Журнал «Если» - «Если», 2012 № 05

• Название: «Если», 2012 № 05
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: ISSN 1680-645X

Далия ТРУСКИНОВСКАЯ. СТЕЛЛА МАРИС

Чего только не сделает моряк, чтобы выручить попавших в беду товарищей…

Мария ГАЛИНА. КУРИНЫЙ БОГ

Может быть, надежды толпящегося на крохотном космическом пятачке человечества наконец сбудутся? Или это очередной провал?

Питер БИГЛ. ДЕНЬ ОЛФЕРТА ДАППЕРА

Знаменитый певец единорогов вновь обратился к своему любимому персонажу.

Ален Ле БЮССИ. ПОСЛЕДНИЙ ТАНЕЦ

На самом деле это совсем не метафора.

Святослав ЛОГИНОВ. ГДЕ СЛЫШЕН КОЛОКОЛА ЗВОН

А мы ведь с вами чувствовали, что в колокольном звоне есть нечто, отгоняющее «злую тьму»

Сергей БУЛЫГА. ФИОЛЕТОВЫЙ ДОЖДЬ

Оранжевое небо, оранжевый верблюд… Но здесь все гораздо серьезнее.

Фелисити ШОЛДЕРС. МАЛЕНЬКИЕ ГОРОДА

Дюймовочке и в современном мире найдется место!

Аркадий ШУШПАНОВ. СЛУЖИВЫЙ И Ко

Да кто же не повоюет за родную землю? Даже если она на кладбище.

Анна КИТАЕВА. КНИЖНАЯ КУКОЛКА

Подобных созданий нет ни в одном бестиарии. Разве только в библиотеке.

Андрей НАДЕЖДИН. ВОКРУГ МАРСА ЗА 80 ЛЕТ

Через сто лет после выхода первой книги и через восемьдесят после первой попытки экранизации знаменитый фантастический цикл наконец обзавелся экранным воплощением.

Сергей СЛЮСАРЕНКО. ДВА МИРА — ДВЕ СУДЬБЫ

Фантастика проникла в военно-патриотическую драму. Правда, патриотизм бывает разным.

Сергей ЛУКЬЯНЕНКО. «ЭТО КОНЕЦ», — ПОДУМАЛ ШТИРЛИЦ…

Продюсерское кино — это уже диагноз.

Анастасия ШУТОВА. КИНО, НАВЕЯННОЕ СНОМ

…вызванным полетом пчелы вокруг граната за секунду до пробуждения.

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

Гарри Поттер в хоррор-ремейке.

Глеб ЕЛИСЕЕВ. ГОРОДОК В ТАБАКЕРКЕ

Мастер тоже вправе ошибаться… Впрочем, все это, как и всегда, субъективная оценка критика.

РЕЦЕНЗИИ

Классики, дебютанты, исследователи; фэнтези, НФ, монография… Только в книжном мире есть реальное право выбора.

КУРСОР

Королева воинов защищает Арктику… Снимается эпопея о планете Дарковер… Не стало великого художника-фантаста.

Вл. ГАКОВ. ТЯЖКАЯ МИССИЯ

Создателю знаменитой «Экспедиции «Тяготение» в этом месяце исполнилось бы 90 лет.

ПЕРСОНАЛИИ

Авторы номера — красноречивое опровержение известной сентенции: писателями не становятся, ими рождаются. Но прежде приходится проделать непростой путь.

---

Между тем день был теплым, пиво превосходным, а едва слышное жужжание ранних комаров понемногу превратилось в колыбельную. Никогда в жизни доктор не признался бы в том, что спал, когда явился единорог; однако его разбудил тихий возглас Реморс Кертли, и открыв глаза, он увидел, что она стоит, прижав обе ладони к губам, а ее темный голландский чепец валяется на земле. До этого момента он ни разу не видел ее густые каштановые волосы распущенными.

