Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны

• Название: Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны
• Автор: Андрей Кокорев
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-070451-4, 978-5-271-31366-0

«Повседневная жизнь Москвы» – это произведение, в котором рассказывается об изменениях в жизни Москвы, вызванных Первой мировой войной. Стиль изложения позволяет читателю, не просиживая часами над подшивками пожелтевших газет, окунуться в атмосферу тех лет и составить собственное представление о людях, живших в последний период эпохи, именуемой «царская Россия».

---

«Цук», принимавший формы изощренных издевательств, особо процветал в Петербурге, в элитном Николаевском кавалерийском училище.

«Нам колбасники, немецкие студенты, не пример и гвардейская кавалерия не указ, – реконструировал А. И. Куприн историческую резолюцию, положившую конец “цуканью”. – Пусть кавалерийские юнкера и гвардейские “корнеты” ездят верхом на своих зверях и будят их среди ночи дурацкими вопросами. Мы имеем честь служить в славном Александровском училище, первом военном училище в мире, и мы не хотим марать его прекрасную репутацию ни шутовским балаганом, ни идиотской травлей младших товарищей. Поэтому решим твердо и дадим друг другу торжественное слово, что с самого начала учебного года мы не только окончательно прекращаем это свинское цуканье, достойное развлечений в тюрьме и на каторге, но всячески его запрещаем и не допустим его никогда. (…)

Пусть же свободный от цуканья фараон все-таки помнит о том, какая лежит огромная дистанция между ним и господином обер-офицером. Пусть всегда знает и помнит свое место, пусть не лезет к старшим с фамильярностью, ни с амикошонством, ни с дружбой, ни даже с простым праздным разговором. Спросит его о чем-нибудь обер-офицер – он должен ответить громко, внятно, бодро и при этом всегда правду. И конец. И дальше – никакой болтовни, никакой шутки, никакого лишнего вопроса. Иначе фараон зазнается и распустится. А его, для его же пользы, надо держать в строгом сухом и почтительном отдалении. (…)

Но две вещи фараонам безусловно запрещены: во-первых, травить курсовых офицеров, ротного командира и командира батальона; а во-вторых, петь юнкерскую традиционную “расстанную песню”: “Наливай, брат, наливай”. И то и другое – привилегии господ обер-офицеров; фараонам же заниматься этим – и рано и не имеет смысла. Пусть потерпят годик, пока сами не станут обер-офицерами…»

В дополнение следующим поколениям юнкеров был дан такой наказ:

«Но надо же позаботиться и о жалких фараонах. Все мы были робкими новичками в училище и знаем, как тяжелы первые дни и как неуверенны первые шаги в суровой дисциплине. Это все равно что учиться кататься на коньках или ходить на ходулях. И потому пускай каждый второкурсник внимательно следит за тем фараоном своей роты, с которым он всего год назад ел одну и ту же корпусную кашу. Остереги его вовремя, но вовремя и подтяни крепко. От веков в великой русской армии новобранцу был первым учителем, и помощником, и заступником его дядька-земляк».

Свидетельство о шефстве старших над младшими мы находим и среди воспоминаний выпускников Алексеевского училища 1914 года: «…юнкера старшего курса стали нашими “дядьками”. У каждого молодого свой инструктор “господин старший” и, конечно, начальство: фельдфебель, взводные, отделенные и прочие должностные лица. Все эти “господа подпоручики” начали нас муштровать и приучать к военной дисциплине, довольно суровой, дабы удалить нежелательный и неприглядный к военной службе элемент».

В том же рассказе проскакивает слово «цукать», но уже получившее иной смысл. Теперь оно означало сделанное новичку замечание с добавлением слов: «доложите вашему взводному, отделенному». Следствием было наказание, но строго по уставу. О каких-либо издевательствах не могло быть и речи.

В этом отношении интересна позиция помощника по строевой части начальника Алексеевского училища полковника А. М. Попова. Вот как, по воспоминаниям А. М. Василевского, он прививал будущим офицерам осознанное понимание воинской дисциплины: «Встречая выпускников, замиравших перед ним “во фронт”, он обязательно спрашивал, стояли ли они под ружьем. И если слышал в ответ “нет”, тут же отправлял юнкеров под ружье с полной выкладкой, говоря при этом: “Как же вы будете наказывать других, не испытав этого сами?”»

Училищная жизнь юнкеров была четко расписана, но это не вызывало чувства утраты свободы. В мемуарах «Путь к правде» П. П. Шостаковский писал, что после кадетского корпуса он, наоборот, ощутил себя вольной птицей: «Корпусной режим казался мне тюремным, и все шесть лет я чувствовал себя узником. В училище мне стало вольготно, словно меня выпустили из клетки: гуляй в свободные часы по всему зданию, смотри в окно сколько хочешь, читай что хочешь, занимайся или бей баклуши – одним словом, не жизнь, а масленица».

