Лев Андреев - Янгель: Уроки и наследие

• Название: Янгель: Уроки и наследие
• Автор: Лев Андреев
• Издательство: Арт-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001

ХХ век в истории земной цивилизации будет отмечен многими достижениями человеческого гения, и среди них заслуженное место займет ракетно-космическая техника.

Эта книга посвящается людям и их делу, которые придали этому времени его ракетный облик.

Эта книга о конструкторском бюро, в котором были созданы: рекордсмен ракетной техники — ракета Р-12 (30 лет на боевом дежурстве!), первая межконтинентальная ракета на высококипящих компонентах топлива, первые разделяющаяся и орбитальная головные части, военная ракета Р-36М2, более известная в НАТО как "Сатана", мобильный железнодорожный ракетный комплекс, ракеты-носители "Космос" и "Интеркосмос", а также "Зенит", ставший на грани веков сердцевиной международного проекта "Морской старт".

Эта книга об основателе и Главном конструкторе конструкторского бюро, которое сегодня носит его имя: ГКБ "Южное" им. М.К. Янгеля — одной из ярких в истории развития ракетной техники 50–60 гг. личности, ставшей ее признанным харизматическим лидером.

---

Часов в одиннадцать вечера прошел слух, что М.К. Янгелю звонил Н.С. Хрущев и сказал:

— Товарищи, спокойно. К Вам летит комиссия во главе с Брежневым.

Это сильно подействовало и даже несколько успокоило. Однако разговор Главы государства и Главного конструктора для последнего был не такой простой. Когда он доложил, что Неделина не нашли, а в числе погибших Главный конструктор системы управления Коноплев и его заместитель, заместитель Глушко и два его заместителя, Н.С. Хрущев строго спросил:

— А где в это время находился технический руководитель испытаний?

По тону и характеру вопроса М.К. Янгель почувствовал, что лично для него он ничего хорошего не предвещал — "хана", как любил говорить Михаил Кузьмич. А потому и воспринял его как намек партийной бонзы на суровую для себя кару.

"Помню, пройдя допрос тандема Смирнов — Будник, который подробно протоколировался, — заканчивает воспоминания о том дне К.Е. Хачатурян, — я с дрожью во всем теле вошел в комнату, где жил. Там уже находились Б.Н. Александров, А.М. Бондаренко, В.И. Кукушкин, А.А. Полысаев и еще несколько уцелевших участников тех событий. Они вспоминали, где и когда видели в последний раз наших товарищей, которые не вернулись в гостиницу. Приняв свою дозу "успокаивающего", я присоединился к ним. Вдруг открывается дверь и заходит к нам Михаил Кузьмич. Вид у него был удрученный, в какой-то телогрейке без рукавов, сильно ссутулившийся. Такого Кузьмича мы никогда не видели. У меня в сознании мгновенно пронесся образ подбитого горного орла, который не парит в небе, как ему суждено природой, а еле волочит по земле свои большие крылья. Приглушенным голосом обращаясь к нам, он сказал:

— Ребята, мне только что выразил недоверие Хрущев. Я очень прошу — пусть один из вас придет ко мне и выскажет мнение всех здесь присутствующих. Это для меня очень важно.

Ничего больше не добавив, Михаил Кузьмич тут же вышел.

Все мы были в гнетущем, подавленном состоянии, которое нарушил А.А. Полысаев:

— Ребята, надо написать, — произнес он задумчиво.

— Кому и о чем? — спросил кто-то из находившихся в комнате.

— Кому написать и о чем писать, я не знаю. Но что нужно написать, я знаю точно, — ответил Леша.

После этой "крылатой фразы" мы делегировали А.А. Полысаева выразить Михаилу Кузьмичу нашу полную поддержку, мужскую преданность ему и клятву — приложить все свои силы, чтобы довести начатое дело до конца в память о всех погибших. И клятву эту мы выполнили с честью".

По прошествии некоторого времени группа сотрудников конструкторского бюро решила пойти к Главному в номер и поддержать его хотя бы для начала устно в столь критической, прежде всего для него, ситуации.

Уже ночью, подчиняясь скорее инстинкту самосохранения, чем осознанным действиям, преодолел путь из бункера до гостиницы И.В. Коваль.

— Подойдя к гостинице, — продолжает он свой рассказ, — сразу оказался в обстановке какой-то необыкновенной, гнетущей тишины. Раньше такого никогда не было. Всегда по вечерам из открытых окон раздавались песни, слышались громкие разговоры. Даже промелькнула мысль, что в гостинице никого нет. Двигаясь по коридору, невольно отметил, что почти во всех номерах двери открыты. Заглянул в один из них — в нем стоит молча группа наших сотрудников. Поразило, как люди переходят из номера в номер, бесшумно, как будто на цыпочках. Наконец при подходе к своей комнате встретил В.С. Фоменко. Он посмотрел на меня как-то вопросительно:

— Ты откуда?

— Со старта.

— А кто еще был с тобой?

Выслушав мое сообщение о том, кто был в бункере, Вячеслав Степанович сказал:

— Я сейчас пойду доложу об этом Михаилу Кузьмичу.

