Святослав Минков - Алхимия любви

• Название: Алхимия любви
• Автор: Святослав Минков
• Жанр: Научная Фантастика

---

И когда Беба и Буби, все такие же торжественные и ликующие, выходят из церкви и усаживаются в автомобиль, чтобы отправиться в фотографию, когда после них в нескольких других автомобилях скрываются их родители, посаженые, наиболее близкие родственники и знакомые, в церковном дворе совсем ясно можно услышать следующие достойные быть отмеченными реплики:

- Не-ет, тут дело не в угощении! Выпьешь, скажем, стакан вина, съешь бутерброд, велико ли дело?! Вопрос идет о соблюдении обычая.

- Конечно, разумеется! Встретился, к примеру, с человеком, ну и скажи: а ну-ка, иди сюда, выпьем за здоровье новобрачных! Да ты только скажи, а человек еще, может быть, и не пойдет.

- Воспитания нет у этих господ! Элементарного воспитания! Оказал я им честь, пришел в церковь их поздравить, а они тебя и в грош не ставят. А ведь мы как-никак родственники!

- И чему ты удивляешься? Да ведь это же болгарин. Когда ты ему нужен, он будет лицемерить и по плечу тебя потреплет, а когда дело дойдет до того, чтобы тебя угостить, так он извини, говорит, в другой раз соберемся как следует. А ну их совсем, скупердяев этих, пускай они себе там головы посворачивают! Не помрем мы без их закусок и вина! Мы и сами можем приготовить себе закуску, получше ихней!

* * *

Водился в прежнее время в фотографических ателье незабываемый декорум, среди которого человек чувствовал себя в самых недрах природы: скалы из клеенки, вековые деревья из холстины, широкая лестница, ведущая в замок, идиллические родники с буйной растительностью вокруг, а на переднем плане - какой-нибудь трехногий столик, покрытый кружевной скатерткой, а на столике - толстая, долженствовавшая символизировать кабинетную науку, книга. Тогдашние фотографы ставили клиента, как монумент, к трехногому столику, глубокомысленно опускали его указательный палец на толстую книгу, а потом вручали ему портрет с физиономией философа. Тогдашние фотографы, стало быть, уважали своих клиентов и индивидуализировали их при помощи искусственной природы и книжной мудрости, чтобы представить их умнее, чем они были в действительности. Нынешние фотографы, наоборот, смотрят, как бы сделать человека еще глупее, чем он есть на самом деле, и поэтому снимают его не только без пейзажа, не только без столика и толстой книги, но и, кроме того, заставляют его стоять перед объективом аппарата в самой уродливой позе. Они, понимаете ли, так немилосердно поворачивают ему голову, что подбородок оказывается на спине, а глаза блестят как в какой-то ужасной агонии, а потом, когда фотограф показывает снимок, клиент прокашливается с естественным смущением перед своим собственным изображением и, разумеется, протестует, но фотограф успокаивает его замечанием, что такова уж мода: чтобы на портрете вместо глаз были видны одни только белки, или только одни ноздри, или, наконец, только одно громадное ухо-иначе говоря, модно, стало быть, чтобы человек выглядел как зарезанный.

Но все же здоровые традиции вечного изобразительного искусства не ушли навсегда благодаря капризам и своеволию современных фотографов, а успели наложить свой отпечаток на их работу, особенно когда снимок увековечивает какое-нибудь крупное событие в жизни человека. Таковы, например, групповые снимки учениц последнего класса средней школы - эти всегда трогательно целомудренные ученицы фотографируются, усевшись амфитеатром вместе со своей классной наставницей и с преподавателями в первом ряду; затем идут коллективные портреты правления какого-нибудь кустарно-промыслового объединения, на которых председатель обязательно сидит в центре, бесцеремонно закинув толстую ногу на ногу, отчего штанины задираются вверх, обнажая завязки кальсон; таковы, наконец, и свадебные портреты, на которых невеста и жених любой ценой должны выглядеть донельзя разнеженными. В такого рода снимках уже не могут иметь места никакие выкрутасы и выдумки фотографа, в них должны быть строжайше соблюдены законы классического реализма.

Вот почему, когда Беба и Буби переступили порог фотографического ателье "Уважай самого себя", фотограф-художник мгновенно сообразил, какой снимок нужно сделать, несмотря на свое врожденное чувство извращения действительности. Он усадил наших героев на продавленный диван, с шумом отдернул за их спиной громадное полотнище и вместо него так же шумно задернул другое, зажег по обе стороны две большие вольфрамовые лампы и прищуренными глазами стал смотреть на своих клиентов, скаля зубы и гримасничая по всем правилам своей утонченной профессии, дабы обрести необходимое настроение и войти в раж. И вдруг фотограф подошел к своему аппарату, залез головой под черное покрывало над матовым стеклом и навел объектив на фокус, затем опять отбежал на свое старое режиссерское место и стал распоряжаться:

- Вашу голову, сударь, немного влево! Вашу, сударыня, немного вправо! Очень хорошо! Смотрите сейчас вместе на пятнадцать сантиметров выше объектива! Так! Отлично! Прошу, улыбнитесь! Внимание!

