Джон Рокфеллер - Банкир в XX веке. Мемуары

• Название: Банкир в XX веке. Мемуары
• Автор: Джон Рокфеллер
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-7133-1182-1

Дэвид Рокфеллер - представитель третьего поколения знаменитой династии, ставшей олицетворением американского капитализма. В книге, написанной в возрасте 87 лет, он повествует о своем жизненном пути: годах учебы, давшей ему фундаментальное гуманитарное и особенно экономическое образование; службе в армии во время Второй мировой войны, деятельности в `семейном` банке `Чейз` - одной из основ финансового могущества Рокфеллеров.

В книге освещена и его `параллельная карьера` - участие в широко известных филантропических учреждениях, основанных на пожертвования Рокфеллеров и сыгравших важную роль в общественной жизни США. Это - Рокфеллеровский фонд, Рокфеллеровский институт медицинских исследований, Музей современного искусства, Генеральный совет по образованию.

На протяжении многих лет Д.Рокфеллер был одной из ключевых фигур в создании и работе международных неправительственных организаций, оставивших заметный след в мировой политике: Бильдербергский клуб, Дартмутские конференции, Трехсторонняя комиссия.

Д.Рокфеллер имел множество встреч с виднейшими политиками разных стран. Среди них - Н.С.Хрущев, А.Н.Косыгин, Ф.Кастро, Чжоу Эньлай, Дэн Сяопин, последний шах Ирана, А.Садат и другие. Его рассказ об этих встречах и о постоянных контактах с правительственными деятелями США представляет несомненный интерес.

Не могут не привлечь внимания и суждения автора о банковском бизнесе и проблемах развития экономики.

---

Мы также говорили о созданном президентом Картером прецеденте в связи с отказом разрешить шаху въезд в Соединенные Штаты. Мы оба считали, что наши союзники, особенно на Ближнем Востоке, такие как Садат и король Хусейн, которые ради нас шли на огромный риск, вероятно, почувствуют определенные сомнения относительно надежности Соединенных Штатов в свете этого поступка. В связи с этими опасениями, а также из-за предложения, сделанного Нельсоном, Генри и я согласились попытаться как-то помочь шаху, в то время как администрация Картера продолжала размышлять относительно того, может ли шах быть допущен в Соединенные Штаты, и если да, то при каких обстоятельствах. Джек МакКлой, один из «мудрецов» американской внешней политики, консультировавший президента в отношении ряда вопросов на протяжении первых лет пребывания президента в Белом доме, вскоре присоединился к нам.

ПОИСКИ ТИХОЙ ГАВАНИ

Мы узнали, что ни одна из европейских или ближневосточных стран, за исключением Египта, не была готова рисковать тем, чтобы навлечь на себя гнев новых сатрапов Персии, предоставив шаху политическое убежище, поэтому сосредоточили усилия на странах Западного полушария. Ответы не были обнадеживающими, однако Генри смог буквально мгновенно убедить министра иностранных дел Багамских островов дать шаху временную визу для въезда в страну. Шах и те, кто его сопровождал, прибыли туда 30 марта.

В Нассау шаха встречал Роберт Армао, молодой специалист по отношениям с общественностью, работавший в аппарате Нельсона в его бытность губернатором и вице-президентом и продолжавший работать у Нельсона после того, как тот вернулся к частной жизни. Принцесса Ашраф наняла Армао с целью улучшить имидж ее брата в глазах общественности Соединенных Штатов в конце 1978 года, и именно Армао вел переговоры об исходных условиях пребывания шаха на Багамах. Армао столкнулся с трудной задачей из-за нежелания американских официальных лиц оказать содействие, и поэтому я попросил Джозефа Рида помочь ему любыми возможными способами. На протяжении последующих нескольких месяцев Джозеф и Армао совершенно неожиданно оказались в положении, когда они должны были отвечать за многочисленные стороны жизни шаха в изгнании - начиная от найма охраны до нахождения школ для его детей. Кроме того, Джозеф обеспечивал контакт с правительством США, регулярно сообщая Дэвиду Ньюсому из Государственного департамента о ситуации, в которой находился шах, и в отдельных случаях передавая информацию самому шаху.

В начале апреля 1979 года никто из нас не мог представить себе ни продолжительности, ни характера изгнания шаха или того, где он в конце концов найдет для себя постоянное убежище. На основании того, что нам говорили официальные лица из администрации, Генри и я предполагали, что после относительно короткого пребывания на Багамах президент разрешит шаху въезд в Соединенные Штаты.

Этого, увы, не произошло. Вскоре стало очевидно, что премьер-министр Багамских островов Линден Пиндлинг и его окружение гораздо больше заинтересованы в извлечении денег из шаха, чем в предоставлении ему возможности приватной жизни и безопасности. Пиндлинг, например, настаивал, чтобы люди, сопровождавшие шаха, оставались на острове Пэрэдайз - туристической зоне непосредственно около Нассау, где Пиндлинг имел личные интересы. Как Армао, так и Джозеф передавали, что шах был обеспокоен слухами о «группах убийц», направленных аятоллой; он был в ярости от того, что Пиндлинг и его дружки пытались выдаивать из него буквально каждый цент. Обращение с шахом на Багамах было настолько безобразным, что через несколько недель мы начали поиск альтернатив.

