Светлана Фортунская - Анна, королева. Книга 1: Дочь князя

• Название: Анна, королева. Книга 1: Дочь князя
• Автор: Светлана Фортунская
• Жанр: Фэнтези

---

— Лекарку? — князь нахмурился. — Она не нашего народа, и чем меньше ты будешь иметь с ней дело, тем лучше. Возьми Арвик.

— Арвик собирается замуж за Горди, — возразила Аник, — и грешно было бы разрушать ее счастье. К тому же, отец, — быстро добавила она, видя, что князь продолжает хмуриться, — мать Проклея пишет про женщину для услуг, служанку — разве горянка, пусть даже и самая бедная, согласится пойти в служанки?

— Тут ты права, дочь, — согласился князь. — Я не знаю, кого они держат в услужении там у себя, в Твердыне, но то, что ни одна из наших женщин не согласится называться прислугой, это правда. Ну, хорошо, бери кого хочешь.

4.

Аник приехала в поселок шаваб под вечер, когда солнце уже клонилось к закату. Она не была здесь с того давнего времени, когда играли свадьбу Вардана и дочери Хейнца, и хорошо помнила чистые улочки, и цветы в палисадниках, и яркие расписные заборы. Чисто здесь было и сейчас — шаваб успели убрать и привести в порядок улицы, но краска облупилась с переломанных заборов, и перед домами не было цветов. Джоджо, сопровождавший Аник, сказал:

— Эти твари — они так ненавидят людей, что крушат и ломают все, что только пахнет человеком. Вроде бы зачем им цветы или заборы? А гляди, как постарались, все перепакостили…

Шла жатва, время уборки хлеба, и в поселке не было видно людей. Только в одном палисадничке девочка шаваб лет восьми пропалывала грядки. Увидев дочь князя, девочка встала с коленок и одернула запачканную землей юбку.

— Ты не подскажешь, где я могу найти дочь Волофа? — вежливо спросила Аник на языке шаваб.

Девочка смотрела на нее, вытаращив глаза, и явно не понимала, чего от нее хотят.

— Ты неправильно спрашиваешь, дочь князя, — проворчал Джоджо на горском. — У них так не говорят. Покажи нам дом Уты, лекарки, — обратился он к девочке на шаваб.

— Черной Уты? — переспросила девочка, — той, которая училась у старой Анны?

— Почему черной? — удивилась Аник, но добавила: — Да, да, ее.

— Я провожу вас, — сказала девочка и вышла из садика.

Ута жила на самом дальнем конце улицы, протянувшейся вдоль всего поселка. Дом ее родителей показался Аник беднее прочих — он был меньше и крыт соломой, а не черепицей, как другие дома шаваб.

— Вот, — указала девочка пальцем, — она здесь живет. Только вряд ли она дома, все в поле сейчас.

— Ничего, мы подождем. Спасибо тебе, девочка.

— Меня зовут Бертой, дочь князя. Ты лечила меня, когда мы жили в крепости, ты не помнишь?

Аник пожала плечами.

— Ты изменилась, Берта, подросла и похорошела, — сказала она, — вот я и не узнала тебя.

— А зачем ты ищешь Уту?

Аник начала сердиться.

— Это мое дело, — надменно сказала она. — Ты помогла мне найти ее дом, спасибо за это, а теперь иди и занимайся своими делами.

— Нет, я просто хотела сказать… А этот человек никому не расскажет?

Аник удивилась и еще больше разозлилась.

— Что за секреты? — спросила она. — Что за такое тайное хочешь ты сообщить мне, что сомневаешься в сдержанности моего спутника?

— Нет, просто я слышала — говорили женщины, и пастор тоже, новый пастор, что Ута — ведьма, иначе ей не удалось бы сделать то, что она сделала, и как она всех лечила, и что горцы ее называют госпожой, как ни одну взрослую женщину в поселке, и что ты — ты только не сердись пожалуйста! — тоже ведьма. Но я не верю, поэтому я тебе говорю все это. Ты добрая, а ведьмы добрыми не бывают, они продают свои души дьяволу и пляшут с чертями голые, а ты никогда не будешь плясать голая с чертями…

— Тьфу, ты! — сплюнул Джоджо в сердцах. — Воистину, нельзя водиться с этими дурными шаваб, такое сказать о дочери князя Варгиза, да поразит их всех сухота, этих балаболок!..

— Тише, Джоджо, — прервала его Аник, — мы обещали, что никому ничего не скажем. А Уте ты мне разрешаешь рассказать об этом, Берта? — спросила дочь князя у девочки.

— Если ты только не скажешь, откуда это узнала, — серьезно сказала девочка. — И тебе лучше встретиться с Утой где-нибудь в другом месте, чтобы вас никто не видел. Сейчас в поселке никого нет, кроме меня и еще детей, но они маленькие, они ничего не скажут. Но скоро придут люди.

— Чтоб дочь князя Варгиза пряталась от каких-то там шаваб, тьфу!.. — проворчал Джоджо.

