Ричард Олдингтон - Сущий рай

• Название: Сущий рай
• Автор: Ричард Олдингтон
• Издательство: АСТ, Астрель, ВКТ
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-071101-7, 978-5-271-32463-5, 978-5-226-03266-0

Англия между двумя Мировыми войнами.

Сущий рай благоденствия и процветания, разумного, просвещенного консерватизма и разумного, просвещенного интеллектуального либерализма?

Или — гнилое болото, в котором гибнут все нормальные человеческие существа, где человек, не похожий на других, обречен стать предметом насмешек, а высокие идеалы давно превратились в фикцию?

Олдингтон смеется над тем, что видит и описывает.

Но, как и в «Смерти героя», смех pro превращается в злой и горький сарказм, — а фарс «сущего рая» — в беспощадную трагикомедию.

---

— Не оскорбляй меня!

— А тебе не кажется, что такое предложение может быть оскорбительным для меня?

— Да будет тебе мудрить и выдумывать, — нетерпеливо сказала Жюльетта. — Из-за чего ты так огорчаешься?

— Всего-навсего загублена моя карьера, всего-навсего кажется унизительной и гнусной вся эта финансовая канитель; всего-навсего я должен быть свидетелем того, как ты бросаешь человека, который был тебе небезразличен, чтобы выйти замуж за богатое животное.

— Крис! Как смеешь ты так оскорблять меня и Джерри? Что ты знаешь о нас?

— Слишком много, к сожалению.

— О, поменьше горечи, Крис, прошу вас, не надо, — в отчаянии простонала Гвен.

— Не во мне горечь; правда горька, — он повернулся к Жюли. — Я не хотел говорить об этом, но теперь я должен высказаться или у меня на всю жизнь останется чувство, что я не предостерег тебя. Жюли! Подумай, что ты делаешь! Попробуй видеть вещи такими, какие они есть. Тебя толкает на это мать. Ты знаешь, что она помешана на «хороших партиях», а посмотри, к чему привел ее собственный брак! Ведь отец всегда ей был безразличен, и теперь все ее собственнические инстинкты направлены на нас и, в частности, на тебя. Она смотрит на тебя не как на самостоятельную личность, самостоятельность которой священна, а как на часть самой себя. Она пользуется своей властью над тобой, чтобы заставить тебя добиться того, чего хотелось ей самой. Но она не думает о тебе и о Хартмане как о людях, которым придется вместе жить. Она смотрит на вас как на социальные абстракции. Не позволяй ей толкать тебя на то, чего ты на самом деле не хочешь…

— Я уверена, что она ничего подобного не делает, — оборвала его Гвен. Крис не обратил на нее внимания. При свете камина он видел лицо Жюли и понял, что она взволнована.

— Жюли! — продолжал он взывать к ней. — Мы уже не дети. Нам незачем бессмысленно подавлять в себе живые чувства, как то делали наши родители. Мы можем избежать их ошибок, если у нас есть хоть капля мужества и здравого смысла. Не позволяй матери превращать твою жизнь в ад. Ведь часто брак — даже в самом лучшем случае — вещь достаточно тяжелая, еле прикрытый компромисс. Может быть, его вообще следовало бы упразднить. Но во всяком случае для культурных людей позор, когда брак становится всего лишь финансовой сделкой.

— Не понимаю, какое право ты имеешь говорить подобные вещи! — воскликнула Жюли, радуясь возможности скрыть свое замешательство.

— Ну а что же это, по-твоему? Стала бы ты иметь с ним дело, если бы у него не было денег? К тому же ты знаешь, что он за человек.

— Не вижу… — возмущенно начала Жюли.

— Потому что ты не хочешь видеть. Послушайте, мне хотелось бы поговорить с вами обеими вполне откровенно. Вы женщины, и вы не будете отрицать роль пола. Что бы ни говорили всякие лицемеры, пол в значительной мере управляет нашей жизнью. Если половое чувство подавлено или искажено, люди сходят с ума, становятся несчастными и злыми. Старый кодекс поведения полов основан на лживых предпосылках и создан лживым социальным и экономическим строем, который явно терпит крушение.

— Какое это имеет отношение ко мне? — спросила Жюли.

— Так вот, попробуем применить это к нам самим. Предполагается, что мы — самое эмансипированное поколение; но так ли это на самом деле? Правда, нам дали отдельный ключ от дома и разрешили иметь друзей по собственному выбору и мы знаем о противозачаточных средствах. Но, по существу, Жюли по-прежнему живет во власти лицемерия. Она выросла, веря, как и ее мать, что единственное открывающееся перед ней поприще, это «хорошая партия». Но, Жюли, это ведь самый верный способ подавить и извратить свое естественное сексуальное влечение. Тебе не нужен Джеральд, тебе нужды его деньги. Ты как вещь отдаешь себя тому, кто платит больше!

— Скоро ты назовешь меня проституткой!

— Что ж, ведь здесь лишь разница в степени, — быть законной наложницей одного мужчины за часть его дохода или незаконной наложницей многих мужчин за наличные и сдельно. Но я понимаю, какая перед тобою встает дилемма. Что еще ты можешь делать? Тебя намеренно воспитали так, чтобы ты не могла заботиться о себе, и выбор у тебя один — или продать себя, или зарабатывать, услужая другим…

— Тебе, вероятно, хотелось бы видеть меня в ресторане? — саркастически спросила Жюли.