Беба и Буби застывают в странной позе своего стереотипного блаженства - она в венчальной фате, он с восковым цветочком в петлице, и - штрак! - чувствительное фотографическое стекло засвечивается и навсегда запечатлевает их торжествующие лица.

- Готово! - восклицает фотограф, закрывая кассету и вынимая ее из аппарата.

Молодые супруги поднимаются с дивана с приятным сознанием, что обеспечили себе бессмертие среди грядущих поколений, и с нетерпеливым любопытством спрашивают, когда будет готов пробный снимок.

- Вы подретушируете рот и глаза, не правда ли? - мелодраматически опрашивает Беба, сознавая втайне недостатки своего немного неправильного рта.

- Будьте спокойны, госпожа! Такое фотогеничное лицо, как у вас, я вижу первый раз в своей жизни! - с профессиональной любезностью лжет хитрый фотограф и щедро раскланивается на все стороны.

После этого весьма приятного комплимента наши герои вручают фотографу сто левов задатка, прощаются с ним как великодушные благодетели и покидают ателье. На улице случайные прохожие останавливаются и смотрят на них с удивлением, но те невозмутимо усаживаются в автомобиль и отправляются к высокому кооперативному дому, где уже началось скромное свадебное торжество.

В знакомой нам зеленой гостиной раскинут и накрыт длинный стол, вокруг которого уселись отборные молодцы. Здесь и посаженые, и родители новобрачных, и сестра Буби со своим мужем-агрономом, и старый отставной генерал с фиолетовым лицом, и молодой атташе из министерства иностранных дел с блестящим теменем, с подстриженными усиками и в синей шелковой рубашке, манжеты которой почти доходят до конца пальцев, здесь находятся еще пять-шесть дам и пять-шесть супругов этих дам, загадочный человек лет около пятидесяти, которого никто не знает, но который, несмотря на это, имел смелость явиться на свадебный пир; здесь же находится какой-то неопределенный родственник, которого одни называют "дядя Димитр", другие - "сват Димитр", а третьи - только "Димитр" или - попросту "Митя".

Все эти прекрасные гости будто бы с некоторой застенчивостью протягивают руки к длинному фарфоровому блюду с раскромсанным, словно бомбой, поросенком, пронзают вилкой какой-нибудь кусочек пожирнее мясца или кусочек поджаристой кожицы и, чтобы отвлечь внимание от себя, все время приговаривают соседу: "Ну, а вы почему ничего не кушаете? Прошу вас, не стесняйтесь!' Поросеночек словно мозг!" И, взаимно подбадривая друг друга, гости постепенно освобождаются от той мучительной застенчивости, которая мешает им насладиться великолепным поросенком, выпить несколько стаканов вина, и, вдруг развеселившись, начинают ожесточенно жевать и чавкать и состязаться в обжорстве.

Появление Бебы и Буби освобождает счастливых сотрапезников и от той небольшой стыдливости, с которой человек родится на свет, чтобы носить в обществе маску некоторой воспитанности и приличия. Неожиданно с прибытием молодоженов у всей свадебной компании создается приподнятое настроение, кто-то поднимает бокал и восклицает: "За здоровье молодых супругов!", и молодые также берут по бокалу, чокаются со всеми и выпивают заздравную за собственное преуспеяние в жизни. Воспользовавшись этой желанной суматохой, несколько смельчаков совершенно открыто убирают последние остатки жертвенного поросенка, к смертельному ужасу остальных гостей, которые вопросительно переглядываются и впадают в какую-то особенную гастрономическую меланхолию.

В этот именно миг Беба почти с испугом оглядывает опустошенный пиршественный стол и убегает на кухню. Буби же подсаживается поближе и поудобнее к генералу и с напускной тревогой начинает допытываться, неужто в самом деле скоро будет война.

- Война будет! - авторитетно отрубает генерал, как человек, который держит судьбы всей Европы в своих руках.

Другие гости тоже силятся завязать какой-нибудь разговор, но это им не удается. Каждый ощущает в желудке такую дьявольскую пустоту, которая попросту лишает возможности спокойно и правильно рассуждать о самых обыкновенных житейских вопросах. Будь еще хотя бы три-четыре куска, три-четыре глотка вина, все было бы совсем по-другому. А то сотрапезники стоят, как кони у пустых ясель, и меланхолия их, можно сказать, переходит в ипохондрию. Как посаженый и духовный отец молодой супружеской пары, Власаки Топлийский чувствует себя обязанным поднять упавший дух присутствующих и делает попытку сказать несколько лестных слов о Рузвельте, но один толстенький господин так зверски стреляет в него своими подпухшими глазками, что несчастный начальник отдела министерства финансов моментально опускает хвост и обрывает на середине свое славословие гениальному американцу. Со своей стороны родители Бебы и Буби также стараются занять гостей разными турусами на колесах, но гости остаются глухи, нервно ломают спички и смотрят на хозяев с тупым равнодушием. Только один атташе из министерства иностранных дел улыбается без всякого повода, будто кто-то щекочет его под столом, вертится во все стороны и делает вид, что отсутствие на столе чего бы то ни было из съестного не производит на него никакого впечатления.