— Я и не собираюсь прятаться, — возразила Аник. — И ваши люди должны понимать, что если мы встречаемся с Утой открыто, то, значит, нам нечего скрывать, правда?

— Не знаю, — пожала плечами маленькая Берта, — может быть.

«Ведьма, надо же, придумали какое! — думала Аник, дожидаясь Уту. — Нет, они и правда странные, эти шаваб.»

5.

Ута обрадовалась, увидев Аник, и потащила ее в укромный уголок в садике — там, среди кустов роз, стояла скамеечка. За те несколько недель, что подруги не виделись, Ута успела загореть, похудеть и вытянуться — юбка стала ей коротковата и высоко открывала лодыжки. И глаза у нее были другие, не такие, как в крепости — усталые и грустные.

Сначала девочки посплетничали — и в крепости, и в поселке случилось много нового, и общих знакомых было достаточно. Самой важной новостью было обручение Арвик и Горди, и девочки всласть наболтались о том, какое это счастье для родителей девушки, уже не надеявшихся на замужество дочери, да и Горди, потерявшему руку, трудно было бы найти себе жену лучше, мало кто согласился бы иметь мужа-калеку.

Когда эта тема была исчерпана, Аник приступила к самому главному.

— Отец посылает меня в школу, — сказала она. — В монастырь святой Шушан, там его сестра настоятельницей. Мне нужна спутница, женщина для услуг… Нет, ты не думай, я просто хотела бы, чтобы ты поехала со мной, я все равно все буду делать сама, но для других ты называлась бы служанкой, а для меня по-прежнему оставалась подругой, — затараторила она, увидев, как нахмурилась Ута. — А ты бы тоже смогла там чему-нибудь научиться, и мне было бы не так одиноко…

— Да нет, — с досадой отозвалась Ута, — я не поэтому. В конце концов, какая разница, как тебя называют, главное, как ты сама себя чувствуешь, правда? И как к тебе относятся люди, которых ты уважаешь или любишь. А работа — она работа и есть, позорно только безделье.

— Моя мама тоже так говорила, — обрадовалась Аник, — так поедешь?

— Я себе не хозяйка, — сказала грустно Ута, — а мои родители меня не отпустят. Мой отец — ну, он очень против того, чтобы я общалась с горцами.

— Но это же женский монастырь, мужчин там не будет! — возразила Аник.

— Ты не поняла — не с вашими мужчинами, а с вашим народом, с горцами, и с горянками, и с тобой тоже. Он говорит, что мы разной крови, и что об этом нельзя забывать.

— Никто тебе не предлагает забыть, что ты — шаваб, — сказала Аник слегка обижено. — И никто не собирается делать из тебя горскую девушку.

— Да я не про то… — с досадой произнесла Ута. — Он говорит — ты не обижайся только — что горцы презирают шаваб, и что нельзя общаться с теми, кто ставит тебя ниже себя.

— Ты тоже так думаешь? — зло спросила Аник. Все прежние ее споры вспомнились дочери князя, и она почти уже пожалела, что предложила Уте поехать вместе с нею.

— Нет, конечно, — улыбнулась Ута, и стала похожа на прежнюю, мудрую и веселую девочку, какой она была в крепости. — Меня уважает твой народ, как не уважает мой собственный. И Хильду тоже уважали — а разве она не была шаваб? Если же некоторые глупые люди и пытаются мне показать, что я хуже их, потому что я — шаваб, а они горцы — так эти люди уже довольно наказаны Богом своей глупостью, и я не обращаю на них внимания. Но мой отец — я не могу ему объяснить всего этого, потому что я-то для него — ребенок несмышленый, которому расти и расти.

— Ну, ладно, а что скажет твой отец, если мой отец заплатит ему? Как бы за работу, которую ты будешь выполнять?

— Еще того хуже! — испугалась Ута. — Тогда уж точно мой отец запретит мне даже и видеться с тобой.

Аник помолчала, подумала — и рассказала подруге о том, что она услышала от маленькой Берты. Ута слушала с испугом.

— Кто тебе все это сказал? — спросила она, когда Аник замолчала.

— Не важно. Я обещала не выдавать этого человека даже и тебе.

Ута приложила ладони к горящим багровым румянцем щекам.

— Вай мэ! — сказала она, так что Аник не выдержала и прыснула: Ута говорила совсем как горянка, — если они так решили, переубедить их будет трудно, совсем почти невозможно…

— Ну, не преувеличивай! — Аник недоверчиво хмыкнула. — Твоя совесть чиста, и ты можешь не обращать внимания на все эти сплетни. Поговорят и перестанут.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — возразила расстроенная Ута. — Ты не знаешь мой народ, и чем заканчиваются такие сплетни, ты тоже не знаешь. Это пятно останется на мне на всю жизнь, даже если я перестану лечить людей, вообще никогда и ни к кому не подойду с такой целью, а я не смогу этого сделать, я не могу видеть, как человек мучается, если я знаю, что могу ему помочь… Меня сожгут, как сожгли Большую Берту, как хотели сжечь Хильду, когда она бежала из поселка в крепость…