Гилберт Райл - Понятие сознания

• Название: Понятие сознания
• Автор: Гилберт Райл
• Издательство: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги
• Жанр: Философия
• Год: 1999

Книга является первым на русском языке изданием избранных работ известного английского философа Г. Райла. Целый ряд его идей, прежде всего относящихся к философскому анализу сознания и действия, пониманию природы категорий и дилемм, раскрытию заблуждений, возникающих в результате «категориальных ошибок» оказали значительное влияние на развитие современной философии. Книга Райла несомненно привлечет внимание не только философов, но и психологов и всех, кто интересуется загадками человеческого сознания и языка.

http://fb2.traumlibrary.net

---

В обыденном употреблении слова «ощущение», «чувствовать» и «чувство» прежде всего обозначают восприятия. Ощущение — это ощущение чего-то, и мы чувствуем, как вибрирует или качается корабль, так же как видим трепетание его флага или слышим завывание его сирены. В этом смысле мы чувствуем вещи отчетливо или неотчетливо, как, например, отчетливо или неотчетливо распознаем их по запаху. Точно так же как мы видим глазами и слышим ушами, мы ощущаем вещи посредством своих рук, губ, языка или коленей. Для того чтобы выяснить, является или нет обыкновенный объект липким, теплым, гибким, твердым или рассыпчатым, нам не требуется на него смотреть, вслушиваться, нюхать или пробовать на вкус — нужно только пощупать его. Отчет об ощущении в этом простом бесхитростном смысле — это отчет о том, что обнаруживается при тактильном или кинестетическом наблюдении.

Правда, мы часто употребляем слова «чувствовать» и «ощущение» иным, хотя и производным от указанного, образом. Если человек, у которого болят глаза, говорит, что у него такое чувство, будто под веками песок, или другой человек, которого лихорадит, утверждает, что он ощущает жар в голове и холод в ступнях, то их нельзя переубедить, уверяя, что под веками нет никакого песка или что голова и ступни одинаковой температуры. Ибо в данном случае «чувствовать» означает «чувствовать так, как если бы», подобно тому как «выглядеть» часто значит «выглядеть так, как если бы». Но для того чтобы закончить предложение с «так, как если бы», нужна ссылка на некоторое положение дел, которое, если бы оно реализовалось, было бы обнаружено чувствами в первичном смысле этого слова — в том, в котором говорящий отозвал бы свое высказывание «Я чувствую под веком песчинку» назад, если бы убедился в том, что никакой песчинки там нет. Такой случай можно назвать «постперцептивным» употреблением глаголов «чувствовать», «выглядеть», «звучать» и остальных.

Однако имеется значительное несоответствие между глаголами «чувствовать», с одной стороны, и глаголами «видеть», «слышать», «пробовать на вкус» и «обонять» — с другой. Человек, у которого онемела нога, может сказать, что он не только не чувствует ею предметы, но и ее самою, тогда как на мгновение ослепленный или оглушенный человек сказал бы, что ничего не видит правым глазом или не слышит правым ухом, но он бы не сказал, что он не может видеть свой глаз или слышать свое ухо. Когда к онемевшей ноге возвращается чувствительность, ее обладатель снова в состоянии что-то сообщить как о дороге, так и о своей ступне.

Очевидно, что это первичное понятие ощущения не является компонентом родового понятия восприятия, ибо оно относится к нему как вид к роду. Я могу что-то видеть, при этом ничего не чувствуя, точно так же могу что-то чувствовать, при этом ничего не видя.

А что можно сказать о другом, теоретическом смысле слова «ощущение» — том смысле, в котором говорят, что зрение включает в себя наличие зрительных ощущений или впечатлений? Ощущения или впечатления в этом смысле не упоминаются людьми до тех пор, пока они хотя бы понаслышке не получат представление о физиологических, психологических или эпистемологических теориях. И все же задолго до того, как они что-то узнают про эти теории, они уже знают, как пользоваться глаголами восприятия типа «видеть», «слышать», «пробовать на вкус», «обонять» и «осязать» и продолжают точно так же использовать их и после знакомства с теориями. Так что теоретизированное понятие об ощущениях и впечатлениях не является частью их концепций восприятия. Нам следовало бы обсудить понятие восприятия у Платона, и если бы мы сделали это, то убедились бы, что нет ни малейшего повода сожалеть, что он еще не дорос до умения обращаться с понятиями зрения, слуха и осязания, поскольку еще не был посвящен в новейшие теории о сенсорных стимулах.

Физиологи и психологи иногда сокрушаются, а иногда гордятся тем, что не могут перекинуть мост через пропасть, разделяющую впечатления и те нервные возбуждения, которые их вызывают. Они принимают за факт существование этих впечатлений, но вот только каузальный механизм ставит их в тупик. Как можно усомниться в существовании чувственных впечатлений? Разве, по крайней мере со времен Декарта, не получило широкую известность положение, будто они служат исходными, простыми и неизменными элементами сознания?

