Александр Беляев - Невидимый свет

• Название: Невидимый свет
• Автор: Александр Беляев
• Издательство: М. : Эксмо, 2010. — 576 с.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-41035-4

В шестой том полного собрания сочинений Александра Беляева вошли фантастические повести и рассказы разных лет. Более десяти произведений этого тома ни разу не переиздавались с 1920—1930-х годов, и современный читатель прочитает их впервые.

_{Составители Евгений Харитонов и Дмитрий БайкаловДанное собрание печатается с одобрения Светланы Александровны Беляевой}

---

У Байдакова от едкого дыма и спертого воздуха першило в горле. Глаза слезились. Дым заслонял даже пламя костра, и Вайдаков с трудом различал предметы — большой меднокрасный чайник над костром, деревянные лотки с объедками снеди.

— Кителькут дома? — спросил Нуват по-чукотски страшную старуху. — Не узнаешь, старая?

Старуха присмотрелась сощуренными глазами и довольно равнодушно ответила:

— Нуват. Кителькут дома. Иди.

Нуват ступил в глубину юрты. Вайдаков только теперь заметил кожаный «ящик», не больше четырех метров длины и двух высоты, покрытый сверху сухими травами.

— Ползи за мной! — крикнул Нуват и, отвернув полог, прополз на животе внутрь «ящика». Это и было «жилое» помещение юрты.

Дохнув воздух «жилья», Вайдаков сделал невольное движение и едва удержался от того, чтобы не уползти обратно, — до такой степени был удушлив и зловонен воздух этой коробки. Здесь отвратительно пахло испорченным жиром, прокисшими шкурами, немытой посудой, испарениями грязного человеческого тела. Две тусклые коптилки из жира мигали от недостатка кислорода. Байдакову показалось, что он попал на банный полок, — так здесь было парно, жарко и душно. Все ароматы перебивал острый запах мочи и гниющей печени, употребляемой при выделке кож.

По стенам висели собачья упряжь, пузыри с жиром, куски засохшей рыбы, обглоданные кости, деревянные миски.

«Как люди могут существовать в этой зловонной выгребной яме? Ведь ни одно животное не вынесло бы такого воздуха!» — подумал Вайдаков.

Но человек — очевидно, самое приспособляющееся животное. В «ящике» находилось семь человек, и все они, по-видимому, чувствовали себя неплохо. Вайдаков осмотрел их, пытаясь отгадать их имена.

Кителькута нетрудно было узнать. Высокий седой старик с побуревшей кожей и редкими бороденкой и усами сидел на шкурах около коптилки, в центре «ящика». На нем был надет пестрый «мострикотажный» джемпер прямо на голое тело.

Кителькут был чукча, богатый оленевод, купец и перекупщик.

Вдали от него в уголке скромно поместился старик, похожий лицом на Нувата. Это, конечно, его отец, «приживал» Кителькута — Яяк. Бедным в одиночку трудно бороться с ледяной пустыней, и они обычно кочуют вместе с богатыми сородичами, которые выручают их в черные дни — конечно, не безвозмездно.

Пожилая женщина с большими глазами — глазами Нувата — сшивает куски кожи нитками из оленьих сухожилий и в то же время бросает в рот, как подсолнух, сушеные маленькие рыбки, насыпанные прямо на кожу. Кто она? Мать Нувата — Рынтина?

А рядом с ней — молодая красивая девушка, которая отдирает белыми зубами сухожилия оленя и расщепляет их на части. Конечно, Анека — дочь Кителькута! О ней Нуват говорил особенно часто.

Из угла выглядывает зловещий лохматый старик — под пару ведьме, встретившей гостей. Кто он? Не шаман ли Уквун? По левую и правую сторону Кителькута сидели двое неизвестных Байдакову чукчей или тунгусов.

Рынтина при входе Нувата вскрикнула. Она хотела броситься на грудь сыну, но считала это неприличным в присутствии Кителькута. Яяк только крякнул то ли от удовольствия, то ли от испуга. Анека бросила на пришельцев быстрый лукавый взгляд. Уквун смотрел с угрюмой подозрительностью.

— Здравствуй, Кителькут! — сказал Нуват. — Вот я и приехал, не забыл своего народа и родной пустыни!

Яяк опять крякнул, теперь уже с явным удовольствием. Несколько лет назад, когда приезжие из города «большевики» предлагали взять Нувата с собой, чтобы дать ему образование, Кителькут возражал: «Пойдет в город — испортится, пропадет, отца забудет!»

Кителькуту не хотелось отпускать здорового юношу, который работал за двоих. Яяк не осмеливался иметь свое мнение. Вопрос решил сам Нуват. Он сказал:

— Я иду. Я научусь — тому, что знают люди, которые живут в городах, и вернусь к вам. Я не забуду старого отца и мать!

— Пропадешь! — раздраженно крикнул Кителькут в виде прощального приветствия.

Если бы этот разговор не происходил в присутствии «большевиков из города», Кителькут просто не отпустил бы Нувата, даже, быть может, применив силу.

Нуват ушел, «пропадал» несколько лет и вот сдержал свое слово. Вернулся.

