Клара Лучко - Я - счастливый человек

• Название: Я - счастливый человек
• Автор: Клара Лучко
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5–9697–0153–Х

Книга мемуаров народной артистки СССР Клары Степановны Лучко (1925–2005), названной Международным биографическим центром Кембриджа (Англия) «Женщиной тысячелетия», — это яркий, эмоциональный рассказ о ее жизни, о людях, которых она знала и любила, о работе в кинематографе, о замечательных режиссерах и актерах — С. Герасимове, И. Пырьеве, В. Пудовкине, И. Хейфице, Т. Лиозновой, С. Юткевиче, Л. Орловой, Н. Крючкове, Е. Урбанском, И. Смоктуновском, Л. Быкове, о встречах с мировыми знаменитостями — Дж. Неру, П. Пикассо, Ф. Леже… «Ах, как хочется иногда, чтобы время остановилось!» — восклицает КЛучко на первых страницах. И ей удалось это сделать в своих воспоминаниях.

---

Дормидонт и Тимофей вполне нормально ладят друг с другом, хотя элемент ревности, безусловно, присутствует. А вообще наблюдать за их взаимоотношениями необычайно интересно. Кот более изощрен в «провокациях». Например, собака спит на диване возле мужа, а Дормидонт проходит мимо. Буквально на мгновение встает на задние лапы — раз, «отхлестал» Тимофея по морде и, задрав хвост, важно удалился в соседнюю комнату. Или такая картинка: Тимоша не любит надевать перед прогулкой комбинезон и мыть лапы после улицы. Так каждый раз кот обязательно присутствует при этих процедурах. Приходит, садится и внимательно наблюдает за происходящим. Причем видно, что Тимошина нервозность доставляет ему некоторое удовольствие. Еще бы, конкурент явно «не на коне»! Только Тимофей за дверь — Дормидонт как ни в чем не бывало возвращается к своим занятиям. Причем еще не было случая, чтобы он пропустил «аттракцион». Оба они очень славные ребята, не представляю, что бы мы делали без них.

В двух остановках от нашего дома, возле станции метро, шашлычная. Там можно чем‑то поживиться. Бездомные собаки наведываются туда перекусить. И приспособились добираться попутным автобусом.

Помню, однажды я шла к остановке. Меня обогнала собака и через переднюю дверь вскочила в автобус.

Было начало апреля, на улице грязно, а в автобусе вообще сплошная лужа, ступить негде. Собака переминалась с ноги на ногу, оглядывалась — и вдруг прыгнула на пустое сиденье. Какая‑то женщина закричала на нее: «Ах ты… иди отсюда!..»

А я смотрю: она же вот — вот родит, уже и соски набухли. Говорю женщине: «Не трогайте, ей же скоро рожать!» Тут все пассажиры обратили внимание на эту сцену.

А собака сидела под взглядами людей с достоинством, всем своим видом показывая, что не уйдет. Она уже готова была защищать свое еще не родившееся потомство. В этот момент кто- то из мужчин заметил, что сидит она на месте «Для пассажиров с детьми». И я почувствовала, как у меня защемило сердце.

Колесо

На съемках часто возникают ситуации, когда не задумываясь идешь на риск. Это происходит мгновенно, невесть откуда появляются силы, одержимость, стремление доказать, что ты это можешь сделать сама.

И если вспомнить случаи из своей актерской биографии, трезво посмотреть на них со стороны по прошествии времени, то можно сказать определенно: наша профессия сопряжена с риском. Но на съемках мы об этом не думаем.

Много лет назад на Кубани я снималась в фильме «Кочубей», о легендарном герое Гражданской войны.

В фильме была такая сцена: небольшой мост, с другой стороны речки непрестанно строчит пулемет, и нашему кавалерийскому отряду никак не перебраться через эту речку.

Я иду по мосту, белый шарф развевается по ветру. Я иду одна через мост. На какой‑то момент пулемет замолкает. На той стороне удивлены, как это она решилась даже ступить на мост.

А у меня спрятана граната. Когда я пройду почти весь этот мост, я вытащу гранату и брошу ее.

Взрыв. Пулемет замолкает. И тогда наша кавалерия рванет в атаку.

Меня сбивают с ног, я лежу на мосту, а мимо проносится кавалерийский отряд.

Вот такой должна быть сцена.

На студии приготовили большую куклу, похожую на меня. Две заплетенные косы, тот же развевающийся белый шарф… Ведь на общем плане не видно, кто лежит. Зритель даже не заметит, что это кукла, а будет волноваться, переживать, думать, как бы чего не случилось.

Оператор посмотрел на мост. Подумал о чем‑то и обращается ко мне:

— Клара, представь на минутку, что на мосту не кукла, а ты. Какие бы кадры я снял! Через копыта лошадей — крупно твое лицо… Представляешь, белый шарф развевается, а мимо вихрем проносятся кони…

Я представила, как это будет. Невероятно!

— Но это же очень страшно, — говорю я.

— Да ничего страшного. Ерунда! Имей в виду, что лошадь на человека никогда не наступит.

Краем уха этот разговор услышал консультант нашего фильма генерал Осликовский, старый кавалерист.

