Светлана Кайдаш–Лакшина - Княгиня Ольга

• Название: Княгиня Ольга
• Автор: Светлана Кайдаш–Лакшина
• Жанр: Историческая проза
• ISBN: ISBN 5–17–013112–7 (ООО «Издательство ACT») ISBN 5–271–04038–0 (ООО «Издательство Астрель»)

ISBN 5–17–013112–7 (ООО «Издательство ACT») ISBN 5–271–04038–0 (ООО «Издательство Астрель»)

О великой русской княгине Ольге (? — 969), жене киевского князя Игоря Рюриковича, рассказывает новый роман писательницы–историка Светланы Кайдаш–Лакшиной.

---

— Да, — обыденно ответила нянька. — Что тут такого? Про сады я тебе еще должна сказать… Вот что: сады — это часть небес, где боги с богинями живут, Аполлон‑де оставил. А целебные травы могут смерть побеждать, как боги… И среди целебных трав есть от всякой болезни спасение, чтобы человек спас себя, вспоминая Асклепия.

Пошептав что‑то над узелками, нянька поджала губы и сказала недовольно:

— Вот еще что: самый великий врач греков — но имени его не могу сказать!.. («Поэтому и губы поджала», — отметила про себя княгиня Ольга.), самый великий–превеликий врач из греков приплыл — не раз это было — на корабле в Скифию, когда она была могущественной и великой, вскоре как было побеждено персиянское большое войско… И собирал он в Скифии травы и учился у скифов лекарскому умению и вывез много скифского корня и скифской травы, и стали они прославлены в Греции и во всем мире. И стали приплывать к скифам за этими травами и платили за них много золота… Этот врач был потомком бога у греков — Асклепия[207]. Скифы считают его своим…

— Старая–старая, — подумала княгиня Ольга про няньку, — а все запомнила. Что творится!

— И еще… какой‑то царь царства[208] неподалеку от Скифии держал Сокровенный сад… Там росли все ядовитые травы и все травы, противные тем ядовитым… Ими можно было бы спастись от них…

— Скажи мне правду, твоя Гелона считает, что мне грозит опасность, меня может кто‑то отравить? — спросила Ольга недовольным голосом. В самом деле, это было почти унизительным для нее — и правительницы и главы семьи… Какая‑то чужая женщина подает ей советы и предупреждает о деяниях невестки… Даже если не думать о том, что это чужая вера, чужой народ…

— Если княгиня Марина и занялась лекарством и училась этому у скифских знахарей, то я не вижу тут ничего дурного, — холодно отрезала княгиня Ольга няньке.

Та вздохнула и вытерла губы рукой.

— Княгиня Марина… — повторила нянька. — Оно конечно, и так — жена князя Святослава есть княгиня. И жрица Макоши она… Но образов, ликов у нее много, — сказала нянька задумчиво… — Понимаю тебя, моя голубушка, как тебе тяжело. Посуди сама — один лик — твоя невестка и супруга князя Святослава, молодая княгиня… Но она его нести не умеет… Другой лик — жрица богини Макоши, все бабы киевские у нее в руках, но Маринка часто не в пользу княжеской семьи с ними волхвует…

Княгиня Ольга подняла вверх ладонь, желая остановить старуху, но та не далась…

— Ты скажешь, как так, старая, ты сама подносишь Макоши масло, и травы душистые, и зерно, и яблоки–груши, не смеешь осуждать волхову свою… Но глаза и уши у меня есть… Я не только молюсь богине, но еще вижу и слышу людей. Любит Маринка власть над ними, красоваться в одеждах, венках. А то, что она теперь и знахарка, совсем ее с ума закружило в другую сторону…

Нянька вновь вынула клубочек, размотала нить с узелками, что‑то пошептала над ними. Потом подняла глаза на княгиню Ольгу:

— А ты не гордись, княгиня…

«О! Значит, уже рассердилась на меня», — подумала княгиня Ольга. Она улыбнулась и сказала: — Не сердись, нянька… Каково мне — со всеми вами управляться?.. Марина, внуки, Киев, княжество, а вы с Порсенной сказками балуетесь…

— Это не сказки, это жизнь и смерть, — ответила нянька. И неожиданно мурашки побежали по спине княгини Ольги — помимо ее воли и разума. Слишком просто были сказаны эти слова. Чем проще, тем страшнее…

Нянька смотрела на княгиню Ольгу, а пальцы ее пробегали по узелкам на нити клубка.

«Как слепая», — подумала княгиня Ольга со своей никогда не покидавшей ее наблюдательностью.

— Тебе Гелона велела передать, чтобы ты каждый день принимала травы скифские…

— Она что — уже и мной распоряжается, не только моей невесткой? — Княгине Ольге показалось непереносимым слово «велела».

Нянька же не обратила внимания на эти ее слова и недовольства.

«Всех распустила, никто не почитает, — подумала княгиня Ольга с горечью, которая неожиданно вдруг наполнила ее рот. Это выглядело почти как колдовство, пришедшее невесть откуда. — Скифское колдование», — отметила про себя княгиня Ольга, будто на деревянной палочке зарубку сделала.

