Владимир Тодоров - Пятый арлекин

• Название: Пятый арлекин
• Автор: Владимир Тодоров
• Издательство: Издательство: Лумина
• Жанр: Детектив
• Год: 1990
• ISBN: 5-372-01017-7

Сборник детективных историй «Пятый Арлекин» составлен из романов, повести и рассказов, написанных в соответствии с классическими канонами этого остросюжетного жанра, основу которого составляет преступление. И если оно заранее спланировано и тщательно исполнено, то можно только представить с какими трудностями встречаются те, кто в силу своего служебного долга или собственной совести, вмешиваются в действия преступников.

---

Ирине Лосевой знакомые женшины завидовали. Была она замужем вторым браком, растила дочь от первого мужа, погибшего нелепой смертью, и в общем, могла быть довольна своей жизнью. Новиков, нынешний муж Ирины Александровны, был человеком привлекательным, силь­ным, быстро завоевывал доверие людей, обожал жену и относился к ее дочери так, как не каждый отец относится к своему ребенку. Ко всему этому был еще и обеспечен, занимая должность замдирек­тора по сбыту на трикотажном предприятии, получал большую зар­плату, а в конце каждого квартала непременно премиальные. Так что и квартира и обстановка в ней были, можно смело сказать, на уровне европейских стандартов: раздвижные стены, позволяющие увеличить гостиную вдвое и принять двадцать—тридцать человек, антикварная посуда, купленная в комиссионном магазине, мебель, изготовленная на Востоке, ковры, заглушающие шаги и зовущие окунуться в их голубизну, как в травы... Словом, было от чего немногим подругам Ирины глушить в себе зависть и не показывать ее слишком явно. Случается же так, что одному в жизни выпадает все, о чем только может мечтать человек (естественно, не фанатик, отягченный честолюбивыми идеями открыть новый закон или соз­дать бессмертное произведение, а обычный нормальный человек), другому достаются одни неприятности и болезни. Как тут не позавидуешь, если Ирина к тому же была высокой, стройной, с миндалевидными глазами, а от ее улыбки бросало в жар не одного мужчину из числа тех, кто на красивую женщину реагирует так, как старая полковая лошадь на звонкий призыв медной трубы, кидаю­щей эскадроны в атаку: так же напрягаются, мобилизуя в работу все свои внутренние резервы, и только что не прядут ушами в силу физической ограниченности для производства такого впечатляющего воздействия на атакуемый объект. А Ирина на такой дешевый кон­тингент не реагировала никак и не замечала знаков внимания ни на работе, ни на улице. Можно даже предположить, что она не осознавала своих женских прелестей и от этого пренебрежения к ним, притом естественного, была еще более загадочной и недосяга­емой. Первый муж Лосевой, Борис, был в отличие от Новикова неказистым, с вялой мешковатой фигурой, и вечно сидел за письменным столом, доказывая какую-то теорему, от какой отказались все математики мира. Но он, Лосев, все бил и бил в одну точку и кажется был совсем близок к доказательству, когда случилась тра­гедия: он выпал из электрички и разбился насмерть. При этом, как установила экспертиза, был пьян, хотя раньше даже по великим праздникам не притрагивался к вину, сознавая свое неумение пить. Так вот, даже при невзрачном Лосеве Ирине никогда не приходило в голову изменить ему или просто завести любовную интрижку, чтобы пощекотать себе нервы, что практикуют отдельные женщины, которые боятся, что жизнь с ее прелестями пройдет мимо и каждый день надо прожить так, чтобы не упустить ни одной возможности такого рода. Она, конечно, чувствовала иногда какую-то ноющую тоску, слыша рассказы знакомых женщин о разных умопомрачи­тельных приключениях, но умела быстро ее гасить, испытывая затем к этим рассказам чувство брезгливости, свойственное морально чис­топлотному человеку.

