Жан Жубер - Дети Ноя

• Название: Дети Ноя
• Автор: Жан Жубер
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 1991
• ISBN: 5-08-001396-6

Действие романа-предвосхищения, романа-предупреждения перенесено в будущее, в XXI век. Прогрессивный писатель Франции предостерегает об опасности бездумного вторжения человека в природу, пренебрежения ее законами. Помещая своих героев в экстремальные обстоятельства экологической катастрофы, Жубер верит в огромные ресурсы человеческого разума, вобравшего в себя культурный и нравственный опыт прошлых поколений, сплачивающего людей перед лицом катастрофы и позволяющего противостоять ей.

---

Наконец Па коротко рассказал нам о событиях первой мировой войны, одной из жертв которой и стал Ален-Фурнье.

Таким образом, в преподавательском методе моего отца причудливо смешались французский язык, литература и история с географией. Я пришел от такого учения в полный восторг, хотя, конечно, предпочел бы быть единственным слушателем, ибо Ноэми, как всегда нетерпеливая и любопытная, имела противную манеру вылезать вперед со своими вопросами, и надо было очень постараться, чтобы успеть вставить слово. Но я все же предпочел мирное сосуществование, да и сестрица моя, кажется, тоже: наше занятие прошло без ссор.

В течение тех двух часов, что длился урок, за которым последовало множество других, мы почти позабыли о снеге и нашем заточении. По крайней мере, это не так тяжко угнетало нас. Вот почему, когда Па поднялся и сделал знак, что он закончил, у меня вместо облегченного вздоха, каким я, бывало, награждал в школе самые занудные уроки, вырвалось: «Как, уже?» — и этот крик души удивил меня самого.

По-моему, именно в тот вечер Ма решила погадать на картах.

Должен сказать, что карты с давних пор составляли неотъемлемую часть нашей жизни. Как только возникали какие-нибудь трудности, или требовалось принять важное решение, или нам предстояла поездка, визит незнакомого человека, мать сразу же шла к буфету за картами. Несколько секунд она с отсутствующим видом тасовала колоду, затем с возгласом: «Ну-ка, посмотрим, что они нам скажут!» — садилась на ковер и, призвав наг к молчанию, начинала раскладывать карты в одном только ей известном порядке.

То были старинные карты с примитивными, аляповато раскрашенными фигурами — кажется, их купил еще мой дед во время второй мировой войны, а потом они перешли по наследству к отцу. На рубашке каждой карты красовалось изображение двух циркулей и треугольников, и их симметричное расположение долгое время напоминало мне акулу анфас, с широко разинутой пастью. Я до сих пор ясно помню эти карты. Когда к ним притрагивались, они слегка липли к пальцам; и сколько раз в детстве я, бывало, нюхал их, вдыхая чуть прогорклый запах, впитавший прикосновение стольких рук, перебиравших эту колоду.

Пользовались ими и мы с Ноэми, играя в батай [23] или строя карточные домики. При одном лишь слове «карты» меня одолевают бесчисленные воспоминания. Впоследствии они где-то затерялись, и, сказать по правде, я до сих пор жалею об этой потере. Ведь все эти мелочи вбирают в себя частицу нашего существования, и стоит им исчезнуть, как мне чудится в этом отдаленная угроза смерти.

С той страшной зимы я всей душой привязался к вещам, которые смог сохранить, особенно к одной из вышеупомянутых ламп «голубок», сыгравших столь спасительную роль в наших злоключениях. Она теперь стоит на моем рабочем столе, и мне иногда случается зажигать ее, как в прежние времена зажигали свечи. Я гляжу на ее пламя, и прежние грезы, прежние образы посещают меня.

Другую лампу взяла к себе Ноэми, и я знаю, что она любит ее так же нежно, как я — свою.

Но пора вернуться к Ма и ее гаданью. Иногда она вопрошала карты молча, про себя, но чаще всего что-то шептала, бормотала, издавала возгласы или испускала тяжкие вздохи. Мы различали лишь обрывки ее речей: «Препятствие», «дама-брюнетка», «коварный обманщик», «казенный дом», «все к лучшему», «очень даже хорошо», а иногда, правда, гораздо реже: «Ничего особенного». Но когда она молчала и хмурилась, я тут же готов был заподозрить, что она скрывает нечто скверное. Па смотрел на нее с немым вопросом. Ма пожимала плечами и шла к себе в кухню. А позже вдруг оказывалось, что по каким-то загадочным причинам мы не отправлялись в путешествие или отказывались от задуманного дела. Действительно ли они оба верили в голос судьбы или это просто был некий способ материализовать какие-то интуитивные предчувствия? Я так и не смог выяснить этот вопрос до конца, но, как бы там ни было, карты всегда окутывали нашу жизнь некоей магической дымкой.