«Пресвятая Богородица, помоги мне, спаси меня!» — неожиданно встал этот спасительный свет, и бушевавшая внутри буря начала стихать…

— Ты что‑то говорила мне про лекарские сады, что развела тайно Марина у себя. Я думаю, что больше, наверное, похвалялась, чем сделала…

— Гелона говорит, что первыми скифы стали их разводить[209]…

— Ладно, нянька, я уже поняла — у Порсенны всё этруски первыми делали, у тебя — скифы… Это, однако, неожиданно для меня, признаюсь тебе… Я думала, что от тебя. хотя бы негаданных подарков я не дождусь… Но, видимо, мне на роду это написано…

Голос княгини Ольги звучал устало. И опять ее удивило, что нянька не обращает на это никакого внимания. Наконец она будто обнаружила что‑то на одном из узелков.

— Вот что съедал царь тот, что жил неподалеку от Скифии — каждое утро: два десятка листиков руты, немного соли, пара больших орехов и пара смокв карийских[210]. Все это нужно взять натощак… И тогда никакой яд не страшен. А руту едят ласки, когда собираются сражаться с ядовитыми змеями…

— Я и не подумаю слушаться твоей скифской родички, — сказала княгиня Ольга гневно. — Мне надоели ваши глупости…

Как желудок не может растягиваться бесконечно от выпитого и съеденного, так и душа имеет свои пределы насыщения и вмещения.

Княгиня Ольга была сыта всем услышанным, и глухое раздражение поднялось в ней, как приступ неукротимой рвоты.

— Пошла прочь! — крикнула она няньке, наверное, впервые в жизни. И та, вдруг сгорбившись, склонив голову набок, опустила руку с поганым ее клубком с узелками. И засеменила мелкими шажками к двери, которую уже распахнул всевидящий Акила.

«Какая старенькая, бедняжка! — сжалось у нее сердце, — как семенит… едва–едва… Больше у меня никого не осталось!»

Княгиня Ольга вскочила на ноги и подлетела к уходящей старухе. Она повернула ее голову к себе и поцеловала в глаза, из них уже выступили слезы…

«И глаза совсем выцвели… — подумала Ольга. — Вот уж «помяни царя Давида и всю кротость его», — как советовал ей повторять священник при внезапно нападающем гневе.

Трудно назвать воспоминаниями те чувства, поднявшиеся в душе княгини Ольги, увидевшей склоненную голову невестки Марины.

Рута, лекарский сад, скифский корень, Гелона, нянька с ее страхами, что ее, Ольгу, непременно отравят… И нужно пить царское снадобье. Вся беседа с нянькой — в мельчайших поворотах — проплывала в голове, вся неожиданность с нянькой… Было это совсем недавно, и княгиня Ольга еще не пережила ее. Может быть, княгиня была избалована тем, что привыкла управлять собственной жизнью, даже в опасных и трудных переходах ее. Она не пряталась, а шла навстречу трудностям, стремясь их одолеть. Но все имеет свой вес и меру…

И как не раз бывало в жизни, всякая твердая уверенность в чем‑то немедленно повергается, будто кто‑то незримый приставлен к нам, чтобы выжечь нашу смехотворную расчетливость, наше малое познание того, что на самом деле происходит вокруг.

Главный же вопрос, как в молодости, один: любит — не любит. Да, да, любит — не любит — это самый важный, самый божественный наш крик. В молодости душа рвется от страха, что тот, кто предназначен тебе, не отвечает любовью, подобной твоей. Любит — не любит — летят узкие лепесточки славянской гадалки — ромашки…

Что нам до того, лечил ли ею Асклепий своих кентавров–скифов или кентавры выучили Асклепия… Все одно… Любит — не любит… Ромашка у любой тропинки — не нужно и к святилищу заворачивать… Сорви ее — она скажет правду, которую не знает никто… Она же знает и может подсказать… И тогда в душе зажигается надежда.

Белица трава, нивяник, белинница, белоголовница, иванов цвет, солнечник… Почему иванов цвет? К Иванову дню она уже зацветает и помогает, и плетут из нее венки, которые бросают в воду, и плывут венки по воде и правду говорят — кто жить будет… Пророчица…

Говорят, вырастает этот цветок там, где звезда с небес упадет, на небесах же только и ведомы наши пути–дороги и наши сроки.

Девочкой Ольга всегда отрывала лепестки белоголовницы: любит — не любит… Забава была, казалось>что кто не любит — от того легко ноги унести… Но все тот же едкий страх мутит душу: любит — не любит… Сын? Всегда чувствовалось, что любит, но если столько от нее укрыл — значит, не любит…

Невестка не любит, но это не было мучением, казалось преодолимым — и вдруг каменная дорога и нельзя по ней пройди…

В женской душе много страхов, но самый большой — ромашковый: любит — не любит… Сочтешь всех близких, и если один–два не любит — уже трудно жить, а три — вовсе невыносимо… В тяжелые минуты вспоминаются ушедшие… С ними не свидишься уже на этой земле… Князь Олег ее любил, князь Игорь муж — любил… Хватаешься руками, будто за колья, вбитые в трясину, чтобы выбраться на твердую почву. Они любили — значит, дышать еще можно. Но их нет — и спазм боли может прервать стук сердца… Нет, нет, нет… И никогда не будет… Внучата любят — тянут к ней ручонки… Порсенна любит… Нянька любит…