Дмитрий Дмитрий - Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

• Название: Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010
• Автор: Дмитрий Дмитрий
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011

Роман представляет собой дневниковые записи и рассуждения, объединённые общим местом действия — литературным Ленинградом-Петербургом. На страницах Вы встретите Аркадия и Бориса Стругацких, Юрия Полякова, Даниила Гранина, Виктора Конецкого, Михаила Веллера, Глеба Горбовского, Михаила Успенского и многих других писателей, которыми автор поддерживал приятельские и профессиональные отношения.

---

Можно и о французах кое-что вспомнить, но тогда придется перечислять все известные сведения о других европейских нациях, чтобы никого не обидеть…

И окажется, что Европа населена легкомысленными бабниками, пожирателями чеснока, сала, лягушек, горилки, устриц, вина, пива, скупердяями, пустозвонами, вспыльчивыми идиотами, врунами, болтунами, рыночными обманщиками, туповатыми северными молчунами, скрягами, любителями бренчать на гитарах, балалайках и тянуть волынку… Да неужели вся эта бестолковая компания обустроила европейский ландшафт, ездит на прекрасных автомобилях и поездах, снимает замечательные фильмы и летает в космос?

2 сентября 2001 г. Поезд Москва — Бухарест, вагон № 16.

Едем, поглядываем в окно. Объясняю жене, как в 1812 году образовались две Молдовы: «наша» со столицей в Кишиневе, и румынская со столицей Яссы. И как предки моего деда, имевшие поместья между Прутом и Днестром, а службу в Яссах, оказались, не двигаясь с места, со всеми своими крестьянами, полями, садами и мельницами в Российской империи. Изменение для них вынужденное, но беспечальное, ибо стали они служить не турецкому султану, а русскому православному царю, чего многие из них и желали.

В 1821 году Александр I предложил молдавским боярам переходить в русское дворянство.

— Я понятно излагаю?

— Понятно, — кивает Ольга, не отрывая взгляда от бегущего за окном пейзажа. — Вполне приличная страна. Мне пока нравится…

3 сентября 2001 г. Бухарест.

На вокзале нас встретил худощавый смуглый паренек Мариус, водитель Союза писателей Румынии, и отвез на новенькой южнокорейской «Dаеwoo» в старинный отель «Империал».

Я всё пытался разглядеть следы дикости и разрухи, но не разглядел. Вокзал и перроны сверкали чистотой, женщины-полицейские в синих костюмах стояли у вокзальных турникетов, носильщики были неназойливы и предупредительны. Толкотни, бомжей и шумных киосков, как на московских вокзалах, не наблюдалось.

Мариус взял нам билеты до курортного поселка Нептун на берегу Черного моря и повез показывать вечерний Бухарест. Когда-то его называли балканским Парижем. До королевского дворца, где правил Александр Иоан Куза, первый глава объединенной Румынии, мы не доехали: хотелось есть и спать. Что поделать: мы, русские, ленивы, не любопытны и любим поесть, в том числе на ночь.

Гостиница «Империал»: ковры, широкие кровати, резные трюмо, картины в массивных рамах. После душа спустились в ресторан под открытым небом, сели за столик на газоне. Тихая музыка. Подошел официант, зажег свечи. Взяли по куску жареного мяса с картошкой, красного вина, минеральной воды, овощных салатов…

Стал рассказывать официанту о цели нашего приезда. Вот, дескать, ищу предков своей матери, фамилия Бузни, были такие бояре, не слышали? Нет, не слышал.

— А фамилию Бессараб слышали?

— Футболист, что ли?

Я махнул рукой, чтобы не запутывать паренька дальше. Счет официант не принес, но попросил весьма приличную сумму. Возможно, счел меня сумасшедшим миллионером, который ездит по миру с причудливой целью — разыскать далеких предков…

— Это тебе за родство с боярами, — сказала Ольга по поводу оплаты ужина. — Может, твои предки-бояре угнетали его предков-крестьян. Вот он и отомстил.

Русские проститутки сидели на парковой скамейке возле обширной клумбы и, судя по унылому виду, не особенно верили, что шумная свадьба выплеснет из ресторана денежных клиентов. Они курили, вяло переругивались и зевали.

Перед поездкой я читал фронтовые дневники Бориса Слуцкого. В 1944 году он отметил присутствие в Бухаресте доступных женщин, связанное, конечно же, с тяжестью военной поры. Женщины стояли на каждом оживленном углу, курили и кокетливо поглядывали на русских солдат. Через пятьдесят с лишним лет картина поменялась: внучки русских победителей курят в центре Бухареста и ждут, чтобы их купили внуки побежденных.