Единорог стоял посреди луга, обратясь к ней и явно ее разглядывая, как и она пыталась осознать открывшуюся ей истину его существования. В прошлый раз, при лунном свете, его телосложение казалось более утонченным, почти хрупким; теперь он был не только крупнее, чем помнилось доктору, но весьма возможно, опаснее — стоило лишь поглядеть, как сверкает на солнце его длинный спиральный рог. Медленно поднимаясь на ноги, доктор Даппер вдруг впервые заметил небольшой курчавый завиток бороды под его нижней челюстью, такой же, какой доктор некогда присовокупил к описанию льва в своей книжке про Африку. Значило ли это, что перед ними самец? Или это был признак взрослой особи? Эти и другие вопросы беспорядочно роились в его мозгу, поскольку в глубине души доктор всегда обладал страстной любознательностью истинного ученого. Впрочем, ему всегда хватало осторожности не позволять ей выходить из-под контроля.

Реморс Кертли протянула к единорогу раскрытые ладони. Тот вскинул голову, словно конь, однако не всхрапнул и не заржал: доктор вдруг понял, что вообще ни разу не слышал, чтобы он издавал какие-либо звуки. Неторопливой поступью единорог двинулся к женщине, нацелившись рогом ей прямо в сердце. Она не дрогнула, но медленно опустилась на землю и села, подогнув под себя ноги не менее изящно, чем единорог, положивший голову ей на колени. Его рог расположился поперек ее бедер.

Теперь доктор смог увидеть ее лицо. Оно имело то оцепенелое, нелепо-отрешенное выражение, которое он так часто видел и презирал на более чем многочисленных полотнах своей родины: Мария, внимающая благой вести, святые, поглощенные беседой с ангелами, отшельники, восторженно взирающие вверх, на золотистые, кишащие херувимами облака… у всех у них был тот же восхищенно-отсутствующий вид, какой имела сейчас Реморс Кертли. Доктор Даппер в душе позавидовал ей — и сделал мысленную заметку для следующей книги.

Он не мог бы сказать, действительно ли единорог заснул. Реморс Кертли гладила его по шее и робко играла белыми прядками гривы (касаться рога она избегала), но глаза животного оставались закрытыми, а его медленное дыхание ровным. «Вот момент, когда рыцарь должен был бы выскочить из укрытия и наброситься на него, — отрешенно подумал доктор Даппер, — чтобы не вспугнуть его раньше, чем надо. Я знаю, что бы сделал, будь я немного храбрее… и подлее». Запах единорога напомнил ему запах свежего хлеба, запах недавно отлитых восковых свечей и, как ни странно, старых прохладных колодцев в тенистых садах.

Доктор так и не понял, как долго единорог спал на коленях у Реморс Кертли. Он просто стоял и смотрел на них, а солнце двигалось по небу, шершавая трава шелестела под ветерком, и крошечные насекомые танцевали в солнечных лучах. Бока единорога вздымались и опадали, как у любого другого спящего животного, и время от времени он подергивал своим хвостом с львиной кисточкой на конце, чтобы отогнать муху. А Реморс Кертли сидела абсолютно неподвижно, сосредоточив взгляд — как казалось доктору — на том мире, откуда единорог явился к ним. Изредка она поворачивала к нему голову, но он знал, что на самом деле она его не видит.

А потом, спустя какое-то время, единорог поднялся, взглянул Реморс Кертли в лицо, легко коснулся рогом ее волос и двинулся прочь.

Еще долго после этого миссис Кертли и доктор Даппер сидели не двигаясь. В конце концов она тоже поднялась с земли и подошла к нему, и он обхватил ее обеими руками. Так они стояли, и не было ничего греховного или прелюбодейственного в их объятии; однако спустя некоторое время она тихо спросила:

— Как вы узнали?

— Я ничего не знал, — искренне ответил ей Олферт Даппер. — Я лишь догадывался.

— Что жена преподобного Джайлса Кертли может оказаться до сих пор девственной? Смелая догадка, мой мудрый доктор! — Она наклонилась ближе, прижавшись к нему грудью, совсем не настолько детской, как ему представлялось. — И конечно же, такая догадка заслуживает некоторого вознаграждения?

Ее подсолнуховые глаза сияли мягким, теплым светом. Как ни странно, доктор был первым, кто отстранился в этот момент, практически оттолкнув от себя эту женщину, чья тайна преследовала его во снах всю зиму.

