Афанасия Уфимцева - Все еще будет

• Название: Все еще будет
• Автор: Афанасия Уфимцева
• Жанр: Современные любовные романы

Казалось, все мечты Маргариты начинают сбываться – она получает сразу два долгожданных предложения: поработать в крупнейшем аукционном доме Европы (о чем еще может грезить начинающий искусствовед!) и стать «хозяйкой» руки и сердца своего преданного друга. Но она принимает неожиданное решение: уехать в далекий провинциальный город, чтобы разобраться в себе и своих чувствах. Ее надежды на тихое, безмятежное существование не оправдываются. В жизнь Маргариты врывается незнакомец, обаятельный, отчаянный, бесшабашный. Мир вокруг нее постепенно начинает обретать новые, невиданные ранее краски. Но когда то самое единственное счастье уже совсем близко, почти на ладони, на пути возникают непреодолимые препятствия, связанные с тайной, разгадывать которую Маргарите придется в одиночку.

---

Перестал ей звонить. На ее звонки тоже принципиально не отвечал. Что, собственно, обсуждать? И без того все предельно ясно.

Она приехала. Говорила с ним резко, даже грубо, зло. Обещала жестоко отомстить, если он тут же не одумается. А как она, собственно, может отомстить ему, Ивану Иноземцеву? Все вообразимые гнусности по отношению к нему уже совершила. Одним словом, Иван не поддался на ее уговоры. Слава Богу, бычьей упертости ему было не занимать. Мог бы даже этой самой упертости без ущерба одолжить, если кому не хватает.

Так и страдал как олух царя небесного, по-прежнему желая ее, жалея и мучаясь. Отчаянно ждал, что она попросит его, как верного рыцаря, помочь ей освободиться от старого поганца. Страдал, пока не увидел ее в воскресной программе «Пока все дома» в качестве законной супруги этого театрального деда. Довольную, счастливую. Сильную, твердо двигающуюся к цели. И ради этой самой цели – нежно держащую престарелого молодожена за его куриную лапку. К счастью, после этой передачи словно пелена с глаз спала. Понял, что у него самого были не все дома. Проанализировал ситуацию, взглянул на нее объективно. И уразумел наконец-то. Вдруг испытал некоторое облегчение, чему сам несказанно обрадовался.

Проблема-то его коренилась в том, что полюбил он не Зинаиду Лаврову, а ее роль, Нину Заречную – хрупкую, беззащитную, страдающую. Познакомившись с Зинаидой Лавровой, он еще некоторое время упорно продолжал звать ее Ниной Заречной. Она смеялась, называла его дурачком, но, собственно, не возражала. Часто, думая о своей Зине, он вспоминал не какие-то ее милые словечки, а что-то от Нины Заречной:

«Помните, вы подстрелили чайку? Случайно пришел человек, увидел и от нечего делать погубил…»

или

«Хорошо было прежде… Какая ясная, теплая, радостная, чистая жизнь, какие чувства – чувства, похожие на нежные, изящные цветы…»

По всему выходило, что воспылал он к Нине Заречной, хотел ее спасти, защитить, пригреть, как-то изменить ее судьбу. Он даже в своих тайных мечтах каламбурил, что приедет его Заречная в Северное Заречье, и будут жить они долго и счастливо. Однако так выходило, что его Нине Заречной нужно не Заречье, а лавры. По сути, она, Зинаида Лаврова, держала его за самца по вызову, поскольку ее полинялый режиссер, видимо, не во всем был одинаково талантлив.

По результатам этого постигшего его откровения сделал следующие выводы. Во-первых, видимо, у него, Ивана Иноземцева, планида такая – кого-то опекать и защищать, поэтому впредь нужно держать ухо востро с особами беззащитного, ранимого вида. Вероятно, именно так и выглядит его подсознательный образ женщины, или, по Юнгу, анимы, живущий в каждом мужчине. Во-вторых, лицедейство и мимикрия ему категорически противопоказаны. Вывод: держаться подальше от дам актерского склада, склонных к фальши и лавированию.

Когда все это осознал, окончательно освободился от тяжких оков. Зажил свободно и счастливо – еще лучше, чем до встречи с Зинаидой Лавровой. Как побочное следствие – попросту перестал ходить в театр, в одночасье разлюбил его. Конечно, случались у него увлечения (нетеатрального свойства) и после этой поучительной истории, но исключительно с холодной, трезвой головой. Без потери рассудка. И с дамами, не страдающими подкупающей беззащитностью или склонностью к актерству.

Но теперь в одночасье все переменилось. Вдруг осознал, что утратил контроль над собой – влюбился как последний осёл. Потому что только осёл может потерять голову от барышни (вернее, ослицы), которая его открыто презирает и ненавидит. Ведь как говорят? Лучшее средство от сердечных синяков – это голова. И где же, собственно, была его голова? Почему не спасла от столь чудовищной напасти?

Из-за такого рода неприятных размышлений на него навалилась патологическая бессонница. Последние две ночи совсем не спал, ни минуты. Ворочался, пытался уразуметь, как его так угораздило. Знать бы, в каком месте прекрасно обустроенной обороны пробита брешь, – можно было бы сообразить, как ее залатать. Только вот через какую щель Маргарита Северова проникла в его сердце? Здесь была полнейшая неясность.

С одной стороны, теоретической, любовь в его планы входила, поскольку когда-то обзаводиться потомством все-таки придется (и не только потому, что Елизавета Алексеевна страстно мечтала о внуках; собственно, сам об этом тоже временами подумывал). Кроме того, он вовсе не собирался обрекать себя на целибат и веки вечные бирюком жить.

