Лорен Оливер - Пандемониум

• Название: Пандемониум
• Автор: Лорен Оливер
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-56879-6

"Пандемониум" - продолжение трилогии об апокалипсисе нашего времени, начатой романом "Делириум", который стал подлинной литературной сенсацией за рубежом и обрел целую армию поклонниц и поклонников в России!

Героиня книги, Лина, потерявшая свою любовь в постапокалиптическом мире, где простые человеческие чувства находятся под запретом, наконец-то выбирается на свободу. С прошлым порвано, будущее неясно. В Дикой местности, куда она попадает, нет запрета на чувства, но там царят свои жестокие законы. Чтобы выжить, надо найти друзей, готовых ради нее на большее, чем забота о пропитании. И не следует забывать о том, насколько зыбка эта свобода, пока люди делятся на чистых и зараженных.

Любовь - это болезнь. Хочешь излечиться навсегда?

---

Я ковыляю к печке. Сара одобрительно кивает, словно я ребенок, которого надо поощрить, хотя ей самой лет двенадцать, не больше. Я стараюсь держаться ближе к раковине, чтобы было за что ухватиться, если вдруг и правда подведут ноги.

Лица сидящих за столом людей расплываются, но некоторые я вижу отчетливо. Я вижу, как Блу смотрит на меня во все глаза. Вижу парня с копной светлых волос примерно моего возраста, у него такой вид, как будто он вот-вот рассмеется. Еще один парень, постарше первого, хмурится. Женщина с длинными распущенными темно-рыжими волосами. Наши глаза на секунду встречаются, и сердце у меня замирает.

«Мама»,— думаю я.

До этого момента мне даже в голову не приходило, что мама может быть здесь, в этом месте, где-то в Дикой местности, в одном из хоумстидов, или как там еще они называют свои поселения. Женщина делает какое-то легкое движение, я вижу ее лицо и понимаю, что — нет, конечно, это не моя мама. Она слишком молода. Наверное, такой же была моя мама, когда покинула меня двенадцать лет назад. Мои воспоминания о ней такие смутные, ее образ исказили сны и время. Я даже не уверена, что узнаю ее, если нам когда-нибудь придется встретиться.

— Бурда,— говорит Сара, когда я добираюсь до печки.

Переход через комнату стоил мне немалых усилий, даже не верится, что когда-то я бегала не меньше шести миль в день и запросто могла, не снижая скорости, перемахнуть через Манджой-Хилл.

— Что?

— Бурда,— Сара поднимает крышку с оловянной кастрюли,— так мы это называем. Мы едим это, когда заканчиваются припасы. Овсяная мука, рис, иногда хлеб, все зернышки, что остались. Вывариваем из них все дерьмо, и вот, пожалуйста, бурда готова.

Я вздрагиваю. Мне не по себе оттого, что я слышу это слово от девочки. Сара берет пластиковую тарелку с полустертым рисунком каких-то зверушек и накладывает в нее приличную порцию бурды. Люди у меня за спиной снова начинают переговариваться, комната наполняется гулом голосов, и мне становится немного легче, это означает, что я уже не предмет всеобщего внимания.

— Хорошая новость,— жизнерадостно продолжает Сара,— Рауч вчера вечером принес нам гостинец.

— Гостинец? — переспрашиваю я, пытаясь усвоить малопонятный жаргон,— Какие-то припасы?

— Лучше.— Сара улыбается и снимает крышку со сковороды.

Под крышкой куски мяса с золотисто-коричневой хрустящей корочкой. Запах такой чудесный, что я готова расплакаться.

— Заяц.

Раньше я никогда не ела зайцев, я даже не думала, что их можно есть, особенно на завтрак, но я с радостью принимаю тарелку от Сары и едва удерживаюсь, чтобы не начать рвать мясо зубами, не отходя от печки. Вообще-то я бы предпочла остаться там, где стою. Где угодно, только не сидеть за столом со всеми этими незнакомыми, чужими людьми.

Сара, должно быть, чувствует мой страх.

— Идем,— говорит она,— можешь сесть рядом со мной.

Сара берет меня за локоть и ведет к столу. Это тоже удивительно. В Портленде, городе, окруженном границами, люди крайне редко дотрагиваются друг до друга. Даже мы с Ханой почти никогда не обнимались и не хлопали друг друга по плечу, а ведь она была моей лучшей подругой.

Я вздрагиваю и чуть не роняю тарелку.

— Спокойно.

Это белобрысый парень, который выглядит так, будто вот-вот рассмеется. Он поднимает брови, они у него тоже белые, их почти не видно. Я замечаю, что у него, как и у Рейвэн, под левым ухом метка прошедшего процедуру. Метка наверняка фальшивая, в Дикой местности живут только не исцеленные, те, кто решил бежать сам или кого вынудили бежать из окруженных границами городов.

— Ты в порядке?

Я не отвечаю. Не могу. В моем в мозгу мелькают слова, которые отпечатались в нем за годы жизни в страхе и недоверии: «незаконно», «неправильно», «сочувствующие», «болезнь». Я делаю глубокий вдох и стараюсь отогнать неприятные ощущения. Эти слова из Портленда, старые слова, они, как и Лина из Портленда, остались за пограничным заграждением.

— Она в полном порядке,— отвечает вместо меня Сара.— Просто проголодалась.

— Я в порядке,— эхом повторяю я секунд на пятнадцать позже, чем следовало бы, и парень снова ухмыляется.

