Рауль Мир-Хайдаров - Пешие прогулки

• Название: Пешие прогулки
• Автор: Рауль Мир-Хайдаров
• Жанр: Детектив

---

Догадка эта не порадовала бывшего прокурора, он подумал, что среди тех, кого эти четверо ожидают за столом, вполне могут оказаться люди, которых он действительно знал, с кем дружески общался прежде. И миновать с ними встречи и разговора будет невозможно. Но ни с кем из своей прошлой жизни он видеться не желал; хочешь не хочешь, пришлось бы отвечать на какие-то вопросы, рас-сказывать о нынешней жизни, выслушивать слова сочувствия и возмущения несправедливостью. По-этому он и не задержался в зале, быстро расправился с ужином, хотя в другой ситуации с удовольствием попросил бы принести еще чайник зеленого чая: настоящий китайский чай тоже остался там, в преж-ней жизни.

Дома он принял свое обычное сердечное, хотел заодно принять таблетку снотворного, но переду-мал -- в эту ночь ему вряд ли уснуть, даже со снот-ворным. И не ошибся. Если бы не усталость, раз-битость и заметные сбои "мотора", он, наверное, оделся и вышел бы снова погулять по ночному городу, как делал иногда, когда его мучила бессон-ница, которую он обрел почти одновременно с пер-вым инфарктом; теперь он уже не помнил, что чему предшествовало. Бессоннице он не придавал особого значения, больше того, считал, что удел людей думающих, склонных к самоанализу, а у него в жизни -так уж получилось -- сейчас как раз была пора раздумий, подведения итогов. В иные бессонные ночи ему приходили такие мысли, идеи, что он откровенно жалел, что не знал подобных бессонниц в молодые годы.

Мысли его все время возвращались к "Лидо", к той мелодии из давно прошедшей жизни, которая заставила его свернуть с обычного маршрута.

Тогда, почти тридцать лет назад, на наших танц-площадках "знатоки" уже лихо отплясывали полу-запретные рок-н-ролл и буги-вуги и, кроме Пресли, восхищались и другим кумиром, джазовым певцом Джонни Холидеем. Но из того времени студенческих музыкальных увлечений, кстати, весьма непродол-жительного, он запомнил именно этот "Рок круглые сутки", и на то была особая причина, достаточная, чтобы и сейчас, через столько лет, вспомнить все и почувствовать в душе разлад, хотя теперь у него и без того хватало печалей.

Он давно не вспоминал свою молодость, навер-ное, оттого, что и повода не представлялось, и была она скорее трудная, чем радостная или интересная. Как ни странно, в студенческие годы он не знал особых привязанностей, не знал и большой любви, словно жизнь запланировала для него другой отрезок времени, где у него появятся разом увлечения, пой-дут удачи и придет к нему настоящая любовь. Так, в общем, оно и произошло. Он думал: одни рас-крываются рано, и на всю жизнь их душевным багажом остаются ощущения юности, у других на-оборот, все к ним приходит позже -- и первые удив-ляются такой метаморфозе вторых, не всегда умея правильно оценить духовные взлеты, профессиональ-ные и иные успехи, принимая все за случай, за удачу, не видя подготовительной работы души...

Вспоминая давно прошедшие дни, он сделал для себя еще одно открытие: чем дальше они уходят, тем яснее и четче их видишь, и теперь многое, над чем когда-то бился, мучился, запоздало легко открывается, но все эти открытия только добавляют печали -- ведь всего-то порою нужно было войти в другую дверь. И открытие не бог весть какое, про-писные истины, скажет иной, обо всем этом писано и переписано, он даже знал слова поэта -- "помню только детство, остальное не мое", -- но даже в самых умных книгах это был чужой опыт, а когда чужой опыт, один к одному, подтверждается личным, это уже другое дело, и тогда-то твое открытие подни-мается в твоих же глазах, обретает особенную цен-ность. Хорошо, если время подтверждает твою пра-воту и пусть запоздало, но доставляет тебе удов-летворение, а если, наоборот, время безжалостно высветит твои ошибки, заблуждения, и ладно, коль за свои промахи ты заплатил сам, -- обидно, но спра-ведливо. А если за них расплачивались другие? Что может быть тягостнее, чем признать за собой такое, тем более если ты всегда был убежден, что живешь и жил только по справедливости, боролся и отстаивал только ее?

4

В его студенческие годы стройотрядов еще не было, в каникулы они ездили на казахстанскую целину. Отовсюду, со всех концов союза, съезжались летом студенты в необъятные и необжитые казах-станские степи. Строили в колхозах и совхозах, многие из которых были пока лишь названием на фанерном щите в открытом поле, и жилье, и боль-ницы, школы, крытые тока, дороги, бурили арте-зианские скважины, трудились на кирпичных за-водах...

