Джейми Форд - Отель на перекрестке радости и горечи

• Название: Отель на перекрестке радости и горечи
• Автор: Джейми Форд
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-86471-622-9

Романтическая история, рассказанная Джейми Фордом, начинается с реального случая. Генри Ли видит, как открывают старый японский отель «Панама», который стоял заколоченным почти сорок лет. И это событие возвращает Генри в прошлое, в детство, в сороковые годы. Мир юного Генри — это сгусток тревог. Отец поглощен войной с Японией, и ничто его больше не интересует; в своей престижной школе Генри — изгой, поскольку он там единственный китаец, а на улицах его подстерегает белая шпана. Но однажды Генри встречает Кейко, юную японку, которая смотрит на мир куда более оптимистично, хотя у нее-то проблем не в пример больше, ведь идет война с Японией. Так начинается романтичная и непредсказуемая история, которая продлится всю войну… Удивительный по душевной тонкости и доброй интонации роман Джейми Форда мгновенно стал бестселлером, повторив судьбу «Бегущего за ветром» Халеда Хоссейни. Миллионные тиражи, издания почти на трех десятках языков, читательские дискуссии на книжных порталах — такова судьба этого дебютного романа, ставшего настоящим событием последних лет.

---

— Тебя здесь будет не хватать, Генри. — Шелдон разгрыз жареный арахис, швырнул скорлупу под ноги и протянул пакетик Генри.

Генри ссыпал в горсть орехи.

— Но я же вернусь. Мой дом здесь, а не где-то еще. В Китай я еду научиться всему, чему смогу, познакомиться с родственниками, но настоящая моя жизнь не там. И все равно не верится, что еще неделя — и я уплываю в Китай, в деревню, которую и представить-то не могу, к людям, имена которых я даже выговорить не умею.

— Ирония судьбы, а? — Шелдон сплюнул арахисовую скорлупу.

— И главное, не верится, что я столько времени ждал Кейко, а теперь меня будет ждать Этель. Странно, да? Она обещала ждать, и, думаю, дождется. Мама с отцом просто помешались на ней. А отец так и вовсе счастлив, что я еду, хоть мне это не по душе. Но наш договор он выполнил. Я обещал поехать в обмен на услугу, и он слово сдержал. Ему хочется поговорить со мной, но я не знаю…

— Не можешь с родным отцом поговорить?

— Мы не разговаривали два года, почти три. Точнее, он со мной не разговаривал, будто меня и нет. А теперь гордится мной, жаждет восстановить отношения, а я не знаю… Этель болтает с ним за двоих, и он, кажется, доволен.

Шелдон покачал головой, обсосал соленую скорлупку, сплюнул.

— Кстати, глянь…

Генри поднял голову: лавируя среди машин, улицу перебегала Этель.

Они встречались с того дня, когда Генри ждал Кейко у отеля «Панама». Этель тогда угостила его обедом, а он на другой день ее — ужином. Они учились в разных школах, но виделись при всяком удобном случае. Субботу неизменно проводили вместе: гуляли вдоль набережной или ехали на шестом автобусе до Вудленд-парка и там катались на лодке или гонялись друг за другом по зоосаду. В первый раз они поцеловались на смотровой площадке небоскреба Смит-Тауэр — над городом садилось солнце, освещая гавань, а вдалеке темнели горы. Генри сохранил в бумажнике замусоленный билет за пятьдесят центов — в память о том вечере.

Но в «Черный лось» он Этель не водил. Даже ни разу не упомянул об этом прокуренном заведении, где царствовал Оскар Холден, а Шелдон подыгрывал. Воспоминания эти Генри хранил при себе. Шелдон с расспросами не лез. Он не нуждался в объяснениях.

Генри встал, и вот Этель уже обнимает его, тормошит, смеется.

— Эй… эй, в чем дело? Я пропустил что-то важное?.. Что случилось? — Генри не понимал, что это стряслось с обычно сдержанной Этель.

— Слушайте!.. — воскликнула она и сжала руку Генри. — Слушайте! Слушайте! Слышите? — Она схватила за руку и Шелдона.

Генри огляделся и замер. Все машины на Саут-Кинг вдруг остановились, некоторые прямо посреди перекрестка с Седьмой авеню. Из магазинов и контор хлынули люди.

Почти разом со всех сторон зазвонили колокола, машины истошно засигналили. Басовито загудели пригородные паромы у причалов. И все перекрывал торжествующий крик — он нарастал волной, катился по китайскому кварталу, по Международному району, по всему Сиэтлу.

От прохожего к прохожему, от дома к дому, от квартала к кварталу летела весть: Япония капитулировала. Несколько минут — и город словно обезумел. Люди вспрыгивали на капоты машин и отплясывали. Солидные мужчины орали как мальчишки. Женщины, даже сдержанные китаянки, в открытую рыдали.

Шелдон достал саксофон, вставил трость в мундштук и двинулся по Саут-Кинг, внося свои вклад в звуковое безумие.

Этель повисла у Генри на шее. Он заглянул ей в глаза и поцеловал ее. Все кругом целовались, совершенно незнакомые люди обнимались и плакали. Неизвестно откуда уже появились бутылки с вином.

Генри давно понимал, что конец войны неизбежен. Все знали это. Генри пробовал представить, что он испытает, когда это случится. Радость? Облегчение? И чем будет жить теперь отец, раз война с Японией закончилась? Наверняка продолжит мысленную войну. Ведь есть еще Гоминьдан, националисты против коммунистов. Китай продолжит воевать, а вместе с ним и отец.

