Хелен Браун - Клео. Как одна кошка спасла целую семью

• Название: Клео. Как одна кошка спасла целую семью
• Автор: Хелен Браун
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-02893-0

Сначала в их дом пришла беда, а сразу вслед за ней маленьким пушистым комочком вкатился черный котенок. Малышка по имени Клеопатра, сразу превратившаяся в Клео, словно заполнила собой все пространство. И беда отступила.

Эта трогательная история о том, как самая обычная, очень хулиганистая и своевольная, но добрая и ласковая кошка, случайно попавшая в семью Хелен Браун, помогла людям вернуть радость жизни, принять мир таким, какой он есть.

Благодаря этой черной красавице, в течение 23 лет с уверенностью шагавшей по дому Хелен с истинной грацией Наоми Кэмпбелл, радость и счастье навсегда поселились в этой семье, состоящей из людей и кошки, точнее, из кошки и… людей.

---

Клео приворожили яркие краски оперения радужных лорикетов, стайка которых облюбовала грушевое дерево на заднем дворе. Облизывая губы розовым язычком, она предвкушала, какие чудненькие зубочистки выйдут из их красных и зеленых перышек. Но попугайчики дружно ополчились на старую черную кошку. Из их шумного квохтанья стало ясно: Клео лучше к ним не приближаться, а не то они разорвут ее на клочки крепкими клювами, а потом острыми когтями размечут останки по всему двору.

Потом вендетту от имени всего птичьего рода объявила пара сорок. Однажды утром, выглянув в кухонное окно, я увидела Клео. Опустив голову и поджав хвост, она опрометью неслась к дому. Словно пара самонаводящихся торпед, ее преследовали сороки, они то пикировали, то взмывали вверх, издавая пронзительные воинственные кличи. Я бросилась к двери и подоспела вовремя, чтобы впустить бедняжку Клео.

Но даже стены дома не способны были уберечь нас от всех напастей. Как раз когда нам начало казаться, что мы привыкли к жизни на новом месте, нас пришибло сорокаградусной жарой. Я всегда считала себя теплолюбивой. Если столбик термометра поднимался на несколько делений вверх, я это только приветствовала. Я росла в местности, где теплые дни ценились, как редкость, а потому радостно распахнула окна и откинула занавески навстречу солнцу. Лучше бы я этого не делала. Солнце воспользовалось моим гостеприимством — казалось, пылающая алая звезда расположилась прямо в нашей гостиной. Зной захватил дом, как фантастическое чудовище. Никаких приятных дуновений теплого воздуха, которых я так ждала. Жара вела себя агрессивно, проникнув в каждый уголок дома, она распространялась, как некий фантом, пока не заполонила каждый уголок, поднялась до потолка, так что не было от нее спасения.

Руки и ноги у меня отекли, раздувшись вдвое против обычного. Волосы повисли прядями, по ним тек пот. Сердце колотилось, отдаваясь в ушах. Я еле двигалась, по большей части лежала на диване как парализованная. С трудом дотащилась до веревки, на которой сушилось выстиранное белье. Оно так раскалилось на ветру, что могло, наверное, загореться.

Жара была мучительной для всех нас. Но особенно скверно приходилось Клео. Ее черная шкурка поглощала тепло и распространяла его по всему телу, подобно миниатюрной системе центрального отопления. Наша кошка, для которой всегда любимым удовольствием было греться у камина, сейчас валялась на боку, как неживая, вытянув негнущиеся лапы и свесив язык, как сигнал о капитуляции.

Жаркие дни наступили и ушли, а болезнь Роба тем временем прогрессировала, изнуряя его и лишая последних сил. Приступы становились все более частыми и сильными. В двадцать четыре года он получил диплом инженера, но говорить о нормальной работе было немыслимо. Я с ужасом осознала, насколько он ослабел, когда мы как-то с ним вышли, точнее, попробовали прогуляться, — он мог пройти без отдыха только от одного фонарного столба до другого. Гастроэнтеролог, который им занимался, сказал нам, что дозы стероидов, которые принимает Роб, непомерно высоки и так дальше продолжаться не может. Роб согласился обратиться в хирургическую клинику.

Меня много что беспокоило в жизни Роба, в частности невозможность полноценно общаться со сверстниками. Школьные и университетские друзья остались в Новой Зеландии, а здесь, в Австралии, он не знал практически никого из ребят своего возраста. Как-то я поделилась этим с Труди, одной из мамаш в школе Катарины, и вскоре она зашла к нам в гости со своей племянницей Шантель. Прелестная яркая брюнетка, Шантель, казалось, заполнила нашу кухню своей кипучей энергией. Забавно, что, увидев ее, я ощутила то же странное чувство узнавания, что при первой встрече с Филипом. Я отнесла это на счет ее общительности. Она была из тех людей, рядом с которыми чувствуешь себя легко. Шантель пригласила Роба на футбольный матч и познакомила со своим младшим братом Дэниелом. Я почти наверняка знала, что Робу понравилась девушка, но рассчитывать на что-то большее, чем дружба, не приходилось. Уж во всяком случае, не накануне серьезнейшего хирургического вмешательства, а сейчас речь шла именно об этом.