Когда погиб Борис, Ирина не то чтобы почувствовала необратимую, смертельную для себя потерю, такого ощущения не возникло, но как-то заморозилась и твердо решила всю оставшуюся жизнь посвятить воспитанию дочери и своей научной работе. Потом неожиданно в ее жизнь ворвался Новиков и все ее благие намерения разлетелись как стекло под ударом метко брошенного камня. Но­виков как-то незаметно и сразу овладел ее чувствами и мыслями, сделал это ненавязчиво и в то же время с такой напористостью мужской страсти, о существовании которой Ирина Александровна никогда не подозревала. Словом, она кинулась в омут своих нео­бычных чувств и опомнилась только тогда, когда решила для себя, что не сможет прожить без Виталия, что жизнь без него потеряет весь свой смысл, и, неожиданно для всех, знавших Ирину, они быстро расписались во Дворце бракосочетания. То есть, не прошло и полгода после смерти Бориса Викторовича. Понимала, что про­исходит что-то с ней не то, но не могла иначе: каждый день без Новикова был тоскливым и длился вечность. Тут уж не до соблю­дения каких-то внешних правил и приличий — как-то выждать, к примеру, год, а потом уж устраивать свою жизнь. Новиков ворвался в се жизнь и сознание, как неотвратимо врывается в осеннее по­тухшее небо яркий сгорающий метеорит. Ирина впервые в жизни полюбила, да и не удивительно: уж больно отличался Новиков от Лосева. Было в нем сильное мужское начало, энергия, преданность, да и слова он умел находить такие, от которых голова шла не то что кругом, а неслась по смещенной плоскости, как летающая та­релка. Было, правда, в Новикове что-то настораживающее, волчье, но это вовсе не портило его, а наоборот придавало законченность его мужским достоинствам. Ведь должно быть в сильном человеке что-то звериное. Глянет иной раз на него Ирина и почему-то ей станет тревожно. А Новиков в ответ улыбнется, и вид у него при этом мягкий и даже вроде беззащитный. Познакомился он с Ириной случайно: шел по улице, а Ирина — ему навстречу с двумя тяже­лыми сумками. Подошел Новиков, извинился, а потом попросил разрешения помочь. И сделал это деликатно и ненастойчиво. Перед Ириной Александровной стоял высокий подтянутый человек в белом костюме, с доброй улыбкой. На поясе брюк слепил глаза яркий желтый брелок с рельефным тяжелым профилем. Заметив взгляд Ирины Александровны, Новиков открыто улыбнулся и пояснил: «Подарок деда, французский луидор с Людовиком шестнадцатым. Наверное, выглядит претенциозно, но это память — дед носил и мне, как говорится, велел. Не отказывайтесь от помощи, мне хочется быть для вас полезным». И Новиков протянул руки, будто уже получил согласие. Ирина не отказалась: она отдала сумки в сильные ладони и благодарно улыбнулась. Так и закрутилось. Да в чем можно было упрекнуть Ирину, если она впервые за свои тридцать четыре года почувствовала себя настоящей женщиной, ведь не знала до сих пор, что такое безумие любовных ночей, хотя и прожила в браке с Лосевым одиннадцать лет и родила дочь. Супружеские обя­занности для нее были просто-напросто обязательным атрибутом семейной жизни и становились порой мучительными. Потому и по­хоронила себя заживо после смерти мужа, считая, что так будет легче и спокойнее, рассудив, что такого душевного и верного как Лосев все равно не найдет, а другой ей не нужен. Жизнь распо­рядилась иначе.

Со времени ее нового брака прошло ровно два года. Любила она Новикова по-прежнему сильно и даже ревновала, хотя и повода вроде не было. На женщин Новиков не засматривался, а уж тем более не заглядывался на улице, считая это обыкновенной мужской мерзостью. Внимание подруг Ирины Александровны принимал не­брежно, с известной долей снисходительности. Часто, уезжая по служебным делам, он возвращался изголодавшийся по ней. Дочь Ирины Алена любила Новикова и, хотя часто вспоминала об отце, мать за новый брак не осуждала.