— Садись! — коротко сказал Кителькут и, отвернув полу полога, крикнул: — Чаю!

За кожаной стеной послышался ответный крик. Скоро под полог продвинулся в клубах пара медный чайник, а следом за ним — деревянные лотки с изысканными блюдами: китовой кожей, белой и плотной, твердым моржовым жиром, нарезанным ломтиками, мясом диких оленей, замороженным, растолченным в порошок и смешанным с застывшим топленым салом.

Нуват и Вайдаков скоро поняли, что это обильное угощение было приготовлено не для них — ведь их и не ждали, — а для гостей, сидевших по обе стороны Кителькута, — Катыка и Каравии, приехавших продавать шкуры песцов, медведей, куниц и белок. Но чукчи гостеприимны, и Кителькут пригласил Нувата и Вайдакова принять участие в трапезе.

— Разденьтесь, как я, — сказал он, стягивая с себя джемпер и обнажаясь до пояса. — Здесь тепло.

Началось бесконечное чаепитие, во время которого хозяин возобновил деловой разговор с Катыком и Каравией.

Насколько раз он выдвигал пустой чайник за стену и кричал:

— Эй, чаю! — и запасы кипятку возобновлялись.

Самолюбие Вайдакова было несколько задето тем, что Кителькут не удостаивает их разговором. Но приходилось подчиняться обычаю. Наконец Кителькут соблаговолил повернуть голову к Нувату.

— Как звать твоего товарища, Нуват?

— Василий Семенович Вайдаков.

Кителькут кивнул головой и замолчал. Стало слышно, как гудит ураган за кожаными стенами.

— Большой ветер. Плохо было ехать? — вновь спросил Кителькут, на этот раз обращаясь к Вайдакову.

— Под конец пути. Ветер прямо ураганный.

— Да. Большой ветер. Вам не уехать и сегодня, — обратился Кителькут к Катыку и Каравии.

— Да, — согласился Катык. — Не уехать, если ветер не утихнет.

— Может быть, постучать в бубен? — предложил Катык.

— Можно постучать, — ответил Кителькут. И, не поворачивая головы, приказал шаману: — Уквун! Уйми ветер!

Шаман, лежавший на животе, подполз к светильне, как змей, поднялся и снял с деревянной грядки потолка бубен. Началось «священнодействие», шаманство, заклинание бога-ветра.

Обе жировые коптилки были погашены. И в густой темноте вдруг раздались частые, звонкие звуки бубна.

Вам — бам — бам — бам!.. — выстукивал Уквун, и звуки падали тревожным набатным призывом.

Уквун запел. Сначала тихо, медленно, а потом все громче, воодушевляясь. Он подражал в своей песне клекоту орла и рычанью медведя и завыванию бури. Потом на время утихал и прислушивался: не помогло ли шаманство. Нет, ветер свистел с тем же неустанным усердием.

И Уквун удвоил старания. Бил в звонкий бубен все сильнее и чаще и запел заклинания:

— Эге-ге-ге-гей! Я человек, я ищущий. Я зовущий. Маленькая рыбка Векан. Выросла, стала больше кита. Гей! Она лежит среди открытого моря: шея ее стала как остров, спина ее вытянулась материком. Гей-гей-гей! Если ты, пролетая, задел крылом о землю Морей, дай ответ!..

Над истоком бегущей воды, на вершине белого хребта, у гремящего ледника живет молния, мать горного эха, она летает по небу, гремя железными крыльями. Из-под ног ее брызжет алый огонь. Если ты вылетел из ее узких ущелий, дай ответ!

Долго набатным тревожным звоном надрывался бубен, долго пел Уквун свои заклинания.

Вайдаков слушал и удивлялся. Где-то шумят Днепрострои и Волховстрои, где-то тракторы бороздят поля и белый электрический свет заливает крестьянские избы — здесь все осталось так, как было тысячелетия назад! Нуват говорил: Кителькут и среди чукчей особенный. Он не хочет знать никакого начальства, никаких новшеств. Он хочет жить так, как жили его предки: свободными, независимыми кочевниками. Всеми правдами и неправдами Кительтуту до сих пор удавалось это.

— Довольно, Уквун! — прервал Кителькут завывания шамана. — Дух бури не глухой. Он слышал твой бубен и твои заклинания.

Среди наступившей тишины было слышно, как Анека высекала огонь. Вспыхнула одна, затем и другая светильня.

Утомленный Уквун лег на живот. Ветер выл, свистел и гудел над юртою.

— Не слушает тебя бог ветра! — насмешливо сказал Нуват.

Кителькут метнул на Нувата гневный взгляд, но промолчал. «Может быть, Нуват стал большим большевиком… И этот Вайдаков, кто он?»

— Бог ветра — самый сильный бог, — отозвался из своего угла Уквун. — Ему нельзя приказывать. Его можно только просить. Нет человека, который мог бы повелевать ветром!

— Ты так думаешь? — задорно спросил Нуват. — А если я скажу, что я такой человек!

— Сильнее бога? — иронически спросил Кителькут. — Этому ты научился в городе? Так прикажи, чтобы ветер перестал дуть!