Ален Роб-Грийе - Ревность

• Название: Ревность
• Автор: Ален Роб-Грийе
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-89091-157-0

Уже в ранних произведениях Алена Роб-Грийе, созданных на протяжении 1950-х годов, нашел свое полное выражение его неповторимый стиль. Взгляд писателя здесь подобен объективу кинокамеры, который фиксирует малейшие подробности событий... тщательно избегая идти дальше этого. Впрочем, события эти на деле не более реальны, чем персонажи и «создающий» их автор.

Творчество Алена Роб-Грийе (род. в 1922 г.) перевернуло привычные представления о жанре романа и положило начало «новому роману» — одному из самых революционных явлений в мировой литературе XX века.

---

   На голой земле сада тень от столба сейчас составляет угол в сорок пять градусов с ажурной тенью балюстрады, западным ответвлением террасы и торцом дома. А*** в окне больше нет. Ее нельзя разглядеть в комнате ни через это окно, ни через два других. И нет больше никакой причины предполагать, что она находится скорее в одной из трех мертвых зон, чем в двух остальных. Две из этих зон к тому же с легкостью предоставляют выход: первая — через центральный коридор, последняя — через ванную, вторая дверь которой ведет непосредственно в коридор, во двор и т. д. ... Комната снова как будто пустая.

   Слева, в конце этого западного ответвления террасы, чернокожий повар чистит бататы над жестяным тазом. Он сидит на пятках, поставив таз между коленями, которые упираются в пол. Сверкающее, заостренное лезвие ножа срезает узкую, бесконечную кожуру с длинного желтого клубня, который размеренно поворачивается вокруг своей оси.

   На том же расстоянии, но в перпендикулярном направлении, Фрэнк и А*** пьют аперитив, откинувшись на спинки своих обычных кресел под окном кабинета. «Славно-то как здесь, внутри!» Фрэнк держит стакан в правой руке, лежащей на подлокотнике. Три прочие руки лежат параллельно друг другу на параллельных кожаных подлокотниках, а три ладони прижались к концу подлокотника там, где кожа загибается вниз и прибита к красной древесине тремя большими гвоздями с круглыми шляпками.

   На двух руках из четырех, на тех же самых пальцах надето то же самое золотое кольцо, широкое и плоское: первая рука слева и третья, та, что сжимает стакан в форме усеченного конуса, до половины наполненный золотистой жидкостью,— правая рука Фрэнка. Стакан А*** покоится рядом с нею, на маленьком столике.

   А*** и Фрэнк наперебой обсуждают поездку в город, которую собираются предпринять вместе на следующей неделе, ей нужно кое-что купить, ему — навести справки по поводу нового грузовика, который он намеревается приобрести.

   Они установили уже время отправления и время прибытия, прикинули, сколько времени займет дорога туда и обратно, подсчитали, сколько часов останется им на все их дела. Остается только подобрать самый подходящий день. Естественно, что А*** хочет воспользоваться представившейся возможностью: это позволит ей, никого не беспокоя, проделать путь в приемлемых условиях. Удивительно лишь то, что эта поездка не устроилась при аналогичных обстоятельствах гораздо раньше, в тот или иной день.

   Сейчас заостренные пальцы второй руки теребят никелированные шляпки гвоздей: подушечки указательного, среднего и безымянного пальцев скользят туда и сюда по трем гладким, выпуклым поверхностям. Средний палец вытянут вертикально, по направлению к вершине кожаного треугольника; безымянный и указательный наполовину согнуты, чтобы коснуться двух других гвоздей. Вскоре в шестидесяти сантиметрах влево те же три тонких пальца начинают предаваться тому же занятию. Самый левый из этих шести пальцев —тот, на котором кольцо.

   — Значит, Кристиана не поедет с нами? Как жаль...

   — Нет, она не может,—говорит Фрэнк,—из-за ребенка.

   — Кроме того, на побережье жара ощущается еще сильнее.

   — Да, это правда, там тяжелая жара.

   — Но, может быть, она все же надумает. Как она сегодня чувствует себя?

   — Все так же,— говорит Фрэнк.

   Низкий голос второго шофера, который напевает туземную мелодию, достигает трех кресел, расставленных посередине террасы. Хотя этот голос и приходит издалека, его узнаешь без труда. Огибая дом сразу с двух сторон, он достигает слуха одновременно и справа, и слева.

   — Все так же,— говорит Фрэнк. А*** настаивает, полная участия:

   — Но в городе она сможет посетить врача.

   Фрэнк приподнимает левую руку от подлокотника, обтянутого кожей, не отрывая при этом локтя, и тут же замедленным движением опускает ее на прежнее место.

   — Она уже посетила достаточно врачей. Она принимает столько лекарств, будто...

   — И все же можно было бы попробовать что-то еще.

   — Но она утверждает, будто дело в климате!

   — Все говорят: «климат», но ведь это ничего не значит.

