Иван Корнилов - В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы]

• Название: В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы]
• Автор: Иван Корнилов
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1972
• ISBN: Современник

В книге Ивана Корнилова здоровый народный взгляд писателя на жизнь пробуждает в душе читателя чувства отрадного удивления, узнавания. Как будто бы многое, рассказанное автором, бывало и с тобой или с твоими знакомыми. И что это все важное, но почему-то забытое тобой, хотя не настолько, чтобы не воскреснуть в изначальной свежести, когда тебе ненавязчиво, без предрассудков намекнут живыми картинами, как непроста жизнь современного человека.

---

— Ящерка! — крикнул зоркий Андрейка и, широко раскинув руки, запетлял по траве.

Саша затаила дыхание: утопая по шейку в зелени, лугом бежал ее сын! Из-за леса выскочил маленький двукрылый самолет, вот он накренился и так низко пролетел над лугом, что Саша увидела летчика. Летчик смотрел вниз с таким же интересом, с каким смотрела на него Саша. Самолет, стрекоча и покачиваясь, пролетел, а Саша все еще стояла и смотрела ему вслед. «Отчего он летает?» — подумала Саша о самолете. Она знала, конечно, отчего самолет летает, это она «проходила» в школе. И все же она не знала этого, ей мешало знать удивление: тяжелый, а летает… «Он от ветра летает. Пропеллер крутится, делает ветер, и от этого ветра самолет взлетает…» Такое объяснение Сашу удовлетворило. Отчего летают другие самолеты, без пропеллеров, как они поднимают в воздух неподъемные тяжести — в это она вникать не хотела, ей достаточно было сейчас этого ее простого объяснения: от ветра, от луга, от солнца, от радости.

— Зеленая! Ящерка зеленая!

Раскрасневшийся, возбужденный охотничьим азартом, Андрейка подбежал к Саше, и она жарко обняла его и, не стыдясь слез, стала целовать. А сын примолк.

Потом они играли в догонячки. Придерживая подол сарафана, Саша носилась за быстроногим сыном, ловила его за вздувшуюся на спине рубаху.

— Попался, что, попался? Сынок, ты прыгай с горочки, с горочки. И руки вот так — будто летишь. А теперь догони-ка меня.

Вскрикивая, она кружила по овсянице. Ветер снес с ее головы косынку, распластал на траве; метелки стегали Сашу по коленам; а она все удивлялась, что бегает быстрее сына и долго не устает.

Некруто стекал в лощину уклон. Рыжуха качнула головой, всхрапнула и сама, без понукания, с мирного шага перешла на спорую рысь. Дорога была не из тех, какие накатывают резиной грузовики, а простая, тележная, и колеса запрыгали на толчках, застучали. Под этот удалой перестук Женя, сдерживая улыбку, говорил Саше на ухо:

— А ты знаешь… Сейчас, когда по траве бегала, ты, Саш, была какой-то другою…

— Другой? — радостно удивилась Саша. — Какою же я была?

— Волосы у тебя раздымались. Вверх-вниз, вверх-вниз. Этакое золотое облачко… А еще мне показалось…

— Что еще тебе показалось? — перебила Саша в сильном нетерпении.

— Показалось, что тебе не двадцать семь твоих лет, а шестнадцать.

— Шестна-адцать?!

Саша даже не попыталась сдержать обуявшей ее радости. Смех ее рассыпался звоночками.

— А вот не угадал! Мне сейчас шестнадцать с половиной! — И обвила мужу руками шею, и обещающе посмотрела ему в глаза.

И подумалось ей в ту минуту: какой он все-таки у нее хороший, Женя, как надежно ей с ним, как просто!

А Женя зашептал ей в лицо — горячо зашептал, тайно:

— Скоро, что ли, у нас будет Леночка? Обещала…

— Сегодня к вечеру тебя устроит?

— Ну, Саш! Пусть она начнется здесь, а? Пока свежий мед, пока спим на сене…

— На сене тебе нравится! — смеялась Саша.

И подумала, как славно отдыхается им у сестры Марии, как славно спится в саду, особенно под утра. Тихо шепчется над сеновалом яблоня, цвиркают синицы, а потом с тяжелым медным звоном начинают носиться пчелы.

— Нет, Женя, с Леночкой еще успеется.

— Уж сколько ты говоришь это свое успеется…

И отвернулся.

Она взъерошила ему волосы и поцеловала в висок.

— Не дуйся, слышишь?

Она и сама не знала, отчего так упорствовала, когда заходил разговор о втором ребенке. И сама думала не раз, что не плохо б родить еще и девочку, беленькую пискушку. Но стоило мужу напомнить об этом, как что-то в ней затворялось.

Распрягли Рыжуху возле пруда, и она, не тратя времени попусту, захрупала пыреем здесь же, прямо у телеги. Кинув на куст чилиги рубаху и брюки, Женя разбежался и с невысокой кручки бросился в пруд. Тело его взметнулось над водой гибким полудужьем и без брызг вошло в воду.

— Умеет, леший тя подмикитки! — Оценил Трофимыч. — Что значит городской!

