Владислав Бахревский - Голубые луга

• Название: Голубые луга
• Автор: Владислав Бахревский
• Издательство: Детская литература
• Жанр: О войне
• Год: 1987

В произведениях В. Бахревского отстаивается чистота нравственных идеалов в отношении человека к своему труду, к Родине, к любви, в стремлении прожить достойную и полезную людям жизнь.

---

И ведь находился свободный часок! Погружался Федор Николаевич в траву с головой и навзничь лежал. Облака города строили, зверьми оборачивались, ликами, а чуда не было. Мураши в траве копошились, но были они всего лишь мурашами, а трава была травой.

И вздыхали оба: Федя и Федор Николаевич, и грустили друг о друге. Не пришло, знать, время встречи. Не пришло. Придет ли?

В святочную ночь Федор Николаевич, не зажигая свет, часами простаивал у пахнущего морозом окна, трогая пальцами обжигающие холодом стебли ледяного чертополоха. Он глядел на высокую маленькую луну, на снег, на синюю звезду, которая и под луной не теряет силы, глядел и вздыхал.

Потом Федор Николаевич садился читать Гоголя. Читал он не «Ночь перед Рождеством», а «Майскую ночь». «Ночь перед Рождеством» — ослепительна здоровьем, жизнью, смехом. «Майская ночь, или Утопленница» — светла от печали, ясна от нежности и удивительна от любви.

Начитавшись Гоголя, он ложился спать. Закрыв глаза, видел снежные лунные поляны над озером, где мальчика Федю сразила хрупкая красота нарциссов. Федор Николаевич вздыхал, вставал, одевался и выходил на улицу.

Под январской луной невозможно совершить недоброе дело, а если кто на это способен, тот не человек. Под январской луной — весь ты на виду, и весь мир открыт перед тобой нараспашку. Светится даже то, чему не дано светиться от природы. Те же бревна! Они мерцают иглами мороза, как драгоценная ткань.

Постояв в тени крыльца, Федор Николаевич выходил на середину двора и стоял, смущенно улыбаясь, словно его поставили посреди мира. Точь-в-точь как Федя, выбегавший на те лунные поляны. Феде все казалось тогда, что под луною он и впрямь посредине мира. А может быть, так оно и было на самом деле.

Ни разу с далеких времен детства не пришлось ему отведать жареных колосков. И в голову никогда не приходило — набрать горсть колосков, поджечь и, стряхнув на ладонь зерна, вспомнить их вкус.

Запах обгорелых усиков колоса, разогретых огнем зерен был самым дорогим запахом, жившим в нем с детства.

Они жарили колоски, спрятавшись в кустарнике. Дело это было недозволенное, потому что еду в пору войны можно брать лишь из общего котла, чтоб хоть сколько-то, но хватило всем.

Тогда они об этом не знали, не думали об этом. Им ведь есть хотелось. Всегда. Всю войну. Но не в одном голоде дело. Детство любит пробовать на зуб металл и дерево, а уж насчет лакомств лучше и разговора не заводить.

Чем только не лакомятся в детстве. Попробуйте теперь отведать те деликатесы, которые ценились и в чем все мы находили вкус. Волчьих ягод, правда, больше двух-трех штук не ели. Знали, что отрава. А ягоды паслена, черные сверху и зеленые изнутри, шли горстями.

А пышки-лепешки? Помните траву подзаборную? Лист у нее веером, плод, как таблетка: не сладкая, но и не горькая.

А сосание ивовых прутиков? Белых, очищенных от горькой коры, влажных, сладких.

А поедание семян липы, молодых завязей липовых листочков, нежных побегов клена…

Чего только не жевали мы, чего не лизали!.. Может, потому и выжили в годину всеобщего бедствия.

Поколение людей, переживших войну, благородно и не корыстно. И я знаю, почему это так. Оно, это поколение, более всего ценит в жизни хлеб. Последний кусок хлеба, поделенный на всех, дороже университетской премудрости.

А почему любили жареные колоски? Да все потому же! Жареные колоски пахнут хлебом.

Иллюстрации А. Веркау