Я места себе не находила от беспокойства. Меня пугала, смертельно пугала одна мысль о том, что Робу придется вынести такую тяжелую операцию. Никому не хочется, чтобы его дитя страдало. А вдруг операция пройдет неудачно? С другой стороны, если не делать операцию, тогда перед Робом маячила еще более зловещая перспектива. Одного взгляда на его лицо, бледное, отечное из-за сумасшедших доз гормонов, было достаточно, чтобы меня убедить. Я вдруг ясно поняла: он же умирает на наших глазах.

* * *

Как-то утром, открыв кухонную дверь, я обнаружила взъерошенного птенца дрозда. Он был оглушен и лежал на спине посреди кирпичной дорожки. Клео теряла хватку. Еще совсем недавно она разила наповал и не допускала таких промахов. Птенец открыл блестящие глаза и испуганно озирался. На заборе прямо над местом происшествия сидели родители, взрослые птицы. Они подняли страшный гомон, на который я, собственно, и вышла.

Клео подбиралась, готовая нанести решающий удар, а у меня от возмущения даже мурашки побежали по коже. Как это так? Как может она, такая любящая и ласковая, быть хладнокровной убийцей, разрушителем семей? Наконец у меня появилась возможность хоть раз помешать ей совершить ритуальное убийство. В сердцах я подхватила кошку и унесла ее в дом, громко захлопнув за собой дверь.

Все утро мы с Клео наблюдали в окно, как взрослые птицы снуют между разросшимся кустом камелии и забором. В их резких криках слышалось отчаяние. Я понимала, как они страдают, призывая своего птенца не сдаваться и бороться за жизнь. Теперь им хотя бы не приходится в бессилии наблюдать, как над их ребенком измывается хищник. В то же время эти два коротких слова «хотя бы» всегда несут с собой мрачную тень ужаса.

Клео была в ярости из-за моей сентиментальности. «Такова природа, дура ты несчастная, — казалось, говорила она. — А ты только все портишь. Дай же мне выйти и добить его».

Я не выпустила ее во двор и на следующее утро. Птенец неподвижно лежал на том же месте. Глаза его затянулись пленкой, сжатые лапки были воздеты вверх, словно он о чем-то вопрошал. К моему изумлению, обе взрослые птицы все еще несли караул, сидя на кусте камелии и недоверчиво поглядывая на трупик. Я и подумать не могла, что птицы могут тосковать по умершим детям точно так же, как тоскуют люди. Сэм часто повторял мне, что мир животных намного сложнее и прекраснее, чем думают люди, что мы их просто не понимаем.

Наблюдая за печальной сценой из соседнего окна, Клео с царственным равнодушием вылизывала лапы. В этот момент я даже не могла заставить себя ее любить.

30 Сила мурлыканья

Кошка-сиделка заботится о пациенте более преданно, чем ее человеческие коллеги, но подчас пользуется нетрадиционными методами.

Причины, по которым в организме развиваются язвенный колит и его грозная родственница — болезнь Крона, до конца неясны. Никто не знает, почему это жестокое изъязвление кишечника особенно часто поражает молодых людей от пятнадцати до тридцати пяти лет (хотя в случае с Робом я не могла отделаться от чувства, что тут дали себя знать все переживания и страдания, связанные с Сэмом). И эффективного лечения пока тоже не выдумали, кроме хирургической операции по удалению кишечника.

Роб не хотел поднимать шума. Мы отправились в больницу буднично, как будто это обычный день и мы просто собрались в город пообедать. Дорога, по которой мы ехали, повторяла изгиб реки, а я думала о руках хирурга. Я надеялась, что они не подкачают. Мы молчали. А что бы вы сказали сыну, ожидающему тяжелую операцию, которая радикальным образом изменит (искалечит?) его организм?

— Какие красивые блики света на воде, правда?

Он что-то промычал, соглашаясь. Если случится чудо и операция пройдет успешно, она подарит Робу новую жизнь. Я гнала от себя мысли о масштабах предстоящего события. Предстояло удалить восемь футов кишечника, почти два с половиной метра. Домой он вернется с колостомой — кишкой, выведенной в отверстие на животе, — и с мешком-калоприемником. Это казалось мне ужасной несправедливостью, так не должно было случиться. Он появился на свет совершенным, без каких-либо дефектов. Я использовала все свои возможности, все материнские силы на то, чтобы он таким и оставался. Я была полна решимости вылечить его без операции — у меня ничего не вышло. Если все сейчас пойдет хорошо, месяца через два будет вторая операция, чтобы убрать колостому и мешок. Это даст ему хотя бы (хотя бы, хотя бы — опять эти жуткие два слова) видимость физически нормального человека.

Мы почти не разговаривали. Зубная щетка. Есть. Бритва. Есть. Почему нельзя было так же легко взять с собой то единственное, что действительно имеет значение? Хорошее здоровье. Нет. Лифт поднял нас на седьмой этаж, где для Роба была приготовлена отдельная палата. Маленькая серая комната. Распятие на стене напомнило о молодом человеке, который когда-то безвинно подвергался ужасным страданиям. Роб сел на стул, который, несмотря на наличие подлокотников, на звание кресла не тянул. Хорошо хотя бы, что из окна открывается вид на город.