После первого курса работали они на севере Акмолинской области, краю суровом, со злыми хо-лодными зимами, жестокими ветрами, утихавшими ненадолго только по ранней весне, а летом с неи-моверной жарой и сушью. За все лето ни одного дождичка, от немилосердного солнца выгорало, ка-жется, все живое вокруг. Неоглядные пространства -- можно ехать полдня по степи и вряд ли встретишь человеческое жилье. Вот тогда они по-настоящему ощутили, как необъятна наша страна.

Однажды Амирхан с шофером на новом "газике" ездили в райцентр за продуктами. Задержавшись на базе, обратно тронулись поздно вечером. Ночь выдалась темная, протяни руку -- не увидишь, в июле -- августе в казахстанских степях такие не ред-кость. Что за дороги в целинной степи, известно: проселочные, колея едва накатана, и немудрено, что они заблудились. Проплутав довольно долго, решили уж было остановиться и подождать рассвета, но фары неожиданно высветили что-то похожее на человеческое жилье. Шофер, обрадованный, приба-вил газу.

Страшным оказалось то место... Тесно, впритык друг к другу, выкопанные в несколько рядов уходили вдаль землянки, знакомые им лишь по военным кинофильмам. Под лучами фар осыпавшиеся входы в подземное жилье напоминали норы; на сохранив-шихся кое-где покосившихся дверях виднелись по-рядковые номера -- одни, похоже, выжженные, дру-гие написанные масляной краской, от времени уже выцветшей и частью облупившейся. О том, что здесь царил "порядок", говорили не только номера, но и то, что землянки некогда ставились строго в линию и между рядами тянулось пять-шесть просторных "улиц", да и расстояние между землянками выдер-живалось одинаковое.

В центре -- вроде площадь или плац, в свое время его так вытоптали, что даже сейчас, спустя годы, здесь не пробилась трава. У края этой площади-плаца, пугая пустыми глазницами окон, стоял еще приземистый, мрачный дощатый барак. Построен был явно наспех, неумело, крыша посередине осела, провалилась, словно ему сломали хребет. Вдали, на-сколько выхватывал свет фар, виднелись опавшие кое-где проволочные заграждения. Вдруг, потрево-женные шумом мотора и ярким лучом, из недалекой землянки выскочили шакалы, целая стая, и, под-вывая, исчезли в темноте. Страшным, гиблым по-казалось это место молодым людям, и Амирхан, впервые видевший такое, спросил у шофера, что же это все означает.

-- Говорят, здесь держали врагов народа. Ну тех, с тридцать седьмого года... Тут неподалеку должен быть карьер и кирпичный заводик -- они выжигали особый жаропрочный кирпич. Там же на карьере и кладбище. Большое, люди сказывают, -- ответил шофер и невольно тяжело вздохнул. Видно, и он попал сюда впервые, хотя работал на целине уже второй год.

Обоим в душной ночи зияющие провалы входов в землянки показались незасыпанными могилами, откуда несет запахом тлена. В немом ужасе, не говоря ни слова, рванули на "газике" в сторону и, как ни странно, часа через два выбрались на зна-комую дорогу.

С шофером о том ночном видении Амирхан не заговорил ни разу; хотя дважды в неделю они по-прежнему отправлялись на базу за продуктами, но уже в сумерки никогда не выезжали из райцентра, оставались ночевать в доме для приезжих. Не го-ворили они и ни с кем из ребят, но у него долго стояли перед глазами эти норы для людей среди ровной и голой степи. Иногда казалось, что это ему привиделось или приснилось, но он знал, что это, к сожалению, не так. Потом он не мог понять, почему вначале никак не соотнес судьбу своих родителей с этим лагерем политзаключенных. Каза-лось, при чем здесь бескрайняя дикая степь, эти норы -- и его родители? Но чем чаще он задумы-вался, тем все больше допускал мысль, что на клад-бище в глиняном карьере могли быть похоронены его мать или отец, ибо он уже знал, что сущест-вовали отдельные лагеря для мужчин и женщин. И вот так сложилась судьба, что провидение, быть может, привело его к затерянным следам родителей. Но этими мыслями он опять же ни с кем не делился, хотя в студенческой группе у него были друзья, с которыми он работал на грузовом дворе.

Годами живший в ребенке страх, что его роди-тели -- враги народа, не исчез бесследно, даже когда Амирхан узнал, что мать и отец реабилитированы, что произошла трагическая ошибка, сделавшая его сиротой. Этот непроходящий страх, чувство ущерб-ности подтачивали его изнутри, мешали стать самим собой, а у многих, наверное, страх так и остался пожизненным комплексом. И часто, в какие-то кру-тые минуты жизни и в детском доме, и на флоте, и даже в университете -- на злополучном собрании, где он оказался неправедным судьей над своим од-нокашником Гиреем, например, -- он как бы ожидал подлого вопроса: "А кто ваши-то родители? Враги народа? Реабилитированы? Может, реабилитированы заодно со всеми, а может, опять же по ошибке?"