Леонид Семаго - Гнездо над крыльцом

• Название: Гнездо над крыльцом
• Автор: Леонид Семаго
• Издательство: Издательство Воронежского университета
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1989

---

Когда любители стали разводить в садах сладкие сорта рябины — Невежинскую, Моравскую с изюмным вкусом яблочек, рябинники распробовали их очень быстро и прекрасно запомнили, где растут новые деревья. Они стали прилетать к ним в урожайные годы уже летом и приводить с собой новое поколение. Ощипывают сладкий урожай, когда кругом еще летнего корма достаточно. А заодно от них и винограду достается. Осматривают кусты крыжовника, обрывая перезревшие ягоды. Не находя поживы на рябине, кочуя в поисках корма по садам, эти дрозды рано или поздно должны были попробовать на вкус яблоки. И попробовали. Узнали, какие сочнее и слаще. Теперь, не трогая кислых или пресноватых сортов, прилетают сразу к любимым. Тем более что и летать для многих стало недалеко: в 1984 году первые рябинники загнездились в Воронеже. Лесные птицы не только привыкли к городу, как к месту кормежки, но и становятся его постоянными жителями.

Таежники свиристели прилетают позднее, когда рябину прихватят первые морозы. У них нет постоянных сроков прилета, и звенящие стаи могут явиться на пир и в конце октября, и в середине января, и в начале апреля, или вообще облететь город стороной, оставив богатый урожай неизвестно кому. И тогда высохнет под весенним солнцем, почернеет, запылившись, рябиновая краса, и деревья, словно стыдясь этого, поспешат закрыть невольную неряшливость молодыми листьями. После таких зим создается впечатление, что рябины стало уже так много, что на нее птиц не хватает.

Птицы не ведут счет урожайным и неурожайным годам. И когда дерево отдыхает, набираясь сил для будущего цветения, оно подводит свиристелей, которые по старой памяти прилетают туда, где их прежде встречало изобилие. Не находя угощения, стаи летают с улицы на улицу, ощипывая забытые и замороженные ягоды полудикого винограда, клюют оставшиеся на ветках яблоки, разыскивают яблочные огрызки на мусорных ящиках, едят вареную морковку и даже кашу, и тогда их негромкие, серебристые трели звучат с оттенком явного недоумения.

Однажды в морозный январский день, любуясь, как быстро и ловко стайка свиристелей ощипывала облепленные густой изморозью гроздья, я и сам захотел попробовать зимней рябины. Подобрал несколько оброненных птицами окаменевших ягод и, не подумав, бросил их в рот. Мгновенно заломило зубы и онемел от холода язык, и жизнерадостное птичье пиршество показалось мне самым настоящим самоубийством. Разность температур мороженых ягод и тела свиристеля была не менее семидесяти градусов, а птицы рвали их и проглатывали с такой торопливостью, будто опасались, что не всем достанется.

Проглотив несколько яблочек-ледышек и ухватив в клюв еще одно, каждый свиристель взлетал на высокую телевизионную антенну, установленную на крыше пятиэтажного дома. Там, усевшись тремя рядами, птицы степенно и чинно оставались минут десять, чуть слышно перезваниваясь голосами-колокольчиками, а потом как будто посыпались вниз на ту же рябину. По той торопливости, с которой они срывали холодный корм, нетрудно было догадаться, что от предыдущей порции у них уже ничего не осталось. После полудня аппетит птиц стал ослабевать, и последний налет на рябину, освободив ее ветки от последней тяжести, стайка совершила, когда диск солнца стал тускнеть в закатной морозной дымке. А потом, взлетев еще раз на ту же антенну, умчались с нее в ту сторону, откуда с крепчайшим морозом надвигалась на город долгая ночь, где темнел едва различимый у горизонта Усманский бор. С рассветом стайка снова была на той же улице, где еще стояла целая шеренга неощипанных рябин. А под теми соснами, где ночевали, остался птичий посев, семена городских рябин.

Чтобы представить себе необыкновенную выносливость хохлатых северян, проще всего вычислить отношение массы разовой порции рябины к массе тела свиристеля и применить его к человеку. Получается, что взрослому человеку, чтобы сравняться с этой птицей аппетитом, надо за минуту или даже быстрее управиться с ведром фруктового мороженого. И не в теплом помещении, а на студеном ветру. Да еще запить это ведро ледяной водой или заесть несколькими пригоршнями скрипящего снега, потому что свиристели даже на таком сочном корме очень много пьют. А ведь за день птице мало и десятка таких порций.

