Винцас Миколайтис-Путинас - В тени алтарей

• Название: В тени алтарей
• Автор: Винцас Миколайтис-Путинас
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы Литовской ССР
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1958

Роман В.Миколайтиса-Путинаса (1893–1967) «В тени алтарей» впервые был опубликован в Литве в 1933 году. В нем изображаются глубокие конфликты, возникающие между естественной природой человека и теми ограничениями, которых требует духовный сан, между свободой поэтического творчества и обязанностью ксендза.

Главный герой романа — Людас Васарис — является носителем идеи протеста против законов церкви, сковывающих свободное и всестороннее развитие и проявление личности и таланта. Роман захватывает читателя своей психологической глубиной, сердечностью, драматической напряженностью.

«В тени алтарей» считают лучшим психологическим романом в литовской литературе. Он переведен на многие языки, в том числе и на русский. На русском языке роман впервые вышел в 1958 году.

---

— Витукас, а нового папу ты любишь?

— Какого нового? — не понял мальчуган.

— Тебе мама дала второго папу.

— Господина Глауджюса?

— Да. Ведь он теперь твой папа, правда?

— Совсем он мне не папа. Я его не люблю, потому что он ни меня, ни маму не любит. Когда я вырасту, я маму возьму к себе.

— Вот как, — изумился Васарис. — Кто тебя, Витукас, научил так разговаривать?

— Никто не научил. Я и сам слышу, как мама говорит с господином Глауджюсом.

И лицо и слова мальчугана дышали смелостью. Продолжать расспросы и выведывать семейные тайны было неудобно и непедагогично. Людас решил все узнать от самой Люции.

Наконец вышла из своей комнаты элегантно одетая Люция, и Людас, знавший, что ей уже около тридцати пяти лет, изумился — такой молодой и красивой она казалась.

Выйдя на улицу, Люция и Васарис решили пройтись, потому что времени было достаточно. Вечер был хотя и морозный, но тихий и ясный.

— Ваш сын, — заговорил Васарис на волнующую его тему, — умный мальчик и вас очень любит. Только мне странно, что отчима он называет господином Глаутджюсом.

— А как же ему его называть?

— Обыкновенно дети зовут отчима отцом.

— Вы неправы. Я думаю, что для ребенка слово отец слишком дорого, слишком много значит, и нехорошо называть этим именем чужого человека.

— Мне показалось, что Витукас не очень любит господина Глауджюса.

— Вы стали очень наблюдательны. А вам не показалось, что господин Глауджюс очень любит моего сына?

— Кажется, не очень…

— Ну, значит, все в порядке, — сухо закончила Люция, давая понять, что дальнейший разговор об этом ей неприятен. Васарис сделал вид, что не заметил ее тона, и продолжал:

— Извините, если я буду назойлив, но я недавно приехал в Каунас, ничего не знаю и на правах старого знакомого хотел бы разобраться в ваших отношениях. Что ваш брак с господином Глауджюсом несчастен, это ясно всякому, кто хоть полчаса пробыл у вас. Но мне хотелось бы знать, что вас заставило выйти за него замуж?

— Ах, не портьте мне настроения перед спектаклем, не то я буду плохо выглядеть в театре.

— Ну, тогда после театра?

— Странно, что вы так мною интересуетесь. Прежде вы меня не баловали вниманием. Лучше расскажите мне о ваших новых приятелях и приятельницах. Не верю, что вы живете таким монахом.

— Приятели мои пока немногочисленны и мало интересны. Правда, я мог бы похвалиться одним знакомством, но оно только еще начинается.

— С кем это?

— Есть такая Ауксе Гражулите.

— А, слышала. Даже в лицо знаю. Красивая.

— И умная.

— И богатая. Ого, целый хвалебный гимн ей спели. Жаль, что вы не можете к ней посвататься. А может быть, за это время вы успели изменить свои взгляды? Я даже слышала, что за границей вы отреклись от сана. Правда это?

Васарис колебался: быть ли ему откровенным и искренним с Люцией или ограничиться туманными фразами?

— За границей, может быть, так и было, но в Литве я снова стал на путь истинный.

— На время или навсегда?

— Как вам сказать, — задумчиво ответил Васарис.

— До удобного случая? — помогла ему Люция. — Ну, что же, я вас не осужу. Кто из нас не ошибается? Могу похвастаться тем, что когда-то я лучше вас предвидела будущее.

Людас заметил, что она уже не раз возвращалась к этому «когда-то» и «прежде». «Что это? — думал он, — укоризна, издевательство или что другое?»

— Когда-то, — сказал он серьезно, — и вы были веселой, своенравной девушкой, а теперь стали важной светской дамой.

— И только? Перестаньте, господин Васарис, разговаривать со мной таким торжественным тоном и так церемонно. Раз уж вспомнили о том, что было «когда-то», можно было бы разговаривать проще.

Васарису показалось, что в голосе Люции зазвучали давние нотки.

