Эрнест Капандю - Рыцарь Курятника

• Название: Рыцарь Курятника
• Автор: Эрнест Капандю
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1994
• ISBN: 5-86906-055-9

В романе популярного французского писателя Э. Капандю (1826–1868) «Рыцарь курятника» описываются события истории Франции XVIII века во времена правления Людовика XV. На фоне нравов и обычаев изображаемой эпохи с участием подлинных исторических лиц разворачивается острый сюжет борьбы против несправедливости и алчности власть имущих.

---

— Он убил этого работника? — спросила Сале.

— Наповал!

— О, чудовище!

— На другой день, — продолжал де Берни, — он пошел, как обычно в подобных случаях, просить помилования у его величества Людовика XV. Король подписал его помилование, потом — другую бумагу. «Вот ваше помилование, — сказал он, — и вот подписанное заранее, еще без имени, помилование того, кто убьет вас».

— Замечательно! — восхитилась Камарго. — А что сказал граф?

— Ничего, но, вероятно, он принял к сведению это предупреждение.

— Не скрываю, я не люблю графа де Шароле, — продолжал Бриссак.

— И я, — сказал Ришелье.

— И я, — прибавила Сале.

— Однако он был очень в вас влюблен, — сказал маркиз де Креки, — он повсюду вас преследовал.

— Я ужасно его боялась! — сказала Сале с дрожью.

— Графа де Шароле и любить-то страшно, — прибавил аббат де Берни.

— Доказательством может служить пример мадам де Сен-Сюльпис, — сказала Кино.

— О, это ужасно! — воскликнула Сале.

— И это правда? — спросила Госсен.

— Да, — отвечал де Берни, — я сам видел, как умерла несчастная женщина. Я принял ее последний вздох, и хотя я тогда был еще молод, эта сцена запечатлелась в моей памяти. В ушах у меня до сих пор стоят крики и проклятия этой жертвы!

— Граф де Шароле убил ее?

— Для собственного удовольствия.

— Как это?

— Это было за ужином, во времена регентства. На мадам де Сен-Сюльпис было платье из индийской кисеи. Граф де Шароле взял подсвечник и поджег платье. Он получал удовольствие, видя, как горит женщина.

— О! — закричали Камарго, Сале, Софи, Госсен и Дюмениль.

— Это истинная правда! — сказала Кино.

— И она сгорела? — спросили все.

— Совершенно, — сказал Бриссак.

— О! — закричали опять дамы с ужасом.

— Меня позвали к ней в ту минуту, когда она умирала, — сказал аббат.

— И такие ужасы совершает принц крови! — возмутилась Дюмениль.

— Потомок великого Конде! — прибавила Кино. — Брат герцога Бурбона!

— В ту самую ночь, когда граф совершил этот жестокий поступок, — сказал Ришелье, — его нашли связанным и погруженным до подбородка в яму, наполненную жидкой грязью. Рядом находилась его карета, опрокинутая на бок, без лошадей, а кучер и два лакея лежали связанные, с кляпом во рту.

— А кого граф обвинял? — поинтересовалась Кино.

— Никого. Он не знал, кто поставил его в такое унизительное положение.

— Он дешево отделался — только принял после этого ванну, — сказал аббат де Берни.

— Из крови? — спросила Кино.

— Как из крови? — не поняла Дюмениль.

— Конечно. Это обычно для графа.

— Он принимает ванны из крови?

— Как, вы этого не знаете? Но весь Париж только об этом и говорит.

— Граф де Шароле принимает ванны из человеческой крови?!

— Чтобы поправить свое здоровье! Да, моя милая, ванны из бычьей крови, говорят, хуже, — заметил Таванн.

— И, может быть, не напрасно, — прибавил Ришелье.

— Что же говорят? — спросила Дюмениль.

Креки осмотрелся вокруг, не подслушивает ли какой-нибудь нескромный лакей, потом, понизив голос, сказал:

— Говорят, что эти ванны из крови, которые надо принимать только в последнюю пятницу каждого месяца, состоят из трех четвертей бычьей и одной четверти человеческой крови.

У всех присутствующих это вызвало ужас.

— Говорят, — продолжал маркиз, — что эта человеческая кровь должна быть кровью ребенка, тайно приготовленной заранее.

— Какой ужас! — воскликнула Сале.

— И граф совершает подобную гнусность для поправки своего здоровья! — возмутилась Дюмениль.

— В надежде помолодеть, — сказал герцог Ришелье.

— Если бы король знал это!

— Он не знает — никто не смеет ему сказать.

— О, не будем говорить об этом! — сказала Госсен с выражением глубокого отвращения.

— Да, не будем говорить об этом. Но скажите же мне, мсье де Таванн, почему ваш друг, Рыцарь Курятника, — враг графа де Шароле?