Даже спустя несколько лет учебы в Рейнире каждое утро, когда он шел в школу, китайская мелюзга вопила ему вслед: «Белый дьявол!» — но только сейчас Генри ощутил себя американцем. Ничем не разбавленная радость охватила его, наполнив покоем. Счастливый конец и начало новой жизни. И когда Этель высвободилась из его объятий — губы ее были мягки, влажны от поцелуя, — Генри произнес слова, заготовленные как будто именно для этого дня. Если у него и оставались сомнения, то их заглушил колокольный звон и крики.

— Этель… — сказал он.

Она поправила волосы, одернула платье.

— Этель, выходи за меня замуж.

И тут же в голове будто сработал сигнал тревоги: такими словами не бросаются, дороги назад не будет. Нет, Генри не сожалел о них, он просто не ожидал от себя подобного. Они, конечно, еще очень молоды, но не моложе многих японских невест, что приезжали сюда. Вдобавок через неделю он уплывает в Китай, на два года, если не больше, но Этель обещала ждать. Теперь ей будет ради чего ждать.

— Генри, никак ты только что сделал мне предложение?

Из клубов на Саут-Джексон уже высыпали джазовые музыканты и с ходу затеяли концерт.

— Да, я спрашиваю, ты выйдешь за меня замуж?

Этель молчала.

— Так да или нет? — Генри вдруг ощутил себя раздетым, беззащитным.

Этель не отвечала. Она вдруг развернулась, вспрыгнула на капот полицейской машины и выкрикнула, перекрывая шум: «Я выхожу замуж!» Толпа одобрительно взревела, брызнуло откуда-то возникшее шампанское.

Полицейский помог ей спрыгнуть, и Этель, глядя на Генри, кивнула.

— Да. Да, буду ждать… И да, я выйду за тебя. Так что поторопись, чтобы я не умерла от ожидания.

И ровно в эту минуту мысли Генри будто остановились. Всеобщая суета чуть поутихла, и Генри заметил в толпе японцев. Они изо всех сил старались держаться в тени. Те, кто имел несчастье оказаться той же крови, что и побежденные, родиться не в том районе. В последние месяцы в город вернулась часть японских семей — несколько десятков. Но из их имущества мало что уцелело, начинать новую жизнь было не с чего. «Служба американских друзей» помогала японцам найти жилье, но лишь немногие смогли остаться. И Генри увидел то, чего больше всего ждал и чего больше всего страшился. С другой стороны улицы прямо на него смотрели знакомые карие глаза. Что в них было? Непонятно. Радость и грусть? Или он приписывал ей собственные чувства? Она стояла совершенно неподвижно. Она выросла, летний ветерок играл с длинными волосами.

Генри моргнул — она исчезла, растворилась в ликующей толпе.

Нет, это не Кейко. Она бы написала.

Шагая домой по усыпанному бумажками и серпантином тротуару, Генри гадал, как примет новость отец. Мама, наверное, приготовит праздничный ужин — по нынешним временам, когда все по карточкам, событие. А отец…

Генри все никак не мог отделаться от мыслей о Кейко, от бесконечных «если». Если бы он сказал ей другие слова, если бы попросил ее остаться…

Но разве мог он отбросить любовь и искренность Этель, шагавшей рядом?

Повернув за угол, Генри вскинул голову и посмотрел на свои окна в доме на Кантонском бульваре — на будущей неделе он покинет этот дом. Представляя, как будет держаться мама во время прощания, Генри вдруг услышал ее голос. Крик. Не ликующий, как крики людей на улице, а совсем иной.

— Генри! Твой отец… — Она неистово махала рукой в распахнутое окно.

Генри рванулся к дому.

Бегом, вверх по лестнице. Этель старалась не отстать. Она сразу все поняла. Как-никак провела с его отцом больше времени, чем кто бы то ни было, не считая матери.

Генри ворвался в квартиру и увидел доктора Люка. Сокрушенный, подавленный, тот закрывал свой черный чемоданчик.

— Мне очень жаль, Генри.

— Что случилось?

Генри кинулся в родительскую комнату. Отец лежал на кровати. Лицо белое. Ноги неестественно вывернуты. Из груди с хрипом вырывается дыхание. Тишину нарушал лишь этот хрип и плач матери. Генри обнял мать, она прижалась к нему.

— Ему недолго осталось, Генри, — сказал доктор. — Он хотел увидеть тебя в последний раз. Хотел тебя дождаться.

В дверях комнаты возникла запыхавшаяся Этель, лицо ее было встревожено. Она посмотрела на будущего тестя и закусила губу. Затем шагнула к матери Генри и ласково погладила по спине. Лицо у той было отрешенное, взгляд застыл.

Генри сел рядом с бледной тенью своего некогда властного отца.

— Я здесь, — сказал он по-китайски. — Можешь идти, предки ждут… ты меня дождался. Япония капитулировала, и на будущей неделе я еду в Китай. А еще я женюсь на Этель. — Если эти слова и удивили кого-то, сейчас было не время удивляться.

Отец открыл глаза.

— Во вэй ни цзо, — прохрипел он задыхаясь.

Я сделал это для тебя.

Генри понял. Отец говорил не о поездке в Китай и не о будущей женитьбе. Как человек суеверный, он хотел умереть с чистой совестью, чтобы не мучиться в загробном мире. Отец признавал вину, каялся в грехе.