Возможно, юнкера Алексеевского училища, попавшие после гражданской вольницы в жесткие рамки военной дисциплины, считали по-другому, но все подчинялись новому укладу жизни безоговорочно. Распорядок дня, по описанию Б. М. Шапошникова, был следующий: «…подъем в 6.30 утра под барабан или по специальному рожку, до 7 часов утра туалет и заправка постелей, в 7.30 взводы выстраивались на утренний осмотр, производимый взводными командирами, после чего по полуротно шли в столовую на утренний чай (давалась кружка чаю, хороший кусок белого хлеба и два куска сахару).

После утреннего чая юнкера самостоятельно расходились по классам. Занятия начинались в 8.30 и продолжались до 2 часов дня с большой переменой в 11 часов, во время которой давался горячий завтрак – обычно котлета с черным хлебом, кружка чаю и два куска сахару.

С 2 часов до 4 проводились строевые занятия в манеже или в примыкающем к училищу небольшом дворе. В 4 часа роты возвращались в свои помещения, снимали скатки, патронташи, ставили винтовки в пирамиды, мыли руки и строем шли на обед. Обед состоял из тарелки щей с мясом, второго блюда – котлеты или форшмака и т. д.; по праздничным дням и один раз среди недели давалось сладкое. Каждая рота имела свои столы, и каждый юнкер сидел на своем постоянном месте. Портупей-юнкера занимали концы столов. Они были раздатчиками пищи.

Обед кончался к 5 часам дня, после чего разрешалось полежать в течение полутора часов. С 18.30 до 20.00 каждый самостоятельно занимался в классе подготовкой уроков на следующий день. В 8 часов вечера роты выстраивались и шли на вечерний чай (кружка чаю с белым хлебом), а затем по полуротно в своих помещениях выстраивались на вечернюю перекличку и молитву. Зачитывались приказы, отдавались распоряжения, объявлялся наряд на следующий день. С 21.00 до 22.30 юнкера находились в своих помещениях или в читальне. В это время разрешалось заниматься и в классах подготовкой уроков. Без четверти одиннадцать все ложились спать».

Видимо, со временем в распорядок были внесены коррективы. По описанию П. А. Нечаева, барабан бил повестку в 5.45, и в 6.00 юнкера вскакивали «пулей» по подъему. Завтрак был ровно в 12.00. Попавшие «под винтовку» отстаивали свой час во время послеобеденного отдыха. Лампы гасили в 22.00, оставляя только ночники.

«До осени 1909 г. в училище было керосиновое освещение, – делился воспоминаниями один из алексеевцев, – лампы зажигал пожилой человек, Андрей Иванович (бывший барабанщик училища), и мы в шутку при его появлении хором говорили: “Андрею Ивановичу – сорок одно с кисточкой!” (это московское приказчичье приветствие людям ниже своего достоинства, на что он очень охотно отвечал: “с красненькой, хэ, хэ, хэ!..” Если же кто-нибудь ему вслед говорил “поджигатель!”, то он обижался и что-то бормотал себе под нос».

Учились юнкера, в подавляющем своем большинстве, охотно. П. П. Шостаковский писал: «Александровское военное училище в Москве пользовалось репутацией либерального. Считалось, что офицеры из него выходили образованные и… “свободомыслящие”. Неизвестно, как и когда установилась такая репутация, но сложилась она до того прочно, что из всех российских кадетских корпусов в училище съезжались кадеты, предпочитавшие учение тупой военной муштре».

Высокий уровень преподавания в Алексеевском училище отмечал Б. М. Шапошников. В своих воспоминаниях он приводил и такой факт: одно время в их училище стали принимать выпускников кадетских корпусов, поскольку в Александровском не хватало мест. Но очень скоро военное министерство отказалось от такой практики. Выяснилось, что, в отличие от «штатских», у кадетов школьная подготовка была гораздо ниже, поэтому у них наблюдалось непреодолимое отставание в учебе.

В течение двух лет юнкера получали глубокие знания по военным дисциплинам и общеобразовательным предметам: математике, химии, физике, словесности, иностранным языкам. Например, в Александровском училище в свое время преподавали такие известные ученые, как экономист А. И. Чупров, историки С. М. Соловьев, В. О. Ключевский, В. И. Герье.

С большим уважением вспоминал Б. М. Шапошников своих преподавателей, читавших лекции на высоком научном уровне. Даже учитель Закона Божьего, священник училищной церкви Потехин по-своему старался расширить кругозор юнкеров: «Мы звали его “майором”[11], хотя такого чина в армии не было. “Майор” Потехин на первом же уроке заявил, что Закон Божий нам известен и мы легко подготовимся к экзамену, а он лучше прочитает нам отрывки из русской истории, и начал их читать… с убийства Павла I, рассказав это событие по запискам Зубова, только что вышедшим тогда в Париже на французском языке. Все лекции этого оригинального «майора» мы слушали с большим вниманием и, к чести юнкеров, за стены класса их не выносили, так что до ушей начальства о них ничего не доходило».