Марк Далет - Орбинавты

• Название: Орбинавты
• Автор: Марк Далет
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86793-849-9

Испания. Конец XV века. Просвещенные европейцы съезжаются в университет Саламанки, горят костры инквизиции, испанские войска осаждают мусульманскую Гранаду… Накануне падения родного города юный Алонсо бежит в христианскую Кордову, чтобы уберечь древний зашифрованный манускрипт, который содержит тайное знание о необычных возможностях орбинавтов — людей, способных силой мысли управлять реальностью. «Орбинавты» — исторический роман-феерия с захватывающим сюжетом, глубокое философское произведение о загадках и возможностях человеческого сознания.

В оформлении обложки использован
фрагмент картины И. Босха
«Святой Иоанн на Патмосе» (1504–1505)

---

— Полагаю, вы совершенно правы, сеньор. Вы же знаете, что я категорический противник насильственных методов, применяемых по отношению к индейцам, — с достоинством ответил молодой человек.

— Познакомьтесь, дон Мануэль, — сказал Понсе де Леон, указывая на Бартоломе. — Лиценциат права Бартоломе де Лас Касас. Кстати говоря, выпускник университета Саламанки. Возможно, вы даже встречались.

— Не думаю, — проговорил Лас Касас. — До первой экспедиции адмирала Колона я был весьма юн.

Эти, казалось бы, простые слова почему-то привели Понсе де Леона в странное состояние. Он вдруг внимательно оглядел Мануэля долгим подозрительным взглядом.

— Пожалуй, я могу остаться на несколько минут, чтобы поговорить с вами, дон Мануэль, — сказал он наконец. — Остальные туземные деревни подождут.

Нитаино увел людей коки, и теперь под навесами возле ритуальной площадки остались лишь европейцы. Они уселись на настилы и в гамаки. Несколько женщин принесли фрукты и веселящий напиток бехуко.

Из завязавшегося разговора Мануэль узнал, что кастильцы начали на северном побережье Борикена строительство города под названием Капарра[64] и что сейчас 14 августа 1508 года. В календарных расчетах Мануэль ошибся всего на пять дней.

Мануэль поинтересовался судьбой Кристобаля Колона и герцога Кадисского, который когда-то в Гранаде познакомил его с адмиралом.

— Дон Родриго, действительно, мой дальний родственник, — сказал Понсе де Леон. — Именно по этой причине я и служил в Гранадскую войну не под его началом. Чтобы никто не говорил, что я получаю воинские награды благодаря семейным связям. Старик тихо умер собственной смертью. Это случилось у него дома, в Севилье, в августе девяносто второго, то есть вскоре после вашего отплытия.

— Мир праху его. — Мануэль заставил себя перекреститься, заметив, каким непривычным для него стало это движение руки. — А что с адмиралом?

Вместо ответа, Понсе де Леон вдруг снова пытливо взглянул на Мануэля.

— Кажется, во время осады Гранады вам было около двадцати лет. Я не ошибаюсь? — спросил он резким голосом, внезапно сменив тему.

Мануэль, почувствовав смутное беспокойство, не стал поправлять собеседника. В ту пору ему уже было двадцать два.

— С лета девяносто первого года прошло ровно семнадцать лет. Сейчас вам должно быть тридцать семь. Или даже больше. Но выглядите вы не намного больше, чем на двадцать.

— Благодарю вас. — Легкий поклон в сторону собеседника. Мануэль пытался сделать вид, что принял его слова за комплимент, но Понсе де Леон не подхватил этой игры.

— Я родился в шестидесятом, — сказал он. — Сейчас мне сорок восемь лет. И, глядя на вас, я склонен думать, что вы знаете секрет сохранения молодости.

Последовала тяжелая пауза, после чего дон Хуан заговорил с неожиданной страстностью:

— Живя столько лет среди туземцев, вы не могли не слышать историю об источнике вечной юности!

Это прозвучало как вопрос, и Мануэль нехотя ответил:

— Да, я слышал эту легенду.

— Вы считаете это легендой?! — удивился Понсе де Леон.

— Если вы говорите о вожде араваков по имени Секене, с группой верных ему людей отправившемся несколько столетий назад с Кубы куда-то на север и бесследно исчезнувшем вместе со спутниками, то эта история вполне могла произойти на самом деле. Я считаю легендой распространенное среди индейцев объяснение, согласно которому Секене нашел на каком-то острове источник вечной юности и остался там.

— То есть вы не верите в существование острова Бимини? — пытливо спросил Понсе де Леон. — Однако рассказы о нем и об удивительном источнике я слышал и на Гаити, и на Кубе, и здесь, на Сан-Хуане.

Мануэль пожал плечами. Ему все меньше нравился неожиданный оборот, который принял разговор.

— Вы ведь говорили, что местные знахари передали вам свои знания, — напомнил дон Хуан. — Не предлагали ли вам при этом выпить какого-нибудь зелья?

— Ничего, кроме обычных вин, вроде того, что мы сейчас пьем, — ответил Мануэль. Про порошок кохоба, вызывающий удивительные грезы, который он принимал уже бессчетное число раз, он говорить не стал. Если кастильцы узнают о его участии в языческом ритуале, когда-нибудь это непременно станет известно Святой палате.

