Фернандо Морайс - Маг. Биография Паоло Коэльо

• Название: Маг. Биография Паоло Коэльо
• Автор: Фернандо Морайс
• Издательство: Астрель, АСТ, Полиграфиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-062886-5 (ACT), 978-5-271-25696-7 (Астрель), 978-5-4215-0211-1 (Полиграфиздат)

«Маг» — история жизни писателя, книги которого разошлись по миру тиражом более 100 миллионов экземпляров.

Прежде чем стал всемирно известным автором бестселлеров, Пауло Коэльо прожил множество разных жизней. Его лечили электрошоком в сумасшедшем доме, он принимал наркотики, пробовал нетрадиционные варианты секса, вызывал дьявола, сидел в тюрьме, писал песни и наконец в 1986 году прошел священным «Путем Сантьяго», дорогой средневековых паломников. Коэльо описал обретенный им духовный опыт в своей первой книге «Дневник мага». Роман «Алхимик», вышедший в следующем году, принес автору международную известность и обрел статус мировой классики. И вот теперь читатель может познакомиться с историей жизни столь популярного и читаемого во всем мире писателя.

«Пауло Коэльо де Соуза родился дождливым утром 24 августа 1947 года, в день святого Варфоломея. В пять минут первого врач, который буквально вывинчивал его из матери, услышал слабый хруст. Будто карандаш треснул — тоненькая ключица новорожденного не выдержала нажима щипцов. Но вряд ли это имело значение: мальчик был мертв.

Убитые горем родители попросили кого-нибудь позвать, чтобы мертворожденного соборовали. Но вдруг послышался слабый стон — словно котенок мяукнул. Младенец был жив. Трудные роды стали первым вызовом, который судьба бросила этому малышу. Он его принял…»

---

Пауло и Розарио в ресторане

Финансовые обстоятельства всех четверых были таковы, что они могли позволить себе роскошный нью-йоркский отель «Плаза» перед Центральным парком или еще что-нибудь в этом роде. Кстати, там имели обыкновение жить звезды, оказываясь проездом в Нью-Йорке. В «безумные 1970-е», однако, считалось хорошим тоном проживать в отелях, пробуждавших более сильные эмоции. И потому Пауло, Розарио, Рауль и Глория постучались в двери отеля «Марлтон», вернее сказать — оказались у железной решетки, защищавшей вход от уличных банд богемного квартала Гринвич-Виллидж «Марлтон», построенный в 1900 году, был славен тем, что привечал у себя всех без разбора: проституток, сутенеров, наркодилеров, киноактеров, джазистов, битников. Через его 114 номеров большинство даже без душа — прошли такие примечательные личности, как актеры Джон Бэрримор, Джеральдин Пейдж и Клэр Блум, певцы Гарри Белафонте, Кармен Макрэй и Мириам Макеба, писатель Джек Керуак. Здесь жила в июне 1968 года фанатичная феминистка Валери Соланас, отсюда она вышла с револьвером, чтобы совершить покушение на Энди Уорхола, которое просто чудом не окончилось гибелью создателя поп-искусства. Номер Рауля и Глории (гостиная, спальня, ванная) стоил триста долларов в месяц. Номер Пауло и Розарио (спальня и ванная) обошелся им в двести, правда, там не было холодильника, а потому приходилось пить теплую кока-колу и виски безо льда — разумеется, когда парочки не курили анашу или не нюхали кокаин, что было их основным времяпрепровождением.

В тот день — 8 августа 1974 года — взоры всего мира были прикованы к Соединенным Штатам. В результате длившегося два года и два месяца шпионского скандала, получившего название «Уотергейтский скандал», администрация республиканца Ричарда Никсона доживала последние дни. Судьбоносные решения принимались, разумеется, в Вашингтоне, но сердце США билось в Нью-Йорке. Казалось, атмосфера «Большого яблока» до предела насыщена электричеством. С минуты на минуту ожидалось, что президент, не дожидаясь, пока ему объявят импичмент, сообщит о своей отставке. Пауло и Розарио, проведя ночь в модном клубе, проснулись около трех и отправились позавтракать в ресторанчик «Чайлд», находившийся в квартале от отеля, а потом вернулись в «Марлтон». Стали нюхать кокаин, а когда опомнились, за окнами уже смеркалось. По радио диктор объявил, что через десять минут по всем каналам национального вещания будет передано заявление президента Никсона. Услышав такое, Пауло соскочил с кровати, где обоих сморил сон:

— Идем скорее! Выйдем на улицу и запишем, как реагирует народ на отречение президента!

Набросив на голое тело джинсовую куртку, натянув длинные — до колен — ковбойские сапоги, он взял диктофон размером с телефонный справочник, набил карманы пустыми кассетами, а на шею Розарио повесил фотоаппарат:

— Идем-идем! Такое нельзя пропустить! Это будет почище финала чемпионата мира по футболу!

На улице он включил магнитофон и стал наговаривать, что видит и слышит, словно вел радиорепортаж в прямом эфире:

Пауло: Сегодня 8 августа 1974 года. Я на 8-й улице, направляюсь к ресторану «Шекспир». Через пять минут президент известит нацию о своей отставке. Вот мы входим в холл ресторана. Телевизоры включены, но трансляция еще не началась… Что ты сказала?

Розарио: Я говорю, что по-прежнему считаю — американцы горячий народ!

Пауло: Все это напоминает футбол. Передача еще не началась, а на улицах — настоящее столпотворение.

Розарио: Какой крик стоит, ты слышишь?

Пауло: Еще бы!