Как потом выяснилось, по указанию Главного был составлен список тех, кого удалось найти. Оставил противогаз в своем номере. Пытаясь отвлечься от всего увиденного и выйти из полушокового состояния, встречаясь с людьми, машинально пошел по этажам гостиницы. Оказавшись около номера, где жил М.К. Янгель, услышал доносившиеся оттуда голоса. Когда зашел в комнату, то там уже было несколько человек из нашего КБ. Они внимательно слушали Михаила Кузьмича, который приглушенным голосом, невольно уносясь воспоминаниями в прошлое, рассказывал сослуживцам об истории своей родословной. И тогда я впервые узнал, как и почему его дед оказался в таежной глухомани и возникла сибирская ветвь Янгелей, имевшая украинские корни. Чувствовалось, что, обращаясь к дорогому для каждого детству, он не только хотел отвлечься сам, но и как-то пытался снизить стрессовую нагрузку сотрудников, переживавших всю тяжесть происшедшей трагедии. Так, почти без сна, прошла вся ночь…

В течение ночи на полигон прибыли госпитали из трех городов: Москвы, Ленинграда, Ростова-на-Дону. В последующие дни тех, кому требовалась пересадка кожи, эвакуировали в Москву в Центральный военный госпиталь имени Бурденко. Последний самолет с пострадавшими улетел первого ноября. Всего было отправлено 14 человек. Их всех осмотрел Главный хирург Советской Армии А.А. Вишневский. Его заключение — трое не выживут. К сожалению, крупный специалист в области медицины оказался прав.

Все участники и свидетели происшедшего были настолько травмированы морально и психологически, что многие ничего из происшедшего в момент взрыва и возникавших вследствие этого ситуаций просто не помнили. Особенно, как добирались в гостиницу, в какой последовательности развивались события на другой день с утра, даже в последующие дни. Некоторые из тех, кому чудом удалось спастись, находились в таком глубоком шоке, что для выведения их из этого состояния и приведения в чувство приходилось принимать особые меры воздействия. И в этой ситуации любые средства были приемлемы, если они давали положительный эффект. Пострадавших заставляли пить концентрированное молоко, срочно доставленное в гостиницу и медпункт. Взята была на вооружение и народная медицина: насильно вливали в рот по стакану спирта, и после сразу следовавшего сна люди приходили в чувство. Впрочем, к спиртовым процедурам для снятия напряжения в этот вечер прибегали почти все свидетели случившегося. Добро, этого "лекарства" в те времена на полигоне было в избытке.

Факты, домыслы, нелепости

При взрыве и последовавшем пожаре на старте погибло 57 военнослужащих и 17 представителей промышленности. Среди погибших председатель Госкомиссии Главный маршал артиллерии М.И. Неделин. По свидетельству начальника спасательной команды лейтенанта Ю.Ф. Евтеева, тела маршала вообще не нашли. Тело В.М. Коноплева идентифицировали по размерам. Он был выше всех, находившихся на старте. Заживо сгорели находившиеся рядом с ракетой заместители М.К. Янгеля — Л.А. Берлин и В.А. Концевой, заместитель Главного конструктора маршевого двигателя Г.Ф. Фирсов, заместитель начальника полигона А.И. Носов, начальники управления полигона подполковники Е.И. Осташев и Р.М. Григорьянц.

О том, что значил для Ракетных войск маршал М.И. Неделин, пишет в своих воспоминаниях Б.Е. Черток.

"Гибель М.И. Неделина была большой потерей для Вооруженных сил Советской Армии. По свидетельству председателя Государственного комитета по оборонной технике К.Н. Руднева, "Неделин был единственный разбиравшийся в ракетной технике среди всех маршалов". Это тем более было важно, что бывшего в то время министром обороны маршала Р.Я. Малиновского он характеризовал как военного, который "дальше своего старого опыта общевойскового командира дивизии или армии ничего не видел".

Буквально за несколько дней до аварии полковник А.И. Носов получил новое назначение по службе с переводом в Москву с повышением в должности. Он должен был срочно улетать. Но задержался, чтобы быть в свите маршала при первом пуске новой ракеты. Это стоило ему жизни. Не должен был по долгу своих прямых обязанностей присутствовать на сорок первой площадке и подполковник Е.И. Осташев, занимавшийся испытаниями ракет конструкции С.П. Королева. Но ему нужно было представить какие-то документы на утверждение маршалу. Успел ли это он сделать — неизвестно. А может быть, как любознательный опытный испытатель, задержался на площадке, чтобы наблюдать за ходом предстартовых работ у соседей.

Главный конструктор НИИ электромеханики А.Г. Иосифьян уговорил заместителя председателя Государственного комитета Совета Министров СССР по оборонной технике Л.А. Гришина пойти покурить. Он обещал догнать, но почему-то задержался. По свидетельству В.С. Будника, Л.А. Гришин при взрыве вскочил, побежал и прыгнул с задней стороны крыши аппарели с пятиметровой высоты на бетон, сильно обгорел и сломал себе ноги, но был в сознании, умер через несколько дней в госпитале. Его похоронили на Новодевичьем кладбище в Москве.

Старшему адъютанту Главкома Ракетных войск Н.М. Салло, у которого сильно обгорели ноги, в Москве предложили их ампутацию. Он наотрез отказался, сказав, что в таком виде не хочет быть обузой семье. Несмотря на все принятые меры, импортные лекарства, медикаментозное лечение не помогло.