Жиль Делез - Логика смысла / Theatrum Philosophicum

• Название: Логика смысла / Theatrum Philosophicum
• Автор: Жиль Делез
• Издательство: Раритет, Деловая книга
• Жанр: Философия
• Год: 1998
• ISBN: 5-85735-095-6, 5-88687-041-5

Книга крупнейшего мыслителя современности Жиля Делёза посвящена одной из самых сложных и вместе с тем традиционных для философских изысканий теме: что такое смысл? Опираясь на Кэррола, Ницше, Фрейда и стоиков, автор разрабатывает оригинальную философскую концепцию, связывая смысл напрямую с нонсенсом и событиями, которые резко отличаются от метафизических сущностей, характерных для философской традиции, отмеченной связкой Платон-Гегель.

В книгу включена также статья Мишеля Фуко, где дан развернутый комментарий произведений Делёза «Логика смысла» и «Различение и повторение».

http://fb2.traumlibrary.net

---

Всегда есть что-то неожиданное в случаях, когда философия заставляет говорить Бездну и отгадывает мистический язык ее ярости, бесформенности и слепоты:

Бёме, Шеллинг, Шопенгауэр. Поначалу и Ницше, ученик Шопенгауэра, был одним из них, когда в Рождении Трагедии дал слово безосновному Дионису, противопоставляя его божественной индивидуальности Аполлона и человеческой личности Сократа. В этом и состоит фундаментальная проблема: «кто говорит в философии?» или: что такое «субъект» философского дискурса? Но даже если заставить бесформенное основание и недифференцированную бездну говорить в полный голос упоения и гнева, то и тогда альтернатива, поставленная трансцендентальной философией и метафизикой, еще не преодолена: кроме личности и индивидуального вы не разглядите ничего… Открытие Ницше лежит где-то в стороне, когда он, освободившись от чар Шопенгауэра и Вагнера, исследовал мир безличных и до-индивидуальных сингулярностей — мир, который он позже назвал Дионисийским, или миром воли к власти, миром свободной и несвязанной энергии. Есть номадические сингулярности, не запертые более ни в застывшей индивидуальности бесконечного Бытия (пресловутой неизменности Бога), ни внутри устойчивых, оседлых границ конечного субъекта (пресловутые пределы знания). Есть что-то такое, что ни индивидуально, ни лично, но сингулярно; что, в отличии от недифференцированной бездны, перескакивает от одной сингулярности к другой и бросает кость, делая всегда один и тот же бросок — заново построенный и расчлененный в каждом бросании. Это и есть дионисийская смысло-порождающая машина, где нонсенс и смысл уже не просто противостоят друг другу, а, скорее, соприсутствуют вместе внутри нового дискурса. Новый дискурс больше не связан определенной формой, но он и не дискурс бесформенного: это, скорее, дискурс чистого неоформленного. «Вы должны быть чудовищем и хаосом»… Ницше отвечает: «Мы исполнили это пророчество»[86]. Что касается субъекта такого нового дискурса (если учесть, что больше нет никакого субъекта), то это — ни человек, ни Бог, а еще меньше — человек на месте Бога. Субъектом здесь выступает свободная, анонимная и номадическая сингулярность, пробегающая как по человеку, так и по растениям и животным, независимо от материи их индивидуальности и форм их личности. «Сверхчеловек» не значит ничего другого, кроме этого — высший тип всего, что есть. Странный дискурс, которому должна соответствовать обновленная философия и который, в конечном счете, имеет дело со смыслом не как с предикатом или свойством, а как с событием.

Своим открытием Ницше, будто во сне, угадал способ, как парить над землей, едва касаться ее, пританцовывая возвращать на поверхность чудищ глубины и формы небес. Правда, он был одержим иной, куда более грандиозной, но в то же время и более опасной целью: он считал, что открыл новые пути исследования глубины, пролил на нее новый свет, услышал в ней тысячи голосов и заставил их все говорить — и его не пугал риск кануть в эту глубину, которую он нашел и о которой поведал людям, как никто и никогда до него. Он не смог удержаться на хрупкой поверхности, которой сам же рассек людей и богов. Возвращение в бездну, которую сам возродил и заново откопал, — вот где совершенно по-своему погиб Ницше. Правильнее было бы сказать: «псевдо-погиб», ибо болезнь и смерть суть событие как таковое, подчиненное двойной каузальности: каузальности тел, положений вещей и смесей, но также и каузальности квази-причины, являющей собой состояние организации или дезорганизации бестелесной поверхности. Казалось бы, Ницше сошел с ума и умер от общего паралича — так сказать, от телесной сифилитичкой смеси. Но движение, которым следовало это событие, момент в отношении квази-причины, вдохновлявший всю работу и совдохновлявший жизнь, не имеют никакого отношения к общему параличу, мигрени глаз и рвоте которыми он страдал, — кроме, разве, того, что они придали работе и жизни новую каузальность, а именно статус вечной истины, независимой от своих телесных воплощении, а значит — стиль в произведении, а не смесь в теле. Мы не видим иного пути в постановке вопроса об отношениях между произведением и болезнью, кроме как посредством этой двойной каузальности.