— Добрая госпожа, — к своему немалому изумлению, услышал он собственный голос, — если… если мы это сделаем… у тебя больше не будет шанса когда-либо вновь увидеть единорога… держать голову единорога на своих коленях. Я не такой негодяй, чтобы стремиться лишить тебя подобного блаженства.

Собственная напыщенность привела его в ужас — и то, что это говорилось с самыми лучшими намерениями, только ухудшало дело. «Некоторые люди попросту не рождены для щедрых жестов», — подумал он.

Однако Реморс Кертли только рассмеялась, протянула руки и крепко сжала его плечи, словно желая придержать голову, чтобы поглядеть ему в глаза.

— Раз в жизни увидеть единорога — это уже чудо превыше всего, что может заслужить женщина, независимо от того, девственна она или нет. Несколько же раз… нет-нет, доктор, это для какой-нибудь другой жизни, не моей! — И она поцеловала его с силой, которая могла бы свалить на землю, если бы миссис Кертли не продолжала его держать. По-прежнему не отрывая взгляда от его глаз, она проговорила с той же тяжеловесной серьезностью, с какой говорил до этого он: — Этот единорог освободил меня, можете вы это понять? Освободил от мира, который, как меня всегда учили, является единственным миром для христианской души. Пока я сидела и держала его голову у себя на коленях, он вошел в меня… как еще могу я это описать, милый доктор?., он вошел в меня и показал мне чудеса превыше убогого, вечно недовольного Ноу-Поупери. И за это я буду вечно вам благодарна, больше, чем кто угодно другой. Вот так-то, мой дорогой негодяй!

И она снова поцеловала его, а затем отступила немного назад и начала медленно развязывать корсаж своего тусклого темного платья, ни на миг не сводя с него взгляда.

— Теперь ваше дело — довершить мое освобождение, — прибавила она. — Помогите-ка мне вот здесь…

И он помог, хотя его обычно ловкие пальцы вдруг стали непослушными, словно у неоперившегося юнца. И они двое воистину прилепились друг к другу и стали «едина плоть», как это предложено и одобрено Библией.

Позже, когда они лежали в полудреме в пятнистой лиственной тени, подложив под головы его сумку для сбора трав вместо подушки, он сказал:

— Меня все же печалит, что вы так легко отказались от возможности когда-либо снова призвать к себе единорога. Воистину, я привел вас сюда совсем не для этого, но лишь потому, что сам хотел увидеть это существо еще раз. Я не могу избавиться от ощущения вины.

— Я ни от чего не отказывалась, — строго ответила она, приподнявшись на локте, с потяжелевшим взглядом, — а даже если и отказывалась, то уж наверное не ради вас, тщеславный вы человек, а ради себя самой. То, чего я лишилась, я отдала по доброй воле. Даже Бог Ноу-Поупери понял бы, в чем разница! Единорог понял.

После этого без каких-либо новых объяснений Реморс Кертли разразилась рыданиями.

Думая — наверное, в сотый раз в своей жизни — о том, что он ничего не понимает в женщинах, доктор Даппер подставил ее слезам свою грудь и горло, и где-то посередине всего этого они внезапно снова стали одной плотью, и она принялась над чем-то хихикать как девчонка, но не сказала над чем. Когда он ее спросил, она только засмеялась еще громче, и ее волосы превратились в плетку, хлещущую его по лицу, а потом его внимание оказалось поглощено другими вещами — такими, например, как маленькая розовая родинка между лопаток, крошечное клеймо, которого, как подозревал доктор, никогда не видел преподобный Кертли.

* * *

Обратно они шли бок о бок так же, как и выходили; однако когда доктор Даппер попытался по примеру поселковых ухажеров взять ее за руку, миссис Кертли покачала головой и отошла в сторону. Ее волосы были вновь упрятаны под голландский чепец, корсаж зашнурован чуть не до удушения, на длинном коричневом платье никаких следов предательских травяных пятен; она вновь вошла в роль смиренной пуританской жены и хозяйки, играя ее с той страстной внимательностью к мельчайшим деталям, что отличает хороших актрис — а она потратила всю жизнь на то, чтобы стать такой актрисой. Даже когда она искоса поглядывала на него и улыбалась самым краешком губ, это была не улыбка Реморс Кертли. Ту улыбку доктор хорошо знал.