Малгожата Мусерович - Целестина, или Шестое чувство

• Название: Целестина, или Шестое чувство
• Автор: Малгожата Мусерович
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1981

Повесть о жизни шестнадцатилетней польской школьницы, ученицы одной из школ города Познани. Мягкий юмор и доброта книги делают ее интересной для широкого круга читателей.

Для среднего и старшего школьного возраста.

Перевод с польского Ксении Старосельской.

---

— Да уж наверно. Если какая-то там Ковальчук может получать четверки и пятерки…

— Вот именно. Будешь приходить каждый день, ладно?

— Ну… не знаю, что скажет Павел…

— Как хочешь, — уже суше произнесла Цеся и переменила тему.

Жачек был так напуган, что высунул нос из кухни, только когда услышал, как за Данкой захлопнулась входная дверь.

— В Телятинку при посторонних вселяется дьявол, — заявил он.

— Оставь ее, — попыталась умиротворить его тетя Веся. — Ей ужасно хотелось, чтобы подружке все понравилось.

— Так стараться ради какой-то бледной немочи?! — вспылил Жачек.

Именно в эту минуту в комнату вошла Цеся.

— Бледной немочи! — крикнула она. — Данка красотка! А ты, папа, без очков уже вообще ничего не видишь!

— Без очков я только увидел, что у нее постоянно приоткрыт рот, — огрызнулся уязвленный Жачек. — Потому и позволил себе тонкий намек насчет миндалин. А вообще, можете считать меня самонадеянным глупцом, но больше всего мне нравятся собственные дети. — Он с восхищением поглядел на Целестину. — Просто кровь с молоком: мордашка красная, глазки блестят, здоровая, упитанная, аж лоснится. Разве сравнишь с этой подружкой твоей… да она же, с позволения сказать, ни рыба ни мясо.

«Упитанная»! «Мордашка красная»! Знал бы Жачек, как больно задел свою младшую дочь, он бы, наверно, предпочел помалкивать целую неделю.

Глава 2

1

Совершенно неожиданно выпал снег. В этом, правда, не было ничего противоестественного — на дворе стояла зима. Но декабрь в том году больше смахивал на дождливый ноябрь, и никто из жителей Познани даже не мечтал, что на рождество выпадет снег. И тем не менее перед самыми праздниками первые утренние прохожие с изумлением увидели мир преображенным, идиллически тихим, сверкающим невинной белизной.

Ежи Гайдук стоял у открытого окна и жадно вдыхал пахнущий снегом воздух. Улица Сенкевича была еще пуста, кое-какое движение началось только в продовольственном магазине на первом этаже. Было холодно, но на такие мелочи Ежи Гайдук не обращал внимания. Он стоял в пижаме у окна и смотрел поверх крыш домов на макушку желтой башенки, освещенную слабым светом уличного люминесцентного фонаря. Ничего больше увидеть он бы не смог, даже наполовину высунувшись наружу. И все-таки вот уже три месяца по утрам, едва открыв глаза, подходил к окну и смотрел в сторону дома, где жила Целестина.

Ежи Гайдук был человеком одиноким. С раннего детства его воспитывала бабушка, так как родители давно умерли. В маленьком городке, где они жили, не было средней школы, а поскольку бабушка решила дать внуку образование, он был отправлен в лицей в Познань. Комнату сняли у пани Пюрек, которая заслуживала доверия хотя бы по одной причине: она была родом из того же города, что и Гайдуки. Кроме того, что было весьма существенно, сия пожилая дама не требовала за комнату оплаты вперед. Ежи у нее жилось хорошо, завтраками и ужинами она его кормила, а обедать можно было в кафе-молочной.

Ежи Гайдук был неразговорчивый, застенчивый, чертовски способный и начитанный подросток. Два последних свойства в школе пока не были замечены, ибо этому препятствовали два первых. Однако отсутствие общественного признания Ежи не волновало. Он был всецело поглощен изучением университетских учебников физики, а также «Размышлений» Марка Аврелия. Это до такой степени его занимало, что позаботиться о своей внешности времени уже не оставалось, поэтому выглядел он — с точки зрения ровесниц — весьма непрезентабельно. Впрочем, на ровесниц он тоже не обращал внимания. За исключением Целестины.

Но Целестина в самом деле была исключением.

Ему нравилось на нее смотреть. Вот и все.

Ему вообще нравилось все, что имело к ней хоть какое-нибудь отношение. Например, ее дом, ее улица, ее сапожки, ее отец и велькопольский хлеб, который она покупала каждый день, из чего можно было заключить, что этот сорт ей особенно по вкусу. Все, что касалось Целестины, было таинственным и исключительным, окрашенным неизъяснимой прелестью, удивительным и волшебным.