Шестнадцатая серия: статичный онтологический генезис

Поверхностная топология, безличные и доиндивидуальные номадические сингулярности конституируют подлинное трансцендентальное поле. Способ, каким индивидуальное порождается этим полем, представляет первый этап генезиса. Индивидуальное неотделимо от мира. Но что мы называем миром? В общем, как мы видели, сингулярность можно рассматривать двумя способами: в ее существовании и распределении, но также и в ее сущности, согласно которой она простирается и распространяется в заданном направлении по линии обычных точек. Этот второй аспект уже представляет собой некоторую стабилизацию и начало осуществления сингулярностей. Каждая сингулярная точка аналитически распространяется по серии обычных точек вплоть до окрестности другой сингулярности, и так далее. Значит, мир основан на условии, что серии сходятся («иной» мир начинался бы в окрестности тех точек, где исходящие из них серии расходились бы). Мир уже охватывает бесконечную систему сингулярностей, прошедших отбор на схождение. Но внутри такого мира утверждаются только те индивидуальности, которые отбирают и сворачивают конечное число сингулярностей этой системы. Они присоединяют последние к сингулярностям, воплощенным в их собственных телах, разворачивают их по своим собственным линиям и даже могут заново формировать их на мембранах, обеспечивающих контакт между внутренним и внешним. Поэтому Лейбниц был прав, говоря, что индивидуальная монада выражает весь мир через связь других тел с ней — в той же мере, в какой она выражает эту последнюю через связь частей собственного тела. Таким образом, индивидуальность бытует в мире всегда как цикл схождения, а мир может сформироваться и мыслиться только вокруг населяющих и заполняющих его индивидуальностей. На вопрос, имеет ли сам мир поверхность, способную вновь сформировать потенциал сингулярностей, следует ответить, вообще говоря, отрицательно. Мир может быть бесконечен в порядке схождения и тем не менее обладать конечной энергией — а значит, такой порядок ограничен. Мы узнаем здесь проблему энтропии; ведь сингулярность распространяется по линии обычных точек точно так же, как потенциальная энергия, актуализируясь, спадает до своего низшего уровня, как и в случае с энтропией. Преобразующую силу можно признать в мире только за индивидуальностями, и то лишь на время — время их живого настоящего, относительно которого прошлое и будущее окружающего мира приобретают, наоборот, фиксированное и необратимое направление.

С точки зрения статичного генезиса, структура «индивидуальность-мир-интериндивидуальность» определяет первый уровень осуществления. На этом первом уровне сингулярности осуществляются как в мире, так и в индивидуальностях, которые суть его части. Осуществляться или быть осуществленным означает: распространиться по серии обычных точек; быть отобранным согласно правилу схождения; воплощаться в телах, становиться состоянием тел; локально обновляться ради новых конечных осуществлении и новых конечных расширений. Ни одна из этих характеристик не принадлежит сингулярностям как таковым; скорее, они относятся к индивидуализированному миру и мирским индивидуальностям, охватывающим собой сингулярности. Вот почему осуществление всегда одновременно и коллективно, и индивидуально, носит и внутренний, и внешний характер.

Быть осуществленным означает также и быть выраженным. Лейбницу принадлежит знаменитый тезис о том, что каждая индивидуальная монада выражает целый мир. Но этот тезис толкуют неверно, когда говорят, будто он означает наличие врожденных предикатов у выражающей мир монады. Верно, конечно, что выраженный мир не существует вне выражающих его монад — а значит, он существует внутри монад в виде серий присущих им предикатов. Но верно и то, что Бог-то создавал мир, а не монады, и что выражаемое не совпадает со своим выражением, а скорее лишь содержится в нем, сохраняя свою самобытность[87]. Выраженный мир создан из разнообразных связей и смежных друг с другом сингулярностей. Как таковой, он сформирован именно так, что все серии, зависящие каждая от своей сингулярности, сходятся друг к другу. Такое схождение определяет их «совозможность» как правило мирового синтеза. Там, где серии расходятся, начинается иной мир, несовозможный с первым. Следовательно, необычное понятие совозможности определяется как континуум сингулярностей — неразрывное целое, имеющее в качестве своего идеального критерия схождение серий. А это значит, что понятие несовозможности не сводимо к понятию противоречия. Скорее противоречие каким-то образом должно выводиться из несовозможности. Противоречие между понятиями Адам-грешник и Адам-не-грешник — это результат несовозможности миров, в которых Ацам согрешил или не согрешил. В любом из миров индивидуальная монада выражает все сингулярности этого мира — бесконечность — хотя бы и невнятно, хотя бы и бессознательно; но каждая монада при этом улавливает и «ясно» выражает только определенное число сингулярностей, а именно, те сингулярности, в окрестности которых она задана и которые связаны с ее собственным телом. Мы видим, что континуум сингулярностей всецело инаков по отношению к индивидуальностям, которые охватывают его собой в различных и дополняющих друг друга концентрациях — сингулярности доиндивидуальны. Если верно, что выражаемый мир существует только в индивидуальностях и только как их предикат, то в сингулярностях, управляющих образованием индивидуальностей, он содержится совершенно иным образом — как событие или глагол. Нет больше Адама-грешника, а есть мир, где Ацам согрешил… Было бы большой вольностью настаивать, со ссылкой на философию Лейбница, на врожденности предикатов у выражающих мир монад, ибо это уже предполагает совозможность выраженного мира, а последний, в свою очередь, предполагает распределение чистых сингулярностей согласно правилам схождения и расхождения. Эти правила принадлежат логике смысла и события, а не логике предикатов и истины. Лейбниц очень далеко продвинулся в этом первом этапе генезиса — вплоть до осознания и полагания индивидуального в качестве центра, вокруг которого сингулярности сворачиваются как внутри мира, так и на собственном теле индивидуального.