С другой стороны, чисто практической, в случае с Маргаритой Северовой вообще все выглядело бесперспективно. Пустая трата времени. Легкий флирт был категорически невозможен, так как вполне мог завершиться для него тяжелыми травмами – физического и душевного свойства. А что касается возможности серьезных отношений с профессорской дочкой, то здесь все было во сто крат проблематичнее. Во-первых, он не ее полета птица и совсем не интересует ее, а во-вторых, если по какой-то неведомой прихоти она соблаговолит обратить на него, недостойного холопа, свой ясный взор, то хлопот не оберешься – запилит, заклюет, зацарапает, засадит за колючую проволоку. А вот этого бы совсем не хотелось. Боже упаси!

Причем это было не только его субъективное мнение о Маргарите. Дмитрий Иванович Цариотов – а к его-то мнению Иноземцев прислушивался – сколько раз жаловался, что Маргарита Северова всех строит в школе, говорил: «Без году неделя, как из яйца вылупилась, а уже всеми помыкает, корчит из себя начальницу. Ей бы кавалерийским полком командовать». Только вчера рассказывал, как она ему, уважаемому пожилому человеку, сделала замечание: «В классе душно, детям нужен свежий воздух». А до его радикулита, сетовал Дмитрий Иванович, дела ей нет, поскольку она особа исключительно черствая, сухая, резкая. Или, согласно его ерническому определению, замечательная женщина. В том смысле, что всех достает своими замечаниями.

Но тут же, весьма некстати, Иван вспомнил, как застал Маргариту решающей Петины задачки: скинула туфли, забралась с ногами на стул, прикусила карандаш. Мягкая, беззащитная. Сущий ребенок.

Запутался вконец. Короче говоря, Иван Иноземцев пришел к выводу, что ситуация безвыходная, и диагностировал у себя полное помрачение рассудка.

Как бы там ни было, со всем этим надо было срочно что-то делать. Только вот что?

Глава шестая, в которой рассказывается о ватрушках и лаврах

У меня на сердце узел.
Милый, узел развяжи.
Если есть у вас другая,
Мне сейчас же откажи.

Собственно, затрагивать эту тему Маргарита не собиралась. Как-то само собой получилось. Уселись с Дусей на веранде пить чай с ватрушками. Чай душистый – из местных, северных трав. Там и дягиль, и листья земляники, и цветки клевера, и лаванда – все, что нужно для согревания организма, когда дело к холодной северной зиме клонится. И вот так, за горячим чаем, Дуся сама начала. Ни с того ни с сего. Или, вернее, с ватрушек.

– Ой, – говорит, – до чего же Иван Григорьевич ватрушки-то любит. За уши не оторвать. Моя тетушка Иноземцевым по хозяйству помогает. У них такое правило заведено: каждую субботу обязательно ватрушки. Так он их просто гору съедает, а потом пару часов в бассейне плавает. Ему-то надо фигуру соблюдать. А то его актриса, неровен час, себе кого другого присмотрит.

Маргарита чуть не поперхнулась. Поставила чашку и, чтобы Дуся не заметила ее интереса, стала с безразличным видом смотреть в запотевшее окно. Но при этом молчала, тему разговора не меняла. Дуся же принялась за новую ватрушку и, пока с ней не расправилась, слова не проронила. Как говорится, пока я ем, я глух и нем. Маргарита не выдержала:

– А эта актриса – кто ему? – голос у нее был как будто не свой – сипловатый какой-то, с хрипотцой.

– Актриса-то? Так она зазноба его или даже невеста. А может, и законная жена. Весь город о его сердечном интересе знает, он эту актрису ни от кого и не скрывал. Она лет пять назад в первый раз приехала сюда отдыхать. А потом вдруг зачастила. Я сама их сколько раз видела: обнявшись, по набережной прогуливались. А прелестница какая! Белокурая, тоненькая, как статуэтка. Он для нее и дивный театр на набережной выстроил. Он так и называется – Лавровский дачный театр. В честь нее, она ведь великая Зинаида Лаврова.

– Фамилия подходящая для театрального успеха. И для личного, наверное, тоже. – Маргарите отчего-то стало очень-очень грустно.

– Два лета подряд ее спектакли шли, – продолжала Дуся, не обращая внимания на замечание Маргариты. – Так из самой Москвы и из Петербурга обезумевшие поклонники приезжали, чтобы на нее посмотреть. Я сама раз пять ходила, даже бабуня моя не удержалась – для местных жителей билеты совершенно бесплатные были. Зинаида Лаврова Нину Заречную играла. Так играла, что я каждый раз плакала. Все пять раз. И на каждом спектакле видела Ивана Григорьевича, конечно. Он не плакал, надо сказать. Обязательно с чудными цветами приходил – ее любимыми желтыми розами. А один раз чего учудил – фейерверк настоящий. Все вышли из театра. На улице не совсем темно еще (у нас-то на севере летом темнеет поздненько). Публика от впечатления молчаливая. Тишина такая сильная, что аж звенит. И вдруг с баржи, которую поставили посреди реки, прямо напротив театра, громовые залпы салюта начались. Все небо засверкало, засветилось. Я смотрела и так мне захорошело – все благодарила Бога за то, что жизнь такая красивая. Не каждому суждено такую редкую красоту увидеть. А вот я видела.