Афанасия Уфимцева - Все еще будет

• Название: Все еще будет
• Автор: Афанасия Уфимцева
• Жанр: Современные любовные романы

Казалось, все мечты Маргариты начинают сбываться – она получает сразу два долгожданных предложения: поработать в крупнейшем аукционном доме Европы (о чем еще может грезить начинающий искусствовед!) и стать «хозяйкой» руки и сердца своего преданного друга. Но она принимает неожиданное решение: уехать в далекий провинциальный город, чтобы разобраться в себе и своих чувствах. Ее надежды на тихое, безмятежное существование не оправдываются. В жизнь Маргариты врывается незнакомец, обаятельный, отчаянный, бесшабашный. Мир вокруг нее постепенно начинает обретать новые, невиданные ранее краски. Но когда то самое единственное счастье уже совсем близко, почти на ладони, на пути возникают непреодолимые препятствия, связанные с тайной, разгадывать которую Маргарите придется в одиночку.

---

Дуся остановилась, чтобы взять очередную теплую ватрушку, добавить в розетку малинового вареньица и подлить в чайник горячей воды из самовара. Маргарита вопросов не задавала – думала о чем-то своем, личном. Поймала себя на мысли, что желтые розы всегда недолюбливала.

– Уже который месяц сериал по телевизору крутят, в девять часов начинается. Так она в главной роли, – продолжила Дуся, громко хлебнув чаю из блюдца и жуя ватрушку во всю щеку. – Уже серий сто было. В прошлый четверг вся серия вокруг нее вертелась. Любовник засадил ее в клинику, ей там уколы разные делают, а она все сбежать пытается, но пока неудачно. Каждый раз ее ловят. Завтра, в новой серии, станет ясно, удастся ли ей освободиться. Я так за нее болею, переживаю так. Правда, я думаю, что все с ней будет хорошо – впереди еще серий двести с лишком.

– Она приезжала этим летом? – не выдержала Маргарита.

– Охохонюшки, да разве ж она сможет? Сто серий отснять! Это без сна и еды нужно как минимум год мучиться. Нет, прошлым летом ее точно не было. Но он-то в Москву часто ездит, почитай каждый месяц хоть на денек, но съездит. Про его поездки я знаю – опять же от тетушки, которая им по хозяйству помогает.

– Так, может, он и не видится с этой Зинаидой Лавровой там вовсе. Мало ли, какие у него там дела. Я, например, знаю, что он с моим отцом несколько раз встречался в Москве, когда подбирал директора школы.

– Может, он с ней и не видится. Утверждать не буду. Говорю только то, что сама видела. Ну и Разин тоже. Ему я доверяю как себе. Или даже чуточку больше.

Дуся дальше повела разговор про Разина, и Маргарита уже слушала ее в пол-уха. Вежливо кивала, иногда отвечала что-то невпопад. Было не до Дуси и не до ее Разина.

В какой-то момент Дуся решила, что все время одной говорить неправильно и невоспитанно, а потому, поразмыслив минуту-другую, обратилась к Маргарите с вопросом. Не сразу в лоб, конечно. Начала как будто издалека:

– Многие в городе говорят, что ты красивая очень. Мы с Разиным вчера ходили чай пить на набережной, так я сама такой разговор слыхала. – Маргарита и бровью не повела – что ей до того, что говорят пустобрехи в городском кафе. Но слушать все же стала чуть внимательней.

– Так вот, – продолжила Дуся, – я никак не пойму, почему ты одна. С твоими чарами да в твоем возрасте можно было бы уже пять раз замужем побывать. Ну или уж, по крайней мере, хотя бы один разок.

На замечание о возрасте Маргарита всерьез обижаться не стала, но на заметку взяла. Выходит, по вольногорским меркам двадцать три года – это уже возраст. Отсюда и вопрос, волновавший, судя по всему, не только Дусю. Маргарита была почти уверена, что Дусе можно спокойно открыться. Она не из тех, кто рассеивает городские сплетни. Впрочем, в том, что Маргарита намеревалась сказать, никакой особой тайны и не было.

– Нет, замужем я не была никогда. У меня был друг. Вернее, он есть и не исчез никуда. Пару лет назад мне даже хотелось, чтобы он стал моим мужем. Он, собственно, мне сам предложил это. Но потом родители уговорили его отложить помолвку на два года: им казалось, что он не готов к браку. Прошлой весной, как раз перед моим отъездом, он созрел. Но мне кажется, что теперь не готова я.

– Так ты любишь его?

Глаза у Дуси расширились, заблестели. Откусанная ватрушка тоскливо стыла на блюдце.

– Я к нему хорошо отношусь. Он добрый, умный. Думаю, что мне было бы с ним спокойно. Наверное, это плохо, но я о нем в последнее время почти не вспоминаю. Иногда он пишет мне, звонит. Вот, собственно, и всё – ничего интересного.

«Отнюдь, – подумала Дуся. – Очень даже интересно». Новых вопросов она, правда, задавать не стала. Нетактично это. Придет время, и Маргарита сама все расскажет. Если захочет, конечно.