Гайдуку было очень интересно, как там, в этом странном доме, внутри. Он пытался представить себе его обитателей: симпатичных, уравновешенных — так ему казалось — родителей и утонченную элегантную Цесину сестру, которую однажды видел издалека. И ее саму — всегда надменную, прелестную, загадочную, зеленоглазую Цесю, которая с начала учебного года от силы три раза удостоила его взглядом. Что она теперь делает?

В воображении промелькнула картина: красиво накрытый стол, за которым, негромко переговариваясь, сидят Цесины родные, отщипывая кончиками пальцев крошечные кусочки от каких-то воздушных булочек.

Ежи посмотрел на часы. Нужно торопиться. Чтобы занять свое место в укрытии перед Цесиным домом и ждать. Сегодня она наверняка будет в хорошем настроении. Она наверняка любит снег.

2

Первым проснулся Жачек. Он нехотя вылез из постели и в темноте, стараясь не разбудить жену, набросил на себя какую-то одежку. Потом пошлепал на кухню, чтобы поставить воду для кофе.

В кухне он обнаружил чудовищный беспорядок. Раковина завалена грязной посудой, посреди усыпанного крошками стола — лужа молока.

— Значит, вчера была Юлечкина очередь мыть посуду, — вслух заметил отец. Удивительно, до чего легко догадаться.

Он достал из шкафчика большую кастрюлю и налил в нее холодной воды. Потом с невозмутимым спокойствием направился в комнату дочек.

Девочки еще спали. В комнате было темно, вследствие чего Жачек счел уместным зажечь лампу под потолком.

Поток яркого света залил комнату. Цеся вскочила немедленно в состоянии, близком к шоковому. Юлия продолжала спать мертвым сном.

— Телятинка, — ласково проговорил отец, — ты не знаешь, в котором часу вчера вернулась твоя сестра?

— Н-не-н-наю, — невразумительно пробормотала Цеся, силясь сообразить, откуда взялся отец, представший перед ней в дамском голубом атласном халатике, с прижатой к животу красной кастрюлей: из мира сновидений или он существует наяву.

— Я спрашиваю, когда вернулась Юлия, — повторил отец тоном, не сулящим ничего доброго.

Какая-то струна в Цесе вдруг оборвалась, и она бессильно упала на подушки.

— Понятия не имею, — слабо пискнула она. — Это все?

— Что касается тебя — да, — великодушно промолвил отец. — Можешь спать спокойно. — И, зачерпнув горсть ледяной воды из кастрюли, тонкой струйкой вылил ее на шею старшей дочери.

Юлия вскочила с пронзительным воплем. Целестина, которая, получив разрешение отца, нырнула было под одеяло и даже успела задремать, пулей вылетела из постели, дрожа, как в лихорадке.

Жачек выглядел, как Чингис-хан, несмотря на халатик.

— Вставай, грязнуля, — сурово произнес он. — Кастрюли ждут!

— Ради бога… — плаксиво пролепетала Юлия. — У меня срочная халтура, я всю ночь работала. Только-только заснула. Кто меня будит и зачем? Это камера пыток?

— К счастью, сегодня я не спешу, — сказал Жачек. — К счастью, у нас сегодня конференция. К счастью, я имею возможность заставить тебя заняться делом. Встаю утром, захожу на кухню, и что же видят мои усталые глаза? — Он замер, устремив на дочку вопрошающий взгляд.

— Что они видят? — упавшим голосом спросила Юлия.

— Они видят плоды твоего лентяйства. Ты вчера должна была вымыть посуду. Неужели мать, посвятившая себя служению искусству, или престарелый дедушка, или школьница-старшеклассница обязаны делать за тебя твою работу лишь потому, что ты неряха?

— А почему бы и нет? — грубо ответила Юлия. — Пусть делают.

— Значит, отказываешься вставать и мыть посуду?

— Выкинь это из головы, — сказала Юлия и зарылась в подушки.

— В таком случае, я тебя оболью, — решительно заявил Жачек, зачерпывая ладонью воду. — Ну, что ты теперь скажешь? — И он плеснул воду дочке на спину.

Очередной вопль сотряс воздух.

— Не люблю, когда у вас конференции, — сказала Юлия, с трудом приходя в себя. — Боже праведный, как трудно жить в сумасшедшем доме!

И встала.

— Вот и умница, — похвалил ее Жачек. — Что мне в тебе нравится, так это твое благоразумие. Вымой кастрюльки, а потом приготовь нам всем завтрак. Если я каждый день буду подымать тебя таким образом, возможно, ты привыкнешь раньше ложиться спать.

Весьма довольный собой, Жачек отправился в ванную. И тут только осознал глубину своей ошибки. Через двадцать минут он должен был стоять на остановке автобуса-экспресса «Б» — умытый, выбритый, одетый. А тем временем им самим разбуженная дочка мыла посуду, что вследствие устарелой конструкции газовой системы исключало для него возможность пользоваться горячей водой за стенкой, то бишь в ванной.