В переполненном ресторане парочка сумела занять место у свисавшего с потолка телевизора, включенного на полную громкость. Никсон в темно-синем костюме и красном галстуке появился на экране: выражение лица у него похоронное. Стало тихо как в церкви, когда он начал зачитывать свое беспрецедентное заявление об отставке. В течение пятнадцати минут в мертвой тишине, не нарушаемой ни словом, ни вздохом, Никсон объяснял, какие причины побудили его принять это решение. Он завершил свою речь таким меланхолическим пассажем:

Пребывание на этом посту подразумевает особую близость с каждым американцем, и сегодня, покидая этот пост, я обращаюсь к Господу с молитвой: «Да пребудет с вами Его благодать ныне и присно».

Едва завершилась прощальная речь теперь уже бывшего президента, как Пауло и Розарио вновь были на улице, продолжая изображать радиорепортеров.

Пауло: Ах, чтоб тебя!.. Я ив самом деле под сильным впечатлением… Очень сильным, Розарио! Если мне когда-нибудь доведется отрекаться, я хочу, чтоб это было похоже на сегодняшнее действо. Нет, ты взгляни: Никсон ушел со своего поста, а вон тот малый на углу пляшет!

Розарио: Пляшет и бренчит на банджо! Безумная страна!

Пауло: Я не могу передать свои ощущения! Мы идем по 8-й улице…

Розарио: Люди и вправду ликуют. Норма-а-ально!

Пауло: Сами не свои от радости. Ошалели малость. Тележурналисты берут у них интервью на улицах… Исторический день, что тут скажешь!

Розарио: А вон тетенька плачет… И девочка тоже… От избытка чувств, ясно!

Пауло: Да-а, охренительный денек..

Взбудораженные происходящим, они вернулись в «Марлтон». Розарио вышла на третьем этаже и направилась в свой номер, а Пауло поднялся на седьмой, чтобы дать послушать Раулю ту чепуху, что записал на улице. Войдя без стука, как у них было принято, он обнаружил друга распростертым в беспамятстве на диване. На столике уже была выстроена и готова к приему очередная «дорожка», а рядом с полупустой бутылкой виски лежала пачка стодолларовых купюр, тысяч пять. Для того, кто, подобно Пауло, только что своими глазами наблюдал на улицах этот «гражданский карнавал», кто был свидетелем и участником беспримерного празднества, это зрелище — пьяный, обкуренный, в пыль растертый человек — было более чем тягостным — омерзительным, еще и потому, что Пауло не просто увидел в таком жалком и гнусном виде друга, которого он же и приобщил когда-то к наркотикам, но внезапно понял: кокаин ведет его самого тем же путем. Он никогда никому не говорил об этом и не доверил эти мысли даже дневнику, но в тот миг с непреложной ясностью осознал, что впал в серьезную зависимость от наркотиков. В подавленном настроении он вернулся в свой номер. В голубоватом свете, проникавшем с улицы, увидел на кровати стройное обнаженное тело Розарио. Он присел рядом, погладил ее по спине и объявил со вздохом:

— Сегодня и для меня исторический день. 8 августа 1974 года я завязал с кокаином.

Праздник по случаю отставки Ричарда Никсона. В тот день, 8-го августа 1974 года, Пауло принимал кокаин последний раз в жизни

18 Сеньора Пауло Коэльо вводит ограничения: один косячок — еще туда-сюда, но никаких сексуальных экстравагантностей!

Они собирались провести в Нью-Йорке несколько месяцев, но в их планы вмешалось неожиданное происшествие. Однажды вечером Пауло решил испробовать новинку — электрический консервный нож — но остро заточенное лезвие соскользнуло и поранило ему правую руку. Розарио пыталась унять кровотечение туалетной бумагой, но без толку извела целый рулон. В амбулатории, куда Пауло доставили на «скорой», определили, что он перерезал себе сухожилие на большом пальце. Срочно сделали операцию, наложив девять швов, и потом еще несколько недель он носил на руке металлическую шину.

Вскоре после этого они с Розарио вернулись в Бразилию, а Рауль и Глория полетели в Мемфис, штат Теннесси. В Рио Пауло пришел к выводу, что достаточно окреп, чтобы не бояться теней и призраков, и может теперь жить в той самой квартире, но один, без Жизы. Однако бодрости духа и отваги хватило ненадолго. Прошло всего две недели, и 10 сентября он снова причалил к тихой пристани родительского дома, которому не страшны были никакие бури и шторма. Желая поскорее избавиться от всего, что напоминало бы ему о демонах, тюремных ка мерах и похищениях, прежде чем переехать, он продал все книги, картины и пластинки. Увидев пустую, догола ободранную квартиру, записал в дневнике: «Я только что разделался с прошлым». И все-таки это оказалось не так просто. Страхи, комплексы, параноидальные реакции продолжали томить его душу. Он часто признавался, что по-прежнему терзается виной за эпизоды, оставшиеся в далеком детстве — за то, что «трогал девочку между ног» или «нехорошо думал о маме», однако надеялся, что в отчем доме, по крайней мере, его никто не похитит.

В ту пору, когда разнообразие сексуальных партнеров и беспорядочность связей еще не представляли столь грозной опасности, как ныне, по дневнику Пауло можно проследить за бесконечной чередой женщин в его жизни — при том, что ни одна не удостоилась специального упоминания, исключая особо даровитых в постели. Иногда Пауло возобновлял старые романы, но оправиться после разрыва с Жизой, которой продолжал писать, не получая в ответ ни строчки, он так и не смог. Узнав, что Вера Рихтер подумывает вернуться к бывшему мужу, он записал в дневнике: