью девятнадцатилетний Шон Кендрик и юная Пак Конноли. Но в том-то и состоит проблема, что они влюблены друг в друга, а в предстоящей им жестокой игре не бывает двух победителей.

Впервые на русском новый роман Мэгги Стивотер, книги которой обрели читательское признание и стали бестселлерами во многих странах мира!

---

Всего-то и нужно, что оказаться самым быстрым из тех, кто остался.

Внезапно раздается громкий крик, потом — ужасающее визгливое ржание, и я поворачиваюсь на шум как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джимми Блэкуэлл стремительно спрыгивает со спины своего бело-серого жеребца, когда тот бросается в бьющиеся о берег волны. Блэкуэлл едва успевает откатиться с дороги еще двух жутких кобыл. Блэкуэлл достаточно зрел и проворен. Он уже сумел пережить полдюжины Скорпионьих бегов.

— А ты говорил, с моей кобылой будут проблемы! — говорит Горри. И смеется.

Я слушаю, но и наблюдаю при этом. Блэкуэлл все еще уворачивается от взбунтовавшихся кобыл. Это всего лишь мелкая стычка между двумя дикими лошадьми, но у них слишком опасные зубы и копыта… Один из мужчин пытается растащить их, но действует чересчур самоуверенно. Тут же щелкают крупные зубы — и пальцы мужчины исчезают.

Кто-то вскрикивает: «Ох!..» — но это и все. Просто человек ощутил потребность что-то сказать, а сказать-то тут нечего.

Мой взгляд уходит от этой картины к воде, туда, где жеребец Блэкуэлла наполовину скачет, наполовину плывет, и вода под ним кипит белой пеной. Глаза жеребца устремлены на мышастого островного пони и на девушку на его спине.

Я слышу громкий голос, и поначалу мне кажется, что это просто бессвязный крик, но тут же я различаю свое имя.

— Где Кендрик?!

Кажется, кому-то грозит опасность.

Я ставлю сумку на камни, подальше в сторонку, и бросаюсь бежать; пятки мои глубоко вбиваются в песок. Я не могу находиться одновременно в двух местах, а драка на песке мне неподвластна. В волнах прибоя мышастая кобылка, она по грудь в воде, а белый жеребец встает перед ней на дыбы, и его копыта готовы опуститься на девушку. Девушка дергает поводья своей лошадки, сбивая ту с ног, и они обе падают в ледяную воду.

А белый кабилл-ушти, чудовищный тупой Пегас с рассыпающимися в клочья крыльями пены, как раз того и хотел. Он скалит зубы цвета мертвого коралла, и его огромная голова ударяет по голове девушки, показавшейся над водой. Зубы сжимаются на свитере с капюшоном; жеребец вскидывает ноги, готовясь нырнуть. Я уже в воде, мои пальцы сразу немеют от холода, и я плыву к жеребцу по опасным, гибельным волнам, но продвигаюсь с мучительной медлительностью. Девушка под водой старается отступить как можно дальше назад.

Я подбираюсь наконец к пышному хвосту жеребца, расплывшемуся в воде. Я взбираюсь на его спину и, дотянувшись до шеи, хватаюсь за гриву. У меня нет времени на то, чтобы отследить направление вен жеребца железным стержнем или развернуть его против часовой стрелки. И уж конечно, я не успеваю ничего нашептать ему на ухо. У меня есть время только на то, чтобы выхватить из кармана куртки горсть смертельно красных ягод барбариса и прижать их к раздувшимся ноздрям кабилл-ушти.

Его тяжелые ноги судорожно колотят по воде, и я вижу, как одно из его колен скользит по голове девушки, но мне уже не разобрать, сумела ли она удержаться над водой, потому что жеребец громко храпит, из его ноздрей вокруг красных ягод летят водоросли, слизь, крошки кораллов… и когда он падает в воду и бьется в агонии, мне нужны все силы, чтобы не дать ему увлечь меня под воду вместе с собой.

Пасть жеребца разворачивается в мою сторону, она широко разинута; время как будто останавливается, леденя ужасом, и я отчетливо вижу жесткие волоски на его морде и то, как соленая вода собирается на них бусинками…

У меня перед глазами вспыхивают тысячи разноцветных пятен.

А потом вдруг я снова слышу звуки, ко мне возвращается зрение, и вместе с ним — ощущения; рука девушки выталкивает мою голову наверх, мой нос забит вонючей водой океана… а труп белого кабилл-ушти волны тащат к песку, и грива жеребца плывет по волнам. Мышастая лошадка стоит на берегу и тихо жалобно ржет, глядя на девушку, — это высокий, тревожный звук… Я вижу кровь в воде и кровь на песке — там, где неосторожный мужчина лишился пальцев. С пляжа все еще доносятся голоса, выкликающие мое имя, хотя я и не понимаю, зовут ли они на помощь меня, или на помощь мне. Девушка кашляет, но воду не выплевывает. Она дрожит, хотя взгляд у нее при этом яростный.

Я убил одного из прекрасных, смертельно опасных кабилл-ушти, которых так люблю, и сам чуть не погиб, и мои вены наполнены лихорадочным жаром, но девушке я могу сказать только одно:

— Держи своего пони подальше от этого пляжа.

Глава шестнадцатая

Пак

Когда я добираюсь до своего двора, то все еще дрожу и кашляю. Дав шарахается от каждой тени, двигается резко и неуклюже, как марионетка. Даже скрип ворот, закрывающихся за ней, заставляет лошадку метнуться подальше в загон, и задние ноги у нее подгибаются. Мне повезло, что она не охромела.

Я закрываю глаза. Мне повезло, что она осталась жива.

Ведь еще несколько мгновений — и тот жеребец обрушился бы на нас, а еще через мгновение я бы навеки ушла под воду.

Я прислоняюсь к воротам, ожидая, когда Дав успокоится настолько, чтобы начать пощипывать сено, но она все не приходит в себя, и я наконец замерзаю в мокрой одежде. Уйдя в дом, я снимаю с себя все и надеваю сухое, но мне все равно холодно.

Она могла умереть.

В кухне я съедаю целый апельсин и кусок хлеба, основательно намазав его нашим драгоценным маслом. Апельсины настолько дороги, что мне приходится пользоваться маминым способом извлекать из них как можно больше пользы. Из нескольких апельсинов мама могла приготовить апельсиновый пирог, душистую добавку для масла или сахарной глазури, сняв с них цедру, да еще и варила из остатков немножко мармелада. А если уж мы ели апельсин просто как плод, то делили его между собой по долькам.

Но на этот раз я одна съела его целиком и к тому времени, когда расправилась с ним, наконец перестала дрожать. Но в голове у меня до сих пор худит, особенно в том месте, о которое стукнулось колено кабилл-ушти.

Я облизываю указательный палец, чтобы не потерять ни капли апельсинового сока, но чувствую только океанскую соль, и это меня еще сильнее раздражает. Мой первый день с Дав на пляже окончился тем, что я вся осыпана песком и получила удар по голове.

И даже могла вообще не вернуться обратно, если бы меня не спасли.

Я пытаюсь выбросить из головы Шона Кендрика, но передо мной продолжает всплывать его энергичное лицо, я слышу его голос, хриплый от морской воды. И каждый раз, когда я заново переживаю этот момент, мое лицо загорается от смущения.

Я провожу ладонью по лбу, шершавому от соли, и у меня вырывается долгий судорожный вздох.

«Держи своего пони подальше от этого пляжа».

Мне хочется отступить, сдаться. Я ведь все это делаю только для того, чтобы еще на несколько жалких недель задержать на острове своего брата Габриэля. А что толку? Я его и краем глаза не видела с тех пор, как заявила о своем участии в бегах. Мой план вдруг начинает казаться мне чистой глупостью. Похоже, я собираюсь выглядеть полной идиоткой в глазах всего острова, а может быть, даже позволю погибнуть себе и Дав ради брата, который даже не трудится являться домой.

Мысль о том, чтобы бросить все это, вызывает одновременно и облегчение, и беспокойство. Мне невыносимо думать о возвращении на пляж. Но я и того не могу представить, что скажу Гэйбу: я передумала. Вот уж не предполагала, что у меня осталось достаточно гордости, чтобы страдать из-за этого, но так и есть.

В дверь кто-то стучит. Я не успеваю привести в порядок волосы — впрочем, не думаю, что их вообще можно привести в порядок, я просто чувствую, какие они липкие и противные после купания в соленой воде. На сердце у меня неспокойно. Я ничего хорошего не жду от этого внезапного стука.

Дверь открывается, и я вижу Бенджамина Малверна. Я знаю, что это Бенджамин Малверн, ведь в «Черноглазой красотке» на стене у бара висит его фотография с автографом. Я однажды спросила папу, зачем она там, и он ответил, что Бенджамин Малверн вложил кучу денег в этот бар, и без этого заведение бы просто не открылось. Но я все равно не понимаю, с какой стати вешать на стену чью-то подписанную фотографию.

— Габриэль Конноли здесь живет? — спрашивает Малверн, проходя в кухню.

Я продолжаю придерживать дверь, не давая ей закрыться. Самый богатый человек на Тисби стоит в нашем доме, сложив руки на груди, и его взгляд переходит от загроможденного кухонного стола к куче дров и торфяных брикетов у камина в гостиной, потом — к седлу, которое я водрузила на спинку папиного кресла. На Малверне шерстяной джемпер с треугольным вырезом и галстук. У него седые волосы, а лицо какое-то неприятное, правда, от него хорошо пахнет, и у меня это вызывает негодование.

Я не закрываю дверь. Мне почему-то кажется, что если я позволю ей закрыться, это будет выглядеть так, словно я пригласила Малверна войти, а я его не приглашала.