Кидая саженки, Женя плыл уже серединой пруда, а Трофимыч все покачивал головой да приговаривал свои хвалебные слова.

Потом они ловили рыбу. Рослый Трофимыч потянул от глуби, Женя подбивал коленями воду у берега. Собирать улов в полуведерник напросился Андрейка. А Саша тем часом разводила костер, усохшие коровьи шлепки скоро взялись жирным копотным пламенем.

Рыбачили-рыбачили, а поймали пяток карасей.

«Ветрено, подождем затишки», — оправдывался Трофимыч. А Саша над ним подтрунивала: «Рыбак всю жизнь ждет погоды».

Уха, однако, и из этих карасей получилась неплохая, и вот, сморенные сытным полевым полдником, они свалились, где кому хотелось. Андрейка — в холодке под телегой. Трофимыч с Женей облюбовали местечко возле куста, а Саша устроилась в телеге на войлоке, который так приятно теплит живот, бедра и грудь. И вот Саше уже невдомек, то ли она дремлет, то ли уже сквозь сон слышит, как шумит под ветром трава и кто-то невдалеке поет задушевную песню.

И домой уезжали Владыкины тоже в хороший солнечный день. На той же Рыжухе подкинул их Трофимыч за хутор, до большака.

Провожала их вся родня — и старшая сестра Мария, вечно занятая на своем молочном пункте, и соседские ребята, и Груняша Ковалева, дальняя родственница, которая упросила оставить у нее на лето Андрейку.

И Саше хорошо было идти с ними и говорить о том, про что переговорено было за отпуск десятки раз.

А над головой гитарными басами постанывали телеграфные провода и бился вдоль дороги, то ли прощально раскланиваясь, то ли взлететь пытаясь, седой ковыль. Саша набрала пучок этого ковыля — в память о родных местах и о родных людях.

И об этом очень хорошем своем лете.

2

Упаковывая посылку Андрейке, Саша исподволь посматривала на мужа, который колдовал над шкафом. Вот пальцы его мягко и быстро простучали низ шкафа, вот они пробежались по одной переборке и перешли на другую. Женины пальцы касались дерева слегка, самую малость, а порой начинало казаться, что не задевают его и вовсе, и только глухой полый звук выдает, что по дереву все-таки стукают.

Саша улыбнулась: какой-то месяц не видел человек своего жилья и так по нему соскучился. Все постукивает, все и простукивает: не отстала ли где краска, не дала ли случайную лопину дверца или переборка.

О как понимала Саша мужа! Что в их комнатах есть — все эти кресла, столы, этажерки, шкафы, сервант, — все было сделано им самим, Женей. Краснодеревщик самой большой руки, он для своей семьи делал все с выдумкой, по собственным чертежам. Целый год, когда они с частного угла переехали сюда, в новый дом, Женя только строгал да клеил, шуршал наждаком да накладывал лак — и целый год из их комнат не выветривались запахи опилок, стружки, канифоли и красок. Веселое было времечко! Женя был жаден до каждой свободной минуты, он был увлечен и одержим… И с присущей людям особенностью благодарно оглядываться назад, Саша думала сейчас, и думала искренне: тот год был лучшим годом их жизни.

Пришла Оля Нечаева, соседка, и стала пристально, без потайки рассматривать Сашу.

— Я думала, тебя там, на вольном молоке, разгонит, в дверь не пролезешь, а ты ничего, в прежних берегах, — и обняла Сашу, поцеловала в щеку.

Взглянув на Женю, она высказала идею:

— Вот ты, Владыкин, съездил в деревню с пользой, поправился, помолодел, и этого дела так просто оставлять нельзя, это надо отметить… Сейчас я притащу своего Нечая и кое-что еще.

Нечаевы не заставили себя ждать, заявились через минуту. Макс, пощипывая усы и улыбаясь, шел впереди; Оля держала руки за спиной, и вид ее был такой: «Угадайте-ка, что у меня?»

— Угадайте-ка, что у меня? — спросила Оля и, ответа не дожидаясь, поставила на стол пузатую бутылку в плетеной корзиночке. — Мы здесь, как видите, тоже не тратили времени попусту.

Макс обласкал жену влюбленным взглядом.

— У нее командировочка подвернулась в винные края, вот мы и учли.

— Вы посмотрите, какие у меня конфеты, они тают во рту. — Оля высыпала на стол ворох конфет в обертках с иноязычными буквами. — Чур, наши коньяк и конфеты, а ваши яичница и все остальное.

Женщины удалились на кухню готовить закуску. И здесь, за совместным занятием у них случился всем известный в таких случаях разговор приятельниц, давно друг друга не видавших, когда обеим хочется рассказать обо всем сразу, да ничего не получается: перебиваешь друг друга и не замечаешь, что перебиваешь.

Уже высвечивало по рюмкам вино, и Оля, пробуя на вкус шипящую с пламени яичницу, ойкала, когда пришли Барковы — Неля и Володя, до смешного одинаково худосочные. Завидя их, Женя весь просиял: Барковых он любил давно и преданно, особенно Володю. Вместе они кончили училище и уже несколько лет вместе работали.

Барковы тоже принесли вина. После первой рюмки дружно принялись есть, после второй запели.