Винцас Миколайтис-Путинас - В тени алтарей

• Название: В тени алтарей
• Автор: Винцас Миколайтис-Путинас
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы Литовской ССР
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1958

Роман В.Миколайтиса-Путинаса (1893–1967) «В тени алтарей» впервые был опубликован в Литве в 1933 году. В нем изображаются глубокие конфликты, возникающие между естественной природой человека и теми ограничениями, которых требует духовный сан, между свободой поэтического творчества и обязанностью ксендза.

Главный герой романа — Людас Васарис — является носителем идеи протеста против законов церкви, сковывающих свободное и всестороннее развитие и проявление личности и таланта. Роман захватывает читателя своей психологической глубиной, сердечностью, драматической напряженностью.

«В тени алтарей» считают лучшим психологическим романом в литовской литературе. Он переведен на многие языки, в том числе и на русский. На русском языке роман впервые вышел в 1958 году.

---

И она ждала.

X

Наконец наступило рождество, и Людас Васарис облегченно вздохнул. Он решил провести эти три недели каникул беззаботно, ни о чем не думая. Васарис уже снял комнату в городе, наскоро устроился и теперь мечтал зажить самостоятельно. С Индрулисом они расстались дружески, как подобает старым знакомым, но оба чувствовали, что от искренней дружбы уже ничего не осталось. Об Ауксе ни один из них не упоминал, хотя оба сознавали, что именно в ней кроется причина неприязни, пустившей ростки в их сердцах.

Индрулис не передал Васарису приглашения Ауксе, но Людас сам решил на каникулах встретиться с ней. А пока что, в первый день рождества, он пошел поздравить с веселым праздником госпожу Глауджювене.

Уже в пять часов вечера Васарис звонил у дверей с выгравированной на медной дощечке надписью «Повилас Глауджюс». Открыла ему франтоватая горничная, сказала, что барыня принимает, и проводила в гостиную.

Люция тотчас вышла из соседней комнаты и, увидав Людаса, очень обрадовалась.

— Вот хорошо, что надумали прийти сегодня. Вы уже так давно в Каунасе, — могли бы и раньше вспомнить обо мне.

Да, это были слова Люце, но было в них и нечто незнакомое. Людас тотчас почувствовал себя не в своей тарелке, не зная, как ему держаться — то ли по прежнему — дружески, то ли любезно-официально, на правах старого знакомого? Он ответил в оправдание, что не знал не только ее адреса, но и фамилии. На это она иронически улыбнулась:

— Это правда, я слишком часто меняла вывеску: сегодня Бразгене, завтра Глауджювене, — как тут не запутаться.

«Одну ли вывеску?» — подумал про себя Васарис, а вслух сказал:

— Вывеска, сударыня, означает то или иное содержание. Не скрою, вы очень изменились.

— Конечно, постарела.

— Нет, время, очевидно, не имеет власти над вами. Просто вы какая-то другая. Извините, быть может, я слишком нескромно анализирую вас.

— Поздравляю вас с этим. В прежние времена вы были слишком скромны!

— Значит, и я изменился!

— Несомненно. И скажу откровенно — к лучшему. Так они обменивались банальными фразами, пытаясь разгадать друг друга. Этот шуточный разговор только еще усилил впечатление Людаса, вынесенное им от первой встречи в театре. Ему показалось, что Люция стала светской дамой «mondaine», которая заботится о своей красоте и туалетах, любит весело пожить, не избегает и флирта. Были ли у нее высшие запросы и какова была ее внутренняя, духовная жизнь — он еще не успел разобраться.

Вскоре в гостиную вошел господин Глауджюс. Васарис едва узнал его. В театре тот показался ему много моложе, живей и симпатичней. Теперь Людас увидел крупного, пожилого, тучного господина в темной паре, которая сидела на нем не очень ловко — чуть-чуть узковатые брюки, чуть-чуть широковатый пиджак, чуть-чуть коротковатые рукава придавали ему несколько смешной вид.

Поздоровавшись с гостем, хозяин плюхнулся в кресло, закинул ногу на ногу и, неизвестно почему и для чего, сказал:

— Так, так, так…

Жена презрительно поглядела на него, а Васарис ждал, что он скажет еще.

— Так, — еще раз решительно произнес господин Глауджюс. — Так, значит, сегодня рождество.

— Да, уже рождество, — подтвердил Васарис.

— Так угости нас чем-нибудь, — обратился он к жене. Люция молча вышла из комнаты.

— А вы, я слышал, все по заграницам разъезжали, — обратился Глауджюс к гостю.

— Да, осенью только вернулся, и чувствую себя в Литве почти новичком.

— Где служите?

— Я директор гимназии.

— Директор гимназии, — каким-то неопределенным током, не то изумленно, не то сочувственно протянул Глауджюс.

— Я с самого начала войны и до сих пор не был в Литое. Все меня интересует — и люди, и здешняя жизнь. Вижу, что война уже забывается.

— Да, в Литве войны будто и не было.

— Ну, а как обстоит дело с промышленностью? Есть надежда, что в будущем мы сможем конкурировать с заграницей хоть по некоторым товарам?

— Да, да, сможем.

— Американцы, кажется, построили у нас текстильную фабрику?

— Ничего у них не выйдет.

— Почему?

— Обанкротятся.

— Но почему же?

— Не вытянут.

Спросить еще раз «почему» было бы невежливо, и гость решил переменить тему.