— И не думайте, — строго сказал он. — Поверьте, на фронте я видел, как лошади по головам скакали, по раненым бойцам. Когда скачет большой отряд, лошадь не чувствует, что у нее под копытами.

Оператор промолчал, а мне подмигивает. Не слушай, мол, ты его, он скоро уедет, а мы тогда снимем…

Я была молодой и безрассудной. Я представила, как это здорово будет на экране, и согласилась.

Генерал уехал в Москву, а на мосту стали срочно что‑то достраивать. Пошла посмотреть. А там пристраивают маленькую площадочку. На ней должна стоять камера. Там будут оператор, режиссер, второй оператор. Они будут на этой площадке стоять, а я буду лежать на мосту.

Съемку назначили на воскресный день. По всем станицам развесили объявления: «Для съемок нужны всадники. Если кто из казаков имеет лошадей, то можно сняться в фильме. Нужно только, чтобы люди были в казачьей форме».

Из разных станиц начали прибывать казаки. Еще бы! Такая возможность — сняться в кино.

Меня положили на мосту, освободили белый шарф, чтобы он развевался по ветру. Я лежу, жду, когда начнут снимать, и постепенно мне становится страшно. А страх — какой‑то особый. Он парализует меня. Лежу на мосту и слышу, что всадники все ближе и ближе. Слышу, как стучат копыта, громче и громче… Я вроде понимаю, что нужно бы вскочить и убежать. Но вместе с тем ничего не могу с собою поделать. Не могу даже пошевелиться.

И вот в таком полуобморочном состоянии я пролежала все время съемок. И слышала только цокот копыт…

Слава Богу, все прошло благополучно. И когда съемка кончилась, я стала в группе героиней. Меня поздравляли, мною восхищались: «Во молодчина!», «Какой красивый был кадр!»

Через некоторое время привезли для просмотра отснятый материал. Я сижу в зале, нервничаю.

Показывают съемку на мосту. И… увы, ничего на экране не происходит. Скорость, с которой крутится пленка, совпала со скоростью скачущих лошадей. И ничего из того, что задумывалось, ради чего я пошла на риск, не получилось.

Когда кончился просмотр, наступила тишина в зале. Оператор молчал, а потом в сердцах сказал:

— Такое бывает редко, но бывает…

И ушел…

Но на этом дело не кончилось. Съемки остановили, и мне сообщили, что картину и вовсе закрыли.

Прошло время. И вдруг до меня доходит известие, что сценарий переписали, нашли другого режиссера и взяли новых актеров. Так в кино тоже бывает. Редко, но бывает.

…Я снималась в фильме «Игра в смерть, или Посторонний». Как говорят нынче, крутой детектив. Моя героиня — офицер милиции. Не буду рассказывать о драме, которую она пережила. Скажу только, что она волею судьбы была втянута в мафиозную группировку, многое знает, в ее руках документы и за ней начинают охотиться…

По ходу фильма снимался эпизод на дороге. Моя героиня едет на «газике», вместе с ней капитан милиции, который пытается разгадать замыслы мафии.

И тогда мафия дает команду — зажать «газик» с двух сторон… рефрижераторами.

Я прежде никогда не снималась в фильмах с трюковыми съемками и с участием каскадеров. В машине я должна была ехать с актером, который играл роль капитана. Однако утром выяснилось, что актер занят на репетициях и не приедет. Вместо него в форме капитана за рулем сидел каскадер. А сзади разместились режиссер, оператор с камерой и бригадир каскадеров, который по радиотелефону должен командовать съемкой.

Автоинспекция перекрыла загородное шоссе с двух сторон. И мы помчались.

Бригадир каскадеров командует:

— Давай рефрижератор! Так, хорошо! Догоняй… Врезайся…

Я сижу впереди и вижу, как наша машина на огромной скорости врезается в заднее колесо рефрижератора. Удар!

Колесо у рефрижератора выше, чем наш «газик».

Очень сильный удар! «Газик» отбрасывает в сторону, но шофер вывернулся и снова мчится вперед, чтобы сделать еще дубль.

А я от страха забыла текст…

Мы опять приблизились к огромному колесу… Удар! И тут я поняла, что еще минута — и всё… Нас не будет… Но тотчас же пришло в голову: даже если что‑то и случится, то сцена должна быть сыграна. Я пытаюсь собраться с силами, сказать текст… Потом мои слова будут смонтированы со словами партнера. Но он‑то сидит дома. В Москве. А здесь погибаю я.

В это время бригадир каскадеров снова командует:

— Еще раз!

Опять мчимся, опять ударяемся о колесо, отскакиваем, опять шофер выворачивается, я пытаюсь сказать свой текст, но от удара перекосило дверцу «газика», и она открылась. Бригадир кричит:

— Держи руками дверь!

Но как я могу ее удержать, когда она перекосилась и не закрывается?! В машине треснуло ветровое стекло. А мы в четвертый раз снимаем сцену. И я чувствую: еще раз, и… уже всё… конец…

Я кричу каскадеру:

— Останови машину!

А он улыбается и не останавливает.