— А что дурного — подавать людям еду? Или, по-твоему, это менее почтенное занятие, чем стрелять в беззащитных жирафов и наживаться на собаках?

— Ах, не болтай глупостей!

— Давай заключим с тобой договор, Жюли. Через год, начиная с сегодняшнего дня, ты сама решишь, кто из нас двоих сейчас глуп. Искренне и вполне серьезно я считаю, что для тебя было бы гораздо, гораздо лучше отказаться от этой узаконенной проституции, взять работу и подождать, пока ты найдешь человека, который будет тебе настоящим товарищем и от которого ты бы хотела иметь детей. Ты знаешь, что тебе не нравится все, что нравится Хартману, — его пристрастие к борзым, охота, азартные игры, гонки и так далее. Ты не выдержишь этого. Но даже и с этим можно было бы примириться, если бы тебе нужен был он как мужчина, а не только та безвкусная роскошь, которую он может тебе доставить. Скажи мне одно: так ли сильно желает его твое тело, чтобы ты стремилась иметь от него детей?

— Ну знаешь, на такой вопрос я не буду отвечать! — Жюли вскочила на ноги с возмущением, которое было искренним только наполовину.

— Потому что ты не смеешь ответить правду. Жюли, милая, скажи: если бы не эти проклятые деньги и не приставания матери, разве нет такого человека, которого ты действительно хочешь, который был бы для тебя всем тем, чем не может быть Хартман?

— Что ты хочешь сказать? — неосторожно спросила она.

— Ты знаешь это так же хорошо, как я: я говорю о Ронни, — сухо сказал Крис.

Он тотчас же пожалел об этом. Жюльетта безмолвно уставилась на него, как раненый зверек, и вдруг, разразившись слезами, выбежала из комнаты, за нею последовала Гвен.

Крис остался сидеть, мрачно глядя на огонь. Гвен вскоре вернулась и села подле него.

— Жюли прилегла, — укоризненно сказала она в ответ на его вопрос. — Вы были с ней грубы, Крис.

— Я был глуп, — мрачно сказал он.

— Я не могу понять, почему вы были так жестоки.

— Я не хотел быть жестоким. И не был. Я просто говорил самоочевидные истины. Но с моей стороны было глупо пытаться убедить женщину, взывая к ее разуму. Следовало бы неожиданно привести сюда Ронни и оставить их вдвоем. Он нашел бы правильные аргументы ad feminam.[5]

— Не делайте этого, — быстро сказала Гвен. — Обещайте мне, что вы этого не сделаете!

— Ха! — сардонически воскликнул Крис. — Это доказывает, что я прав. Вы знаете, чего она в действительности хочет. Но я не приведу Ронни. Знаете почему? Потому что, пока она будет в его объятиях, она пообещает одно, а как только вернется к матери, пообещает совсем другое. А так как она во власти матери — у матери девять шансов против одного. И потом, почем я знаю, будет ли она счастлива с Ронни? Она, может быть, возненавидит его ровно через два года. И наконец, что станется тогда со мной, новым Пандаром из Трои?

Гвен ничего не ответила; она задумчиво смотрела в огонь, чуть-чуть отвернувшись от Криса, сложив руки на коленях. Погруженный в свои мысли, Крис едва замечал ее опасные прелести. Почти бессознательно — а это особенно опасно — он нанизывал впечатления: блеск золотых бальных туфелек и тонкие линии очаровательных ножек, туго обтянутых шелковыми чулочками; стройные руки, с которых сняты все кольца, в том числе и обручальное; обаяние искусно-безыскусственных локонов и задорного грезовского профиля. Косметика и хорошие духи распространяли слабый, но коварный аромат.

— Ничего, если я попрошу вас задернуть занавески, Крис, — сказала она наконец, привлекая его внимание к темным впадинам окон. — Что-то сквозит.

— Конечно. — Крис тщательно задернул их и добавил: — А свет зажечь?

— Ах нет, не нужно! Я обожаю свет камина. Приятно отгородиться от холода и темноты и сидеть у огонька. Я исповедую, должно быть, культ очага.

— Вот именно, — сказал Крис одобрительно, так как она совершенно случайно задела одну из его излюбленных тем. — Это ключ к пониманию нашей северной цивилизации. Мы смотрим внутрь, на домашний очаг; жители юга смотрят наружу, на солнце. У нас книги и чайные сервизы, у них статуи и расписные колоннады.

Но это было совсем не то, чего ожидала от него Гвен. Она тихонько вздохнула и попробовала начать игру другим гамбитом, гораздо более выразительным.

— Неужто вы не верите в любовь? — спросила она с деликатной пытливостью.

— Что вы называете «любовью»?

— Вы отлично знаете, о чем я говорю!

— В том-то и дело, что нет. Это одно из самых двусмысленных слов. Меня поучают любить Господа Бога, любить ближнего как самого себя, любить родителей и родных и любить детей, если таковые у меня есть. И мне разрешается любить одну особу противоположного пола, или, если я порочен и в то же время мне везет, я могу любить нескольких на протяжении своей жизни. Что общего между всеми этими чувствами, если не считать отдаленной и абстрактной аналогии? Разве я должен испытывать сексуальное влечение к всемогущему или петь псалмы даме моего сердца?