После смерти Бориса остался архив, но Ирина никогда не заглядывала в бумаги. Первые месяцы не могла притронуться — было больно и горько, а потом по другой причине — посчитала, что предала его память, так быстро сойдясь с другим человеком. А в последнее время вдруг стала вспоминать Лосева, и стало ей его явно не хватать. Причину этого она не могла объяснить даже себе самой. Ну разве Лосеву сравниться с Новиковым? Только и Виталию Ро­мановичу не хватало одной черты Лосева — естественной чуткости. Конечно, не знал бедный Борис Викторович всех ласк и тонкостей, которыми в совершенстве владел Новиков: бывало придет с работы, еле ноги волочит, умоется, пожует чего-то наспех, и скорей снова за письменный стол, теорему добивать. А на ходу прикоснется к Ирине, проведет рукой по ее волосам и будто застесняется, вроде как чувствует, что неудобно взрослому человеку так раскисать. И все, ничего больше, а все равно, запомнила Ирина этот жест, так запомнила, что вдруг стало ей не хватать этого. Гнала от себя эту мысль, говорила себе, что все это от пресыщенности мужскими ласками Новикова, а все равно понимала в душе, что идет эта неудовлетворенность совсем от другого. А вот от чего, уяснить не могла.

Уехал Новиков в очередной раз в вояж по сбыту особо дефицитных изделий. Алена укатила к бабушке на каникулы, и оста­лась Ирина одна в своей роскошной трехкомнатной квартире. На третий день одиночества она пришла с работы, приняла душ, поже­вала нехотя бутерброд, а потом принялась ходить по комнатам. Будто без всякой цели, а ноги сами заворачивают к кладовке, где лежат завернутые в полиэтилен бумаги Бориса. Опять не хотела сознаваться себе самой, что притягивают ее эти бумаги, что позарез необходимо общение с покойным Борисом. Чуть-чуть засомневалась, а потом снова, как в омут головой кинулась: открыла быстро дверь и оттянула в сторону палатку и прочие туристские принадлежности Новикова, который был сильно подвержен отдыху на природе или, как он выражался, на натуре. Сильным движением руки вытащила из-под всякого хлама мешок и, прежде чем отнести в спальню, долго смотрела на просвечивающиеся сквозь синтетику тетради, желтые листы бумаги, блокноты, и лишь проникшись прежней теплотой и как бы простив себя за предательство, разложила все на огромной двуспальной кровати и стала вынимать из мешка содержимое, рас­правляя измятые листы и откладывая их в сторону. Из толстой тетради выпала фотография. Ирина Александровна встрепенулась, будто потревоженная птица, едва не вскрикнув от нахлынувших внезапно чувств, и схватила снимок. На нем Борис и она на паро­ходе, около борта на верхней палубе, рядом слева спасательный круг с надписью «РОССИЯ». Ветер растрепал Ирине волосы, прикрыв лоб черной прядью. У Бориса наоборот, волосы подались под ветром назад, оголяя массивный тяжелый лоб, лицо открытое, доброе и беззащитное, и даже немного удивленное. Удивление постоянно жи­ло в Борисе с тех пор, как они поженились, будто он так и не мог поверить, что эта женщина останется с ним навсегда. Он и уха­живать толком не умел, а когда поцеловал в первый раз, то пок­раснел и извинился. Тогда Ирине Александровне это даже пон­равилось, ценила она в человеке прежде всего скромность и надеж­ность, а вот когда встретилась с Новиковым и вспомнила первый поцелуй Бориса, то стало смешно. Нелепыми показались ей отно­шения с прежним мужем, нелепыми и в чем-то оскорбительными. Еще бы! Ведь после свадьбы они две недели не были близки, хотя и спали вместе. Оттягивала близость как могла, была в ее замуже­стве дань заведенному порядку: женщина должна иметь мужа, семью, детей. То есть, как все. И только Новиков открыл ей глаза на жизнь. А теперь вдруг потянуло снова к Борису, затосковала, оце­нила прошедшим числом его достоинства, неистовость в работе, фанатичное стремление во что бы то ни стало добить решение ма­тематического казуса, от которого отказались все здравомыслящие математики, даже представители такой престижной и новаторской школы, как Николы Бурбаки. Лосев был уверен, что добьется ре­шения, и был действительно близко к нему. А потом — электричка, открытая дверь и нелепый случай, оборвавший жизнь почти состо­явшегося математика.