Когда мы говорим, что человек что-то осознает, мы, как правило, имеем в виду, что он способен дать в этом отчет себе и другим без всякого исследования или специального обучения. Но этого-то как раз никто и никогда не делает со своими якобы имеющимися впечатлениями. Люди обычно готовы рассказать о том, что они видят, слышат, пробуют на вкус, обоняют или осязают. А также о том, что нечто выглядит так-то и так-то, что оно по звуку или на ощупь такое-то и такое-то. Но они не могут, да и не располагают для этого даже языковыми средствами, рассказать, каковы впечатления, которые у них есть или были. Так что представление о том, что подобные эпизоды имеют место, проистекает отнюдь не из изучения того, что и как говорят обычные здравомыслящие люди. Наивное «сознание» никогда не упоминает о них. Скорее, подобное представление возникает из особого рода каузальной гипотезы, утверждающей, что мое сознание вступает в контакт с воротным столбом только в том случае, если этот столб аффицирует некоторый процесс в моем теле, который в свою очередь аффицирует некий другой процесс, протекающий в моем сознании. Впечатления оказываются призрачными импульсами, постулированными в интересах пара-механической теории. Само слово «впечатление», заимствующее образ отпечатка на воске, выдает мотивы такой теории. Это беда философии, что подобная теория смогла возобладать и извратить язык, на котором мы высказываемся о том, что обнаруживаем посредством наших чувств. Тот факт, что мы благодаря ощущениям обнаруживаем, что вещи теплые, липкие, вибрирующие или упругие, является фрагментом нашего обычного знания, а не какой-то специальной теории. Соответственно, наличие у нас ощущений, когда мы видим, слышим или обоняем, было представлено просто как более обобщенное представление этого обычного знания. Теоретическая идея чувственных впечатлений была контрабандой введена в оборот под прикрытием обыденной идеи тактильного восприятия.

Я должен упомянуть и другое бесхитростное употребление слов вроде «ощущение» и «чувство». Иногда человек говорит не о том, что он чувствует под веком песчинку или что у него такое чувство, будто под веко попала песчинка, а то, что он чувствует боль в глазу или болезненное ощущение. Такие существительные, выражающие дискомфорт, как «боль», «зуд», «дурнота», истолковываются некоторыми теоретиками в качестве имен специфических ощущений, где слово «ощущение» берется в теоретизированном смысле как синоним другого теоретизированного термина — «впечатление». Однако если человека, испытывающего неприятные ощущения, спросят, что именно он чувствует, то он не удовлетворит вопрошающего теоретика, если ответит «боль», «дискомфорт», поскольку от него ожидают: «чувство покалывания», «саднящее чувство» или «чувство жжения». Ему придется использовать постперцептивные выражения, чтобы показать, что у него такое чувство, будто его колет что-то острое, саднит, как от песка, или жжет что-то раскаленное. То, что он испытывает легкое, значительное или сильное недомогание, — это уже информация другого рода, предназначенная для другого типа вопросов. Таким образом, предположение; что в существительных типа «боль», «зуд» и «дурнота» мы ко всему прочему имеем еще и зачатки словаря для выражения и описания впечатлений, ошибочно. Тем не менее, имеется интересное и, возможно, существенное различие между тем смыслом, в котором мне досаждает песчинка, и смыслом, в котором мне досаждают услышанный диссонанс или увиденная дисгармония цветов. Песчинка буквально раздражает мой глаз, тогда как диссонанс, режущий ухо, — это только метафора. Чтобы прекратить мучение, причиненное мне дисгармонией цветов, не нужны глазные капли, и, если меня спросят, какой глаз при этом больше страдает — правый или левый, мне нечего будет ответить, остается разве что объяснить, что глаза болят не буквально, не так, как от песчинок и ослепительного света.

Такие слова, как «недомогание», «отвращение», «печаль» и «досада», суть имена настроений. Но не таковы «боль», «зуд» и «дурнота» в их буквальном значении. Мы локализуем боль и зуд там, где мы локализуем песчинку или соломинку, которые ощущаем на самом деле или в воображении. И все же «боль» и «зуд» — это не существительные восприятия. Боль и зуд не могут, к примеру, быть отчетливыми или неотчетливыми, ясными или неясными. Зрительное или тактильное обнаружение чего-либо является достижением, тогда как фраза «У меня ужасный зуд» не сообщает о достижении и не описывает чего-либо установленного. Я не знаю, что еще можно сказать о логической грамматике подобных слов, хотя сказать следовало бы гораздо больше.