— Почему — не знаю, — отвечал виконт. — Но это легко доказать. Каждый раз в этот последний год, когда граф позволял себе предаться своим свирепым фантазиям, — таким, например, как стрелять в прохожих, вырывать волосы у лакеев, мучить женщин, которых он любил, — на дверях его особняка прибивалась ночью афиша с простыми словами «Шароле подлец» и подписью: «Рыцарь Курятника». Вы догадываетесь, что афиша недолго оставалась на двери. Граф никак не мог застать врасплох виновного, и хоть отдал распоряжение, но…

Жалобный крик, вдруг раздавшийся на улице, остановил рассказ виконта.

— Как будто зовут на помощь! — сказал маркиз де Креки, вставая.

— Да, это стоны, — сказала Камарго.

Она поспешно встала, все гости последовали ее примеру. Князь де Ликсен уже отворил окно.

— Я ничего не вижу! — сказал он.

— Я ничего больше не слышу! — прибавил герцог де Бриссак.

«Бонбоньерка» Камарго находилась на углу улиц Трех павильонов и Жемчужной, а особняк стоял между двором и садом, и часть его выходила на Жемчужную улицу. В этой части и находилась столовая, окна были обращены на улицу.

Снег покрывал мостовую, расстилая свою белую поверхность налево до особняка Субиз и направо до монастыря Синих сестер. Дамы и мужчины столпились у трех окон и с беспокойством смотрели на улицу. Минуту продолжалось глубокое молчание.

— Мы ошиблись, — сказал герцог де Бриссак.

— Однако, я слышал крик, — возразил Таванн.

— И я тоже, — прибавила Камарго, — это был крик испуга, а потом — стоны.

— Ничего больше не слышно… и не видно ничего.

— Шш! — сказала Кино.

Все прислушались.

— Я что-то слышу, — сказала Кино очень тихим голосом.

— Да-да, — подтвердила Сале.

— Это стоны, выдающие страдание, — прибавила Дюмениль. — Я слышу ясно.

— Надо пойти посмотреть, что это такое, — с живостью сказал Таванн.

— Нет! Нет! Останьтесь! — закричала Камарго. — Я пошлю людей, пусть они посветят. Ты идешь, Креки?

— И я пойду с вами, — сказал князь де Ликсен. — Эти господа, пока мы будем искать, останутся у окон и будут сообщать, что они видят.

Все трое поспешно вышли. Женщины остались стоять у окон с герцогом де Ришелье, герцогом де Коссе-Бриссаком и аббатом де Берни.

Красноватый блеск факелов отражался в снегу.

— Ах! — произнесла Сале. — Вот они на улице Королевского парка.

— Они ищут, — сказала Дюмениль.

— Вы слышите стоны? — спросила Камарго.

— Нет.

— Ах! Они возвращаются, — возвестил аббат де Берни.

Действительно, три дворянина, которых впереди и сзади сопровождали лакеи, возвращались к отелю. Они вышли на Жемчужную улицу и прошли под окнами.

— Ничего! — сказал Креки, приподняв голову. — На снегу не видно никаких следов.

Таванн шел впереди. Вдруг он ускорил шаги.

— Идите скорее! — позвал он.

Он дошел до улицы Тампль. Друзья присоединились к нему, подбежали и лакеи. Женщины смотрели с беспокойством.

— Я ничего не вижу, — сказала Камарго.

— И я тоже, — подтвердила Госсен.

— Они остановились напротив особняка Субиз, — сказал аббат де Берни, — и окружили кого-то. Или что-то…

— Они поднимают тело, — сказал герцог де Ришелье.

— Да-да! Ах, они возвращаются!

— Вот бежит Креки!

Все высунулись из окна на улицу.

— Это несчастная женщина, она сильно ранена, — сказал маркиз, — и без чувств.

— Скорее! Скорее несите ее сюда! — распорядилась Камарго.

Все пришло в движение в этом очаровательном особняке.

VIII. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

— Сюда, господа, в эту комнату! — говорила Камарго.

— Тише, князь! Осторожно!

— Вы хорошо ее держите, Таванн?

— Очень хорошо. Позвольте, я понесу ее теперь один — одному пройти легче, к тому же, бедняжка не тяжелая.

Таванн поднялся по лестнице. Он нес на руках бесчувственное тело женщины — маленькой, слабой, тоненькой — в одежде богатой мещанки.

Лицо ее было бледным, губы бесцветными, глаза закрыты, а длинные темно-каштановые волосы падали почти на ступени лестницы. Руки висели безжизненно. Корсаж платья был разорван, и кровь текла из широкой раны в левой стороне груди. Руки, платье, лицо были запачканы кровавыми пятнами. Таванн вошел со своей ношей в будуар, обитый розовым шелком, и положил женщину на диван, который лакей выдвинул на середину комнаты. Дамы окружили диван.

— Ах! Боже мой! — воскликнула Кино, всплеснув руками. — Да это Сабина!

— Вы ее знаете? — спросила Дюмениль с удивлением, отразившимся и на лицах окружающих.

— Как же! Это Сабина, дочь парикмахера Даже.

— Это правда! И я ее узнала! — сказала Камарго.

— Бедняжка, какая ужасная рана!