ХОЛОДНОЕ, ПОДОБНОЕ ЛЬДУ, СОВЕЩАНИЕ В БЕЛОМ ДОМЕ

Сразу же после того, как шах прибыл в Нассау, я предпринял свою единственную прямую попытку убедить президента Картера разрешить шаху въезд в Соединенные Штаты. Шах, как сообщал мне Джозеф, был глубоко уязвлен «личной изменой Картера». Примерно за месяц до этого я запланировал встречу с президентом на 9 апреля, чтобы обсудить проект Уэствей в Нью-Йорке. Я решил воспользоваться этой встречей, чтобы проинформировать президента о тех опасениях, которые ряд зарубежных лидеров в последнее время выразили мне в связи с нашим обращением с шахом. Я подготовил документ на одну страницу, который передал президенту в заключение нашей встречи в Овальном кабинете. В моем документе, в частности, говорилось:

«На протяжении последних нескольких месяцев я имел возможность совершить визиты более чем в двадцать стран в Азии, Африке, Европе и на Ближнем Востоке. Многие из стран, которые я посетил, являются сравнительно небольшими и не играют ведущих ролей, связанных с целями Соединенных Штатов, однако тем не менее эти страны считают себя друзьями Соединенных Штатов.

Практически все без исключения главы государств и другие государственные лидеры, с которыми я встречался, выражали опасения относительно внешней политики Соединенных Штатов, которая является, по их ощущению, нетвердой, и в ней отсутствует четкий глобальный подход. В этой связи часто упоминалось о неодинаковом применении похвальных принципов защиты прав человека. Из-за событий в Китае и на Тайване и тех последствий, которые им представлялись, для Тайваня и шаха, они ставят вопросы о надежности Соединенных Штатов как друга».

Я высказал соображение, что президенту было бы целесообразно пригласить лидеров этих стран в Вашингтон, чтобы заверить их в том, что они могут продолжать рассчитывать на нашу поддержку. Картер прореагировал холодно, указав только, что он обсудит этот вопрос со своими советниками.

Перед уходом я также призвал президента разрешить шаху въезд в страну. Я сказал, что, если существует угроза в отношении нашего посольства в Тегеране, мы должны предпринять необходимые меры предосторожности, однако мне кажется, что великая держава не должна поддаваться шантажу. Президент был явно раздражен, и после того, как я закончил, холодно завершил нашу встречу.

В то время как условия на Багамах ухудшались, а американский вариант оставался твердо закрытым, по крайней мере на какое-то время, Генри и я продолжали поиски страны, которая согласилась бы принять шаха и в которую он согласился бы направиться. В списке было немного названий, однако одной из возможных стран была Австрия. В конце апреля на встрече Бильдербергской группы55 в Вене я говорил с канцлером Бруно Крайским, который высказал сочувствие к судьбе шаха. «Будучи евреем, - сказал он мне, - я знаю, что такое быть беженцем». Я уехал из Вены, считая, что Крайский разрешит шаху въезд. Мы поддерживали с ним контакт, однако официальное приглашение так никогда и не было выдано.

Генри Киссинджер оказался более удачливым. Мы оба несколько раз встречались с президентом Мексики Хосе Лопесом Портильо в конце 1970-х годов, и у нас установились с ним хорошие отношения. Генри убедил Лопеса Портильо не принимать во внимание возражения министра иностранных дел, считавшего, что Мексике не подобало выручать Соединенные Штаты; в результате визы шаху и его семье были выданы и они прибыли в Куэрнаваку 10 июня 1979 г. Мексиканское правительство вело себя тактично, и шах нашел, что новая обстановка весьма приятна.

Это предложение я рассмотрел серьезно, однако, в конце концов, также отклонил его. На этом посту я должен был бы отвечать за проведение в жизнь ряда драконовских мер по изгнанию инфляции из экономики и по стабилизации доллара. Поскольку я был богатым, хорошо известным республиканцем, да к тому же еще и банкиром, мне было бы чрезвычайно трудно выстроить аргументы в пользу жесткой денежно-кредитной политики и представить эту политику скептически настроенному Конгрессу и рассерженной общественности. Я поговорил об этом со своим другом Андре Мейером, и он согласился, что эти препятствия слишком серьезны, чтобы пытаться их преодолеть. Я сообщил о своем решении Биллу Миллеру и настойчиво рекомендовал на эту должность Пола Уолкера, который в это время занимал должность президента Нью-Йоркского федерального резервного банка.

ЕЩЕ ОДИН ОТКАЗ ПРЕЗИДЕНТУ

Поскольку шах был надежно устроен в Мексике, я надеялся, что необходимость моего прямого участия в его судьбе прошла. Поэтому в то время как Генри продолжал публично критиковать администрацию Картера за ее общий подход к иранскому кризису и прочие аспекты внешней политики, а Джек МакКлой бомбардировал Сайруса Вэнса письмами, требующими разрешить шаху въехать в Соединенные Штаты, я не предпринимал ничего ни в публичном, ни в частном плане, чтобы повлиять на отношение администрации к этому вопросу.

Несмотря на то, что президент Картер был раздражен моими попытками убедить его разрешить шаху въезд в Соединенные Штаты, он, вероятно, не затаил на меня зла. Мои отношения с ним и с другими руководящими членами его кабинета оставались хорошими, по существу настолько хорошими, что 19 июля президент позвонил мне во время заседания совета директоров «Чейза», чтобы попросить меня заменить Майка Блументаля на посту министра финансов. На следующий день я отправился в Вашингтон, чтобы лично обсудить с ним этот вопрос, однако мы быстро поняли, что наши взгляды на управление финансовыми делами страны слишком далеки, чтобы между ними можно было легко построить мост. Президент назначил на должность министра финансов Уильяма Миллера, занимавшего тогда пост председателя правления Федеральной резервной системы.