— Можете ли вы быть совершенно уверены, что вам не дали выпить воды из источника юности? — спросил вдруг Понсе де Леон напрямую.

Мануэль начал понимать, что собеседник его, похоже, одержим этой темой.

— Если бы местные индейцы обладали такой водой, — ответил он, — они, вероятно, и сами пользовались бы ею. Между тем все вокруг меня стареют, как и люди во всем мире.

— Да, конечно, вы правы, — согласился дон Хуан, однако у Мануэля не было уверенности, что ему в самом деле поверили. — Просто, знаете ли, ваш чрезвычайно моложавый вид заставляет задуматься… Может быть, на меня повлияла ваша фамилия[65]?

Шутка была неловкой, и напряжение не разрядилось.

— Ну что ж. — Понсе де Леон решительно встал, и вместе с ним вскочили на ноги его спутники. — Благодарю вас за гостеприимство, дон Мануэль. Думаю, мы еще увидимся. Оставайтесь с Богом!

Такое завершение беседы на фоне невысказанных подозрений никак не входило в планы Мануэля, поскольку не могло помочь защитить таино от самоуправства кастильцев при установлении их власти на острове. С Понсе де Леоном необходимо было добиться настоящего взаимопонимания.

Как только кавалькада удалилась, Мануэль уселся на ритуальную скамеечку возле своей хижины. Жители селения знали, что, когда их бехике — или бывший бехике — Равака сидит на духо, его нельзя беспокоить.

Мануэль закрыл глаза и погрузился в ткань бытия…

— Любуешься сыном? — Зуимако подошла к Мануэлю сзади и прижалась к нему. Вслед за ней появилась Росарио-Наикуто, держа на руках маленького Алонсо-Мабо.

— Зуимако, Наикуто, — сказал Мануэль, уводя их в каней. — Нанесите мне на лицо и грудь боевую раскраску. И, ради всех семи, сделайте это быстро!

— Ты собираешься воевать с пришельцами? — спросила Наикуто, когда ее мать ходила за керамической плошкой с краской.

— Нет, я собираюсь подружиться с ними. И мне это удастся, если они решат, что краска скрывает морщины.

Пока жена и дочь раскрашивали Мануэля, он рассказывал им, на что похож лед…

* * *

Это была еще одна туземная деревня. Все это дон Хуан видел уже десятки раз — такие же хижины, такие же селения, таких же индейцев. Проливной дождь, застигнувший их врасплох, и последовавшая за ним жара тоже не способствовали хорошему настроению посланника губернатора Эспаньолы. К тому же ему надоело выслушивать перепалку, которую привычно вели Хуан-Карлос Оливарес и Альберто Барбоса с Бартоломе де Лас Касасом.

Лас Касас, как обычно, защищал индейцев, что бы они ни вытворяли, и высказывал вслух упреки в адрес католических священнослужителей. По его мнению, они не прилагали достаточных усилий для того, чтобы силой слова и убеждения обращать туземцев в истинную веру. Солдат Диего Сальседо заявил на это, что христианство обращенных индейцев носит исключительно показной характер, так как в душе они были и остаются язычниками. По мнению Лас Касаса, винить в этом следовало недостаточно усердных клириков.

— Почему бы вам самому не стать священником, если вы придаете этому такое большое значение? — язвительно спросил Сальседо.

Ответ прозвучал кротко, но решительно:

— Скорее всего, я действительно приму сан. Только церковь своим апостольским наставлением может положить конец бесчинствам. Обличая с амвона тех, кто отступает от христианских заповедей, я заставлю хотя бы некоторых из них изменить свое отношение к угнетаемым ими индейцам. Что же до самих туземцев, то их необходимо обратить в христианство силой убеждения, а не устрашения.

— Я же считаю, что их вообще не надо обращать в христианство! — заявил Оливарес. — Пока они язычники, они обязаны работать на нас. Если проявляют нерадивость, их можно продавать в качестве рабов! Так от них есть хоть какой-то прок. А попробуйте обратить в рабство католика, какой крик поднимут черные сутаны!

Он расхохотался, и его, как всегда, поддержал его приятель Барбоса.

Дону Хуану надоел этот бессмысленный разговор.

— Послушайте, вы все! — сурово одернул он своих спутников. — Наша задача — установить на этих островах власть Кастилии, заставить ленивых туземцев работать и, что крайне желательно, найти здесь золото. В тех местах, где индейцы противодействовали нашим целям, мы с ними воевали. Сами знаете, мне ведь поручили исследовать и покорить Сан-Хуан именно за ту роль, которую я сыграл в подавлении восстаний на Эспаньоле. Однако, если туземцы нам помогут, я буду только рад: в этом случае мы легче и быстрее добьемся цели. Вот и все. Для нас должна быть важна цель, а не чувства. Вот вы, дон Хуан-Карлос, и вы, сеньор Барбоса, расписываете индейцев сущими дьяволами. А вы, Бартоломе, рисуете их непорочными ангелами, кастильцы же для вас — законченные насильники и убийцы. Но ошибаетесь вы все, поскольку чересчур большое значение придаете своим чувствам!