Сара садится на скамью и скользит от края, а потом хлопает ладонью по месту рядом с собой, которое только что освободил Сквирл. Ну, хоть не надо втискиваться между этими незнакомыми людьми. Я сажусь и устремляю взгляд в тарелку. Все снова смотрят на меня, я это чувствую. Потом снова начинаются разговоры, и меня, как уютное одеяло, укрывает шум голосов.

— Вперед,— говорит Сара и ободряюще кивает.

Она как минимум лет на шесть младше меня, но обращается со мной как с ребенком. Я и чувствую себя рядом с ней как маленькая.

— У меня нет вилки,— тихо говорю я.

Белобрысый парень услышал, что я сказала, и в этот раз засмеялся в голос, И Сара тоже.

— Нет ни вилок, ни ложек,— говорит она.— Ничего нет. Ты просто ешь.

Я набираюсь смелости и поднимаю глаза. Все смотрят на меня и улыбаются, им явно весело. Один седой мужчина, лет семидесяти, кивает мне, и я быстро опускаю глаза. Кажется, у меня все тело раскалилось от смущения. Естественно, что люди в Дикой местности не пользуются столовыми приборами и тому подобными вещами.

Я беру кусок зайца руками и откусываю кусочек. В следующую секунду я действительно готова расплакаться. Никогда в жизни я не ела ничего вкуснее.

— Здорово? — спрашивает Сара.

Я не в состоянии сказать ни слова и только киваю в ответ. В этот момент я забываю, что в комнате полно людей и все они смотрят на меня. Я, как зверь, рву мясо зубами, я пальцами зачерпываю кашу и запихиваю ее в рот. Даже эта бурда кажется мне вкусной. Тетя Кэрол с ума бы сошла, если бы увидела такую картину. Когда я была маленькой, я не ела горошек, если горошинки касались цыпленка, я всегда все строго разделяла на своей тарелке.

Неожиданно быстро на тарелке остается только несколько начисто лишенных мяса косточек. Я слизываю с пальцев последний комочек бурды и вытираю рот тыльной стороной ладони. К горлу подкатывает тошнота, я закрываю глаза и усилием воли загоняю ее обратно.

Рейвэн неожиданно для меня встает и говорит:

— Ну ладно, пора приниматься за дело.

Люди выбираются из-за столов, я слышу обрывки фраз («Вчера поставил капканы», «Твоя очередь навестить бабушку»), они проходят мимо меня, складывают тарелки в раковину и поднимаются по лестнице сразу за дровяной печкой. Меня словно омывает река из человеческих тел, я ощущаю их тепло, запах. Я закрываю глаза, и, когда комната пустеет, тошнота каким-то образом отступает.

— Как себя чувствуешь?

Я открываю глаза — напротив, опершись обеими руками на стол, стоит Рейвэн. Сара по-прежнему сидит рядом, она поджала одну ногу и обнимает коленку, такая поза как раз подходит для девчонки ее возраста.

— Лучше,— отвечаю я, и это правда.

— Хорошо. Сара, потом можешь прогуляться с ней наверху. Лина, тебе было бы неплохо оглядеться и почувствовать, что такое хоумстид. Только не переусердствуй, мне совсем не хочется снова тащить твою задницу по лесу.

— Хорошо,— послушно говорю я, и Рейвэн, получив нужный ответ, улыбается.

Мне интересно: сколько ей лет? Она с такой легкостью говорит, кому что делать, хотя сама точно моложе, чем половина здешних «заразных».

«Хана здесь была бы такой же»,— думаю я, и боль, как острый нож, снова бьет мне под ребра.

— И, Сара...— Рейвэн уже идет к лестнице.— Подыщи Лине какие-нибудь штаны на складе, хорошо? Чтобы она не болталась тут полуголая.

Я чувствую, что снова краснею, и поскорее оттягиваю футболку ниже к коленям. У Рейвэн мое дерганье вызывает смех.

— Не волнуйся,— говорит она,— там нет ничего такого, что мы не видели.

После этого она уходит к лестнице и поднимается, шагая через ступеньку.

Дома у тети Кэрол я каждый вечер мыла за всеми посуду, и я привыкла к этому. Но мыть посуду в Дикой местности — совсем другая история. Первое — это вода. Сара отводит меня в одну из комнат, мимо которой я проходила на пути в кухню.

— Это комната припасов,— говорит она, потом на секунду хмурится, оглядывая пустые полки и мешки с жалкими остатками муки, и объясняет, как будто я слепая: — Не очень-то много осталось.

У меня сжимается сердце, мне становится тревожно за нее, за Блу, за всех здесь... Они такие худые — кожа да кости.

— Здесь мы храним воду. Приносим утром. Ну, я не ношу, я еще маленькая для этого. Ребята носят, и Рейвэн иногда.

Сара уже стоит в углу возле ведер, которые, как я теперь вижу, полные. Она берет одно из ведер двумя руками и, кряхтя, отрывает его от пола.

— Еще одно не помешает. Маленькое сойдет.

После этого она, держа перед собой ведро с водой, которое, наверное, в половину ее роста, мелкими шажками уходит из комнаты.

Мне стыдно, но, оказывается, я с трудом могу поднять самое маленькое ведро. Металлическая ручка впивается в ладони, а они еще не зажили после моего похода через Дикую местность, и я, даже не дойдя до коридора, вынуждена поставить его на пол и без сил прислоняюсь к стене.