Румыния воевала против СССР на стороне Германии до 1944 года, а потом на нашей. Сталин даже наградил румынского короля Михая орденом Победы — одним из самых дорогих, уважаемых и величественных. А вот Черчилля, союзника по антигитлеровской коалиции, не наградил. Почему? Так надо! Дядюшка Джо раскладывал собственные пасьянсы. Может, поэтому, обидевшись на Сталина, Черчилль и произнес знаменитую Фултонскую речь, положившую начало холодной войне? Кто знает…

Вот он, прозорливый ум русского: глянешь из окна гостиницы на обыкновенных проституток — и влетишь мыслями в большую политику…

4 сентября 2001 г. Поезд Бухарест — Нептун.

В курортный поселок Нептун нас повез чистенький поезд с мягкими купе и голубыми занавесками на окнах. По вагонам ходят кондукторы и контролеры; заглядывают в купе вежливые разносчики напитков, закусок и газет. В обоих концах коридора, перед выходом на площадку, предусмотрены объемные ниши, куда можно сдвинуть багаж, чтобы не мешался в проходе, или поставить клетку с животным. Два туалета на вагон, чистые зеркала.

В тамбуре — табличка завода-изготовителя: сделано в Румынии. Во времена Чаушеску Румыния всё производила сама — от гвоздей, торговых судов и автоматов Калашникова до автомобилей, турбин и тракторов. Не всё было отменного качества, но свое. Автаркия — замкнутая, самообеспеченная экономика.

Народ в купе доброжелательный: учительница с кудряшками, пожилой парикмахер в жилетке и супружеская пара — крестьяне. По-русски не говорят, по-английски не говорят, я по-румынски знаю два слова. Но объяснялись, даже профессии вызнал. Угощали румынских попутчиков питерской соленой соломкой, они нас — сладкими сливами и сочными грушами.

Крестьяне и парикмахер сошли на остановке, и в купе протиснулся большой угрюмый господин в костюме-тройке, широкополой шляпе, с чемоданом и корзинкой. Уместив вещи на полке, он стал у открытого окна в коридоре и принялся курить сразу две сигареты.

Замечательный господин! Он вставлял в рот сигаретную двустволку, затягивался глубоко и основательно, словно перед расстрелом, закатывал глаза, растягивал рот в гримасе, и мы с Ольгой решили, что он чокнутый. Распалял следующий дуплетный заряд, жадно тянул, ветер рвал и мял дым, и он все не мог накуриться.

На каждой остановке в вагон входили кондукторы в синей форме и проверяли билеты.

Когда мы остались с ненасытным курильщиком в купе одни, он, отправляясь в туалет, прихватывал с собой объемистый чемодан и корзину; возвращаясь, вновь укладывал их на полку. Хорошо известно, что мы, русские, жуликоватые, много пьем, воруем: для нас стащить чемодан — раз плюнуть…

Поезд тащится через кукурузные поля. Проехали порт Констанцу и широкий канал, соединивший при Чаушеску Дунай с Черным морем.

Мальчишка из песни моего детства не бросал в Констанце якоря и огорчался этим. Речь, как я позднее узнал, шла о мятежном броненосце «Потемкин», который, в 1905 году, расстреляв из главного калибра Севастополь, заявился с красным флагом в румынскую Констанцу и отдал на рейде порта якоря. Власти Констанцы ужаснулись, увидев в своих территориальных водах русский броненосец с революционной командой на борту. Они боялись принимать незваных гостей, еще больше боялись, что те в случае отказа начнут бомбардировать город.

Всё уладилось. Царское правительство предложило принять броненосец и обещало не требовать выдачи матросов, лишь бы дорогостоящий корабль был возвращен в сохранности.

Семьсот русских моряков с чемоданами и сундучками высадились в Констанце. Работали на помещичьих полях, нефтяных промыслах, фабриках. Стали выписывать из России жен и детей. Русских ценили как искусных и трудолюбивых работников. Но после бурных крестьянских восстаний в 1907 году, начались придирки, а потом и травля матросов — их стали называть бациллой революции. Моряки разбрелись по Европе, часть уехала в Америку, часть осталась в Румынии — обзавелись женами, детишками…

Поезд едет по побережью Черного моря. Приближаемся к станции назначения. Километров двадцать осталось. Санатории, белые домики, чистенькие улочки, лента шоссе, светофоры у переездов, фруктовые сады… Вдруг за окном, как морок из прошлого, проплывает цыганское стойбище на пустыре: кибитки, дым костров, веревки с бельем, брезентовые шатры, чумазые дети, женщины в пестрых юбках.

Мы с Ольгой приуныли. Но вот появились белые многоэтажные отели, высокие деревья, газоны, и поезд вкатился в курортную зону.

5 сентября 2001 г. Поселок Нептун, вилла Захария Станку.

Дом творчества назван в честь секретаря Союза писателей Румынии Захария Станку, много сделавшего для коллег-писателей.

Трехэтажный домик с лоджиями и красной черепичной крышей стоит на холме. К пляжу ведет бетонная лестница уступами. Садик с фонариками и цветами. Терраса ресторанчика. Половина виллы сдана в аренду отдыхающим, благодаря этому писательская путевка стоит гроши. Даже для нас, иностранцев, пять долларов в день за приличный номер с трехразовым питанием.