   — Приступы малярии.

   — Есть ведь хинин...

   Обменялись пятью-шестью фразами по поводу того, сколько доз хинина следует принимать в различных тропических зонах в зависимости от долготы, широты, близости моря, наличия лагун и т. д. ... Потом Фрэнк возвращается к пагубному воздействию хинина на героиню африканского романа, который А*** как раз читает. Потом он делает намек — малопонятный для того, кто даже не листал книгу,— на поведение мужа, который виновен по меньшей мере в небрежности, по мнению обоих читателей. Фраза заканчивалась: «уметь ждать», или «чего ждать», или «пора ей дать», «в спальне кровать», «черный поет опять», или неважно как.

   Но Фрэнк и А*** уже далеко. Речь уже идет о молодой белой женщине — о той же самой, что раньше, или о ее сопернице, или о какой-то второстепенной героине? — которая расточает свои милости туземцу, может быть, даже не одному. Фрэнк чуть ли не упрекает ее в этом:

   —  Что ни говорите, а спать с чернокожими...

   А*** поворачивается к нему, вздергивает подбородок, спрашивает с улыбкой:

   —  Ну а почему бы и нет?

   Фрэнк тоже улыбается, но ничего не отвечает, будто его смутил такой поворот беседы — в присутствии третьего лица. Движение его губ завершается чем-то вроде гримасы.

   Голос шофера переместился. Теперь он доносится только с востока, по всей видимости из-под навеса, что по правую сторону просторного двора.

   Эта поэма временами так мало походит на то, что по обыкновению называется песней, куплетами, припевом, что западный слушатель вправе задаться вопросом, не идет ли речь о чем-то ином. Звуки, несмотря на явное наличие повторов, на первый взгляд не связаны никакими законами гармонии. Нет ни мотива в целом, ни мелодии, ни ритма. Будто бы певец выдает один за другим бессвязные отрывки, чтобы лучше спорилась работа. Согласно указаниям, полученным сегодня утром, работа эта должна заключаться в том, чтобы пропитать новые бревна, предназначенные для ремонта моста, средством против термитов.

   — Все то же,— говорит Фрэнк.

   — Снова поломка?

   — На этот раз карбюратор... Весь мотор придется заменить.

   На перилах балюстрады появилась и замерла ящерица: ее головка повернута к дому, туловище и хвост изогнуты в форме буквы S, приплюснутой в местах изгибов. Ящерица похожа на чучело.

   —  Красивый голос у этого парня,— говорит А*** после довольного долгого молчания.

Фрэнк подхватывает:

   —  Нам надо выехать рано.

  А*** просит уточнить. Фрэнк называет время и беспокоится, не слишком ли это рано для его пассажирки.

   — Наоборот,— говорит та,— это даже забавно. Пьют маленькими глотками.

   — Если все пойдет как надо,— говорит Фрэнк,— мы — приедем в город около десяти, и у нас останется немало времени до второго завтрака.

   — Да, разумеется, так будет лучше,— отвечает А***, и лицо ее снова делается серьезным.

   — А после завтрака я едва успею объехать разных агентов да еще посоветоваться с механиком, к которому я всегда обращаюсь, с Робеном, вы знаете, он живет на побережье. Мы отправимся в обратный путь сразу после обеда.

   Подробное изложение того, как он употребит свое время в городе, звучало бы более естественно, если бы кто-то из собеседников его об этом спросил, но сегодня никто не выказал ни малейшего интереса к покупке нового грузовика. Еще немного, и Фрэнк громко — очень громко — расскажет во всех подробностях о предстоящих поездках и встречах, наметит свой будущий маршрут метр за метром, минута за минутой, всякий раз подчеркивая необходимость именно такого шага. Зато А*** ни слова не говорит о своих собственных делах, которые, однако, займут не меньше времени.

   За вторым завтраком Фрэнк опять тут, речистый, любезный. Кристиана на этот раз не приехала с ним. Накануне они чуть не поссорились из-за платья.

   После обычного восклицания по поводу удобной формы кресла Фрэнк начинает живо, с обилием деталей рассказывать о поломке машины. Это легковая машина вышла из строя, а не грузовик; она, впрочем, почти новая и редко доставляет своему владельцу неприятности.

   Ему бы следовало в этот момент намекнуть на аналогичный инцидент, произошедший в городе во время его поездки туда с А***; инцидент, в целом незначительный, задержал их на целую ночь и помешал вернуться на плантации в назначенный срок. Сблизить эти два случая было бы более чем естественно. Фрэнк этого не делает.

   Уже несколько секунд А*** вглядывается в соседа с возросшим вниманием, будто бы ждет, что какая-то фраза будет вот-вот произнесена. Но и она тоже ничего не говорит, да и нужная фраза опускается. Они больше ни разу не заговорили о том дне, о той поломке — во всяком случае, когда были не одни.