— Вы часто бываете с супругой в театре?

— Она часто, а я только на премьерах.

— Конечно, вы очень заняты. Приятно, все-таки, что в Каунасе такой хороший театр. Увы, я тоже очень редко хожу.

Глауджюс опять, неизвестно почему и для чего, повторил:

— Так, так, так.

К счастью, в этот момент вернулась Люция. Она принесла поднос с бенедиктином и сладостями.

— Сейчас будет кофе. А пока что не выпьем ли по рюмочке?

— Налей, — буркнул муж.

Ничего не сказав, он осушил рюмку и сам наполнил ее снова.

Люция и Васарис говорили о праздничных визитах, о знакомых, о театре, о новостях дня, а Глауджюс только изредка вставлял свое «так, так, так».

— Сударыня, а где же мой крестник? — вдруг спросил Васарис. — Я думаю, он уже совсем взрослый. Мне хотелось бы с ним познакомиться.

— Пожалуйста. Витукас! Витукас! — крикнула она, раскрыв дверь в другую комнату.

В гостиную вошел красивый десятилетний мальчик и, не зная, что от него хотят, остановился в дверях.

— Витукас, знаешь, кто этот господин? Это твой крестный отец, — сказала Люция, взглядом показывая на Васариса. — Помнишь, я тебе о нем рассказывала. Ну, подойди, поздоровайся.

Витукас подал руку и шаркнул ногой, искоса поглядев на отчима.

— Ого, какой молодец, — удивился Васарис. — Может быть, уже и гимназист?

— Нет еще, — объяснила мать, — в будущем году поступит.

— Ну, Витукас, как ты учишься? Какой предмет тебе больше всего нравится?

— Природоведение и география, — ответил Витукас. — Там много картинок и карт. У меня есть большая коллекция растений и бабочек.

— Покажешь мне?

— Пойдемте, — сказал крестник и потянул Васариса за рукав.

Но мать ласково остановила мальчика.

— Не надо так торопиться. Может быть, крестный отец вовсе не интересуется твоими коллекциями.

— Как не интересуюсь, — вступился Васарис, — я непременно хочу поглядеть.

Однако Глауджюс неодобрительно покосился на пасынка.

— Ступай в свою комнату, — резко сказал он мальчику. — Не люблю, когда дети вертятся возле взрослых.

— Ну, пусть он побудет со мной, — вступился Васарис. — Такому большому мальчику полезно побыть со старшими.

— Ступай, ступай в свою комнату, — повторил суровый отчим, и Витукас, опять хмуро поглядев на него, вышел.

Подали кофе, выпили еще по рюмке ликера, но Глауджюс по-прежнему сидел насупившись — бирюк-бирюком! С изумлением наблюдал Людас, как Люция с истинно парижским шиком курила папироску.

— Знаете что, милый кум, — что-то вспомнив, сказала она, — пойдемте завтра в театр. У мужа есть билет, но он идти на может.

— Не могу, — подтвердил Глауджюс.

— С удовольствием, — согласился Васарис, — вопрос только в том, достану ли я билет. Ведь праздники.

— А билет мужа? Дай свой билет.

— Так, так, так, — роясь в бумажнике, хмуро сказал муж Люции. — Вот. Четвертый ряд, левая сторона, десять литов.

Васарис изумился и машинально полез в карман за деньгами, но Люция не позволила ему заплатить и вручила билет. Людас стал прощаться. Господин Глауджюс лениво поднялся и проводил его до дверей гостиной.

«Так вот кому досталась бедная Люце! — думал, возвращаясь домой, Васарис. — Неудивительно, что, живя с таким остолопом, она и сама так изменилась. Другая, возможно, опустилась бы на ее месте, а она превратилась в шикарную даму. Ну, посмотрим…»

На другой день госпожа Глауджювене позвонила ему и попросила прийти к шести часам поужинать с нею и вместе отправиться в театр. Глауджюса не было дома, так что ужинали втроем — хозяйка, Витукас и гость. Люция ела мало и вскоре ушла заканчивать свой туалет. Витукас повел крестного показать свою коллекцию.

В его комнате царил порядок, на стенах висели детские картинки и собранная мальчиком коллекция бабочек в деревянной рамке под стеклом. Васарису тотчас бросился в глаза большой портрет Бразгиса над постелью мальчика — очевидно, сделанный на фронте и потом увеличенный снимок.

— Витукас, кто этот господин? — нарочно спросил он.

— Это же мой папа, разве вы не узнали? — изумился Витукас.

— Узнал, но не сразу. Ведь я его никогда не видал в военной форме.

— Он воевал с немцами и погиб на войне. А сегодня мамочка рассказывала мне, что вы с ним были друзьями.

— Да, да, Витукас, твой папа был очень хороший человек, — подтвердил Людас, и тоска сжала его сердце: вспомнились былые времена, когда он втайне соперничал со студентом Бразгисом из-за благосклонности своенравной Люце. Тогда юный семинарист Васарис оказался победителем. Победителем, пожалуй, был он и теперь, потому что Люце, кажется, снова благосклонна к нему, а несчастный доктор Бразгис уже давно тлеет в холодной земле. Да, один Бразгис тлеет в земле, а другой подрастает. Мужа, насколько ему известно, Люце не любила, а за сына готова отдать жизнь. Тот ради Люце бросился бы в огонь и воду, а этот? И Васарису захотелось испытать мальчика.