В театре оба чувствовали себя хорошо. В антракте делились впечатлениями, хвалили и бранили артистов, побывали в буфете. Людас заметил, что у Люции много знакомых мужчин. Они здоровались с нею, провожали ее глазами и, по-видимому, о ней говорили. Многие интересовались и ее спутником. Любопытные еще раз окидывали их взглядом, узнав, что спутником Глауджювене был поэт Людас Васарис; для иных он был просто ксендзом Васарисом.

Люция, заметив это, сказала полушутя, полусерьезно:

— Придется вам пострадать из-за меня. Ведь меня многие считают отчаянной кокеткой. Каунасская публика ужасно любит позлословить. Если еще раз появимся вместе, вас объявят моим любовником.

— А были такие, которых объявляли?

— О, и не один, — засмеялась она. — Поживете дольше, наслышитесь всяких историй.

— Я решил не верить ни одной, — рыцарски запротестовал Васарис.

— Это неважно. Можете верить всем.

Опера окончилась рано, и госпожа Глауджювене предложила Васарису зайти к ней выпить стакан чаю. Васарис охотно согласился. Он чувствовал, что, хотя и при иных обстоятельствах и в иной обстановке, этот вечер вернул их к далеким клевишкским временам. Оба они изменились, но чужими друг другу не стали, и обоих это радовало. Приятно сознавать в зрелом возрасте, что очарование юношеской влюбленности и дружбы не нарушено.

Уже в гостиной, когда они сидели рядом, Васарис сказал:

— Знаете, я был бы смешон, если бы назвал наши прошлые отношения любовью. Но должен вам признаться, когда узнал от отца, что вы снова вышли замуж за другого, мне стало горько, и я мысленно упрекал вас за измену дням нашей юности.

— Вы поэт, — улыбнулась Люция, — и к жизни у вас литературный подход. Кроме того, в вас говорит чистейший мужской эгоизм.

— Почему эгоизм? — изумился Васарис.

— Очень просто: пусть я тебя не любил, бросил, пошел своим путем и теперь мечтаю о прекрасной американке, но ты меня не забывай и ни за кого другого не выходи. Разве не правда, господин Васарис? Я теперь буду звать вас господином Васарисом, хорошо?

Она говорила полушутя, но Людас уловил в ее голосе тайную печаль, и ему стало стыдно.

— Прошу вас правильно понять меня, — начал было он оправдываться, но Люция его прервала:

— Не надо, не надо… Я очень хорошо понимаю вас. Ведь есть любовь и есть влюбленность. Вот в чем разница между нами. Я это окончательно поняла только после смерти мужа, когда решилась выйти за другого. Вы можете быть довольны: во втором браке я не нашла счастья и изменять прекрасным дням юности не было причины.

— Вчера я убедился в этом. Господин Глауджюс не из тех, кто может создать семейное счастье. Но разве вы сразу не поняли этого? Как вы решились на такой брак?

— Со временем все становится виднее. Вспомните, что это произошло три года назад.

— Расскажите. Мне необычайно интересно знать, что именно заставило вас выйти за него?

— Вы забыли про чай. Он совсем остыл. Увы, всего объяснить я не сумею. Иные события не поддаются описанию. Когда переживаешь их, все кажется простым и естественным, а начнешь рассказывать, получается нелепо, а зачастую и глупо. Так и в этом случае. Вы думаете, я колебалась, боролась, размышляла? Ничуть не бывало. Все мне казалось очень простым. Представьте мое положение после гибели мужа. Как жить? Рассчитывать на помощь дяди? Остаться жить у него, да еще с ребенком? Я ничего не умела делать и к работе не привыкла. Правда, могла бы стать учительницей, пожалуй, и пошла бы по этому пути, но тут неожиданно в Клевишкисе появился Глауджюс. Это было в двадцатом году. В Литве все бурлило и клокотало.

Мне было море по колено. Глауджюс тогда был крупным деятелем. Ездил с разными миссиями за границу, занимал ответственный пост в правительстве. И хотя он был немолод, перед ним открывалось большое будущее.

— Все-таки, и тогда он был таким увальнем?

— Если бы вам рассказать, как он увивался за мной, как сумел понравиться дяде… Тогда это ему удавалось.

— Он не говорил все время «так, так, так»?

— Реже и осмысленней. Только, пожалуйста, не смейтесь над моим мужем. Так вот и вышло, что я через полгода стала госпожой Глауджювене. Впрочем, выходить замуж без любви мне не впервые.

— Почему же все так быстро переменилось? Люция грустно улыбнулась:

— Часто любовь кончается вместе с медовым месяцем, а иногда и раньше. Мне и медовый месяц показался достаточно горьким.

— Но отчего же?

— Видите ли, муж мой был старый холостяк. Все его джентельменство и ухаживание кончилось вместе со свадьбой. Энергии его хватило только на то, чтобы обзавестись женой, — обзавелся и опустился. Я была ему нужна до тех пор, пока не наскучила. А наскучила довольно скоро. И он снова вернулся к своим прежним привычкам. Кроме того, муж мечтал о сыне, которому мог бы оставить свое богатство. Но детей у нас, к сожалению, нет. Поэтому он разочаровался, возненавидел Витукаса, а отчасти и меня. Вот и все.

— Простите, сударыня, но о 'мне показался тупицей.