Итак, тем вечером, после ужина, Ма достала свои карты, уселась на ковер перед камином и приступила к ритуалу, который, в данных обстоятельствах, обретал для нас всех особую значимость. Она раскинула веером вокруг себя свою широкую юбку и коротким жестом отбросила назад волосы. Языки пламени освещали ее лицо и руку, мерными движениями раскладывающую карты. Отец, не шевелясь, наблюдал за ней. Ноэми прервала чтение и тоже глядела, опустив книгу на колени, В тишине слышались только легкие шлепки переворачиваемых карт да потрескивание дров в камине.

Сперва Ма не говорила ничего, только качала головой, потом прошептала:

— Я вижу испытание… за ним еще одно испытание… передышка… великое препятствие… драма, но в другом месте, не здесь… Для нас все кончится хорошо.

Собрав и перетасовав карты, она раскладывает их снова и наконец объявляет нам, что они подтвердили сказанное ранее.

— Нам нужно быть терпеливыми и мужественными, но удача с нами, вот она: десятка треф, король и червонный туз. Это символ жизни, символ света. Нам нечего бояться.

Прядь волос падает ей на глаза. Она встряхивает волосами, точно гривой, и отворачивается, как будто хочет спрятать от нас лицо, так что я, сперва успокоенный ее словами, вдруг начинаю сомневаться, не скрыла ли она от нас правду.

6

Каждое утро Па вставал первым. Он одевался, раздувал огонь в камине и сразу же вслед за этим бесшумно поднимался на помост — так капитан спешит на мостик, чтобы оглядеть море. Я так и вижу его там, совсем одного, в овчинном тулупе и меховой шапке, тревожным взглядом вопрошающего небо и снег.

Он всегда любил зарю, эти утренние минуты одиночества, когда, по его словам, теснее всего ощущается связь с остальным миром, но теперь он черпал в них силу помериться с тяжкими испытаниями, и я думаю, не вопрошал ли он в эти мгновения небеса, которые из каких-то высших непостижимых побуждений ополчились на нас. Но боги, как видно, не спешили с ответом. Па возвращался с крыши все такой же разочарованный.

Спускался он весь продрогший от стужи и спешил к каминному огню. Ровно в восемь часов он звонил в колокольчик и звал нас:

— Эй, Симон, Ноэми, пора вставать!

Я слышал, как сестра ворочается в кровати у себя за перегородкой, а Ма хлопочет на кухне, готовя завтрак. Она спрашивала отца:

— Ну как?

— Все то же, — отвечал он, — По-прежнему серое небо, ни солнца, ни ветра.

— Холодно на улице?

— Да. Снег не скоро начнет таять. И потом — семиметровый слой, где же это видано! Ничего не понимаю!

— Тише! — шептала мать, — Говори тише, дети услышат.

Тщетно я напрягал слух — до меня доносился лишь неразборчивый шепот. Да и тот заглушало дребезжание крышки на кастрюльке с закипевшей водой или мяуканье кота у моей двери.

Стараясь избавиться от беспокойства, которое вселял в меня этот шепот, я сбрасывал одеяло и бежал в столовую.

Свет, тепло, запах кофе успокаивали меня, и, когда мы все вчетвером усаживались поближе к огню, черные мысли незаметно отступали.

Поскольку наш плен и в самом деле грозил затянуться, отец принял решение укрепить и расширить то, что он называл помостом. Так нам будет удобнее выходить дышать свежим воздухом и наблюдать за окрестностями, хотя ясно, что в самое ближайшее время вряд ли подоспеет помощь.

Мы без промедления взялись за работу, собирая доски и брусья, которых, по счастью, полно было на чердаке. Нам пришлось расширять снежный колодец, чтобы просунуть в него самые широкие доски. На это потребовался целый день упорной работы, так как снег, по-прежнему рассыпчатый, не желал уплотняться, и стенки колодца пришлось обшивать досками.

Наконец это было сделано, и на следующее утро нам удалось без особого труда перетащить на крышу часть балок. Расчистка части крыши от сугробов заняла у нас еще добрых полдня. Хотя ветра не было, крепкий мороз отнюдь не облегчал нашу задачу, и время от времени приходилось спускаться вниз, к камину, где ждали нас Ма с Ноэми, и отогреваться. Но отцу, не чаявшему кончить поскорее, не сиделось на месте, и он через минуту-другую тащил меня обратно на нашу стройку.

Когда место было расчищено, мы собрали каркас, опиравшийся одной стороной на скат крыши, а другой на три крепких костыля, вбитых в балку. Все сооружение было привязано канатом к основанию каминной трубы, а сверху настелены доски. Получилось пространство площадью примерно три на четыре метра, огороженное шаткими перильцами и очень напоминавшее плот, плывущий по бескрайнему белому океану.

Самым тяжелым испытанием для нас оказались, однако, тишина и оторванность от людей. Время от времени мать нажимала кнопку видеофона, это стало у нее прямо манией, хотя она и понимала всю бесполезность своих попыток. Она нервно набирала номер, встряхивала трубку и долго стояла, вслушиваясь, словно надеялась на чудо. Но аппарат молчал, и она со вздохом отступалась.