Кажется, именно в питье кроется одна из причин того, что в морозное бесснежье свиристели, стая за стаей, покидают места, где вкусного урожая хватило бы на всех, сколько их есть на свете. Если нечего пить, их не удержать ничем. От свежего винограда улетят. Вода годится в любом виде: глотают снег, глотают искрошенный колесами автомобилей лед дорожных луж, пьют капельки дождя и тумана с кончиков тонких веток, с проводов, летают на водопой к большой воде, пока не замерзнет.

Живя зимой исключительно на фруктово-ягодных соках, свиристели умеют беречь скудную энергию, расходуя ее дневной запас на оттаивание корма, на собственный обогрев и на перелет к месту ночевки и обратно. Ни игр, ни лишних полетов, ни ссор, ни громких криков. И характер у них, наверное, поэтому спокойный и уравновешенный. Они все делают вместе: и отдыхают, и корм ищут, и пьют, толпой налетая на маленькую лужицу, и ночуют.

Стая свиристелей, в которой может быть и пятьдесят, и двести пятьдесят птиц, накрыв урожайное дерево, сразу принимается за дело. Все меньше рябины остается на ветках, все больше ее краснеет на земле, асфальте или снегу, но никто не спустится вниз, чтобы подобрать рассыпанное. Меня долго удивляла эта непонятная привередливость, какая-то бессмысленная расточительность свиристелей, одинаковая и при обилии корма, и при его недостатке. Удивляла больше, чем издавна известная ненасытность этих птиц. Брошенные яблочки ни видом, ни вкусом не отличаются от тех, которые проглочены. Тем более, что вкус рябины можно ощутить, лишь раздавив ее во рту, но свиристели глотают ее целиком, да еще в замороженном виде. Какой может быть вкус у кусочка льда?

Похоже, что каждая птица в стае относится к корму не так, как те, которые рвут ягоды ради какой-то скверной забавы ни вам, ни нам. Утолив голод, свиристели снова возвращаются на дерево и, как от безделья, начинают срывать ягоду за ягодой и бросать их, словно отыскивая среди тысяч одну заветную. На игру это не похоже. Во-первых, ни птицы, ни звери, живущие стаей, не развлекаются каждый сам по себе. Во-вторых, слишком однообразна у всех эта странная забава, и никого не интересует ее результат. В-третьих, в каждом действии должен быть очевидный или скрытый смысл. Этот смысл становится понятным только во время весеннего возвращения свиристелей.

Не потерявшие своей степенности и красоты птицы находят рябиновые деревья, до ягодки ощипанные на осеннем пути, и с остатков талого снега, с холодной, раскисшей земли подбирают моченые яблочки, оборванные или самими или их соплеменниками. Выходит, что не забавлялись, не сорили попусту даровым угощением для ворон и голубей, а делали запас на обратный путь. Пусть не для себя, но для своих, для всех птиц своего вида (так поступают с грибами кочевые белки). А если бы сразу подчистили все до ягодки, туговато пришлось бы на опустошенной самими же дороге домой. Пришлось бы перебиваться почками осин, серебристых тополей, кленов, морожеными яблоками. Хотя бывают стаи, в которых ни одна птица не знает, что яблоки, да еще мороженые, даже лучше рябины. Я не раз в апреле развешивал в саду тронутые морозным «загаром» яблоки. Одни стаи за несколько минут съедали все, из других на угощение не спускалась ни одна птица, хотя никакого корма больше для них не было.

В животном мире все, кто делает запас, около него и живут. Свиристели — кочевники: им ни с собой взять, ни кладовых у них, и они не прячут лишний корм, а просто бросают его наземь, чтобы присыпало снегом. На холодной земле, под снегом рябина, калина, боярышник сохраняются почти в свежем виде. Они лишь немного раскисают от снеговой воды, но сахар в них остается.

Не так давно считалось, что свиристели не возвращаются на родину по осенней дороге. Но в птичьем мире нередко исключения становятся правилами, и наоборот. И нет ничего невероятного в том, что озеленение городов за несколько лет изменило поведение хохлатых странников, получивших такое изобилие корма, и стали они возвращаться в свою тайгу через те же пункты, где останавливались с осени или зимой.

Осенью 1980 года у воронежской рябины появились новые потребители — скворцы и вороны. Раньше ни те, ни другие не трогали ее даже любопытства ради, словно не зная, на что годится эта красота. Правда, у скворцов увлечение рябиной не стало постоянным. К тому же с их племенем произошло что-то не совсем понятное: мало стало скворцов. А вороны после листопада несколько дней обирают рябину довольно усердно. Грачи за ними потянулись. Хорошо, что не все, потому что, срывая целые гроздья, эти крупные птицы губят большую часть урожая: до зимы еще далеко, а под деревьями уже красные круги. На одних улицах оборванную рябину завалят листья других деревьев, на других ее сметут вместе с листьями, а тут еще и дожди, и возвраты тепла. Не столько съедят черные птицы, сколько погубят без пользы.