Когда затянувшееся чаепитие наконец-то благополучно завершилось, Маргарита поспешила к компьютеру. Скоро на светящемся экране появилась информация о ней, Зинаиде Лавровой. Почти двадцать лет на сцене. Значит, старше Иноземцева. Уже пора не Заречную, а Аркадину играть. Так было подумала, а потом сама и устыдилась. Ведь Лаврова перед ней ни в чем не виновата.

После просмотра фотографий актрисы настроение у Маргариты совсем покатилось под откос. Актриса была чудо как хороша! И выглядела лет на тридцать, не больше. Замужем (это хорошо), но, судя по внешности законного супруга, его место весьма скоро может оказаться вакантным (а вот это плохо). Так что у Ивана Григорьевича есть все шансы дождаться своей очереди. С другой стороны, успокаивала себя Маргарита, было бы хуже, если бы Иноземцев дожил до такого солидного возраста, не положив глаз ни на одну из женщин. Тем более на столь достойную.

Что же в этом такого необычного? С кем не бывает.

Глава седьмая, в которой утверждается, что ученье – свет

Не сама гармонь играет,
Ее надо растягать.
Не сама девочка любит,
Ее надо завлекать.

Николай Петрович понедельники любил. Он давно заметил, что в первый день недели ему везет, все задуманное получается, – и это особенно вдохновляло его на фоне всеобщего понедельничного уныния. Именно поэтому он и попросил Ивана Григорьевича проводить их еженедельные совещания по делам школы в девять утра по понедельникам. Тот согласился.

В этот раз ожидания Николая Петровича опять оправдались. Иноземцев встречался с ним не в школе, как обычно, а пригласил к себе домой. Приветствовал его тепло, даже по-сыновнему, как отметил про себя профессор Северов. Сам сварил ароматный кофе и, прежде чем начать разговор о школе, справился о самочувствии его самого и Маргариты. Первые результаты работы Николая Петровича Иноземцев оценил в самых лестных тонах, на похвалы не скупился и, как показалось профессору, был весьма воодушевлен разработанным им планом работы школы. Не преминул произнести и пару лестных слов об успехах Маргариты Николаевны. Прямо так и сказал: «Слышал, что ребята бегут на уроки английского, как на праздник». Что и говорить: такие слова – истинный бальзам на родительскую душу.

Затем разговор постепенно перешел в иное русло. Иван Григорьевич заговорил вдруг так искренне и проникновенно, что у впечатлительного профессора Северова даже защемило под лопаткой.

– Увы, но мое детство прошло вдали от центров мировой цивилизации, – в глазах Иноземцева нарисовалась неподдельная грусть. – Ни по театрам, ни по музеям ходить с детства не приучен. Их просто не было поблизости. Английский язык в школе преподавала учительница географии – как научилась по самоучителю. Слова мы читали, как написано. Впервые английскую речь я услышал, поступив в университет. Надо сказать, был немало удивлен. Впрочем, и в университете требования к знанию иностранных языков были минимальные – занимались лишь переводом технических текстов. На старших курсах я, правда, разработал целую обширную программу борьбы со своей дремучестью. Брал уроки ораторского мастерства, рисунка, учился музыке – даже в вечернюю музыкальную школу поступил по классу скрипки, занялся английским. Помню, в летние каникулы жара была жуткая, а я сижу за столом и упорно учу английские слова, поставив ноги в таз с холодной водой. Лондонский лингафонный курс выучил наизусть – да так, что голос диктора я и сейчас, через много лет, из тысячи других голосов узнáю. В результате титанических усилий кое-какие комплексы преодолел, но английский язык по-прежнему мое слабое место.

Речь Иноземцева лилась спокойно и трогательно. Видно было – говорит от души, делится наболевшим. Николай Петрович был в высшей степени польщен доверием Ивана Григорьевича, а потому сочувственно улыбнулся, и в его голубых глазах засветилась грустная искра.

– Ну, друг мой, у вас достаточно сильных мест, чтобы не замечать это слабое. Слава Богу, ваши многочисленные достоинства с лихвой перекрывают этот пустяковый недостаток. Кроме того, поверьте мне, необъятное объять невозможно.

– Так-то оно так, но сейчас, когда Вольногоры стали чаще посещать иностранные отдыхающие, я чувствую некоторую свою ущербность, говоря на топорном английском. Я уже давно думал брать частные уроки английского, но хорошего преподавателя у нас в Вольногорах найти трудно, а в Североречинск не наездишься.

– Зачем же в Североречинск, друг мой? – оживился Николай Петрович. – Вы меня просто обижаете. А про мою дочь Маргариту забыли? Вы и в Североречинске не найдете преподавателя, знающего английский лучше, чем она. Поверьте мне, уж если она возьмется кого-то чему-то научить, то замучает, но своего добьется. Вся в меня: педагогические способности исключительные.

– Спасибо, Николай Петрович. Идея действительно замечательная. Вы думаете, Маргарита согласится?

В глазах Иноземцева блеснула надежда, а голос зазвучал будто бы бодрее и оптимистичнее. Профессор Северов опытным взглядом педагога сразу определил: «От такого ученика толк